Визитная карточка хищницы - Наталья Борохова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но что же я могла сделать? – сокрушалась Елизавета. – Ведь все задавали подобные вопросы и получали нужные ответы. Не понимаю…
– Она не понимает! Я не ослышался сегодня? Не ты ли заявляла ходатайство о признании своего подзащитного полным дураком?
– Ходатайство было об экспертизе… – уточнила Елизавета.
– Все равно… Если ты знаешь, что твой Зверев ненормален, зачем ты берешься задавать ему вопросы? Разве ты можешь предугадать его ответ?
– Нет, наверно, – всхлипнула девушка.
– Вот то-то же! Никогда не задавай вопроса, не будучи уверенной в ответе.
– Что же мне теперь, молчать весь процесс?
– Иногда лучше жевать, чем говорить! Припоминаешь? «Овладев искусством задавать вопросы, непременно обратитесь к изучению искусства их не задавать!» Это слова английского адвоката старины Гарриса. Он говорил об этом еще во второй половине девятнадцатого века. Это что-то да значит! В общем, так, Елизавета, сиди и помалкивай. А решив что-то спросить, сотню раз подумай! Поняла?
– Да, – нехотя ответила Елизавета, вытаскивая из сумочки платок.
– «Не навреди!» Эта заповедь Гиппократа годится не только для врачей. И некоторым адвокатам полезна будет!
Удушливая волна стыда обдала Елизавету с головы до пят. Не очень благоприятно начинался для нее процесс, который она так ждала!
– Неудачный день? – нагнал Елизавету у выхода незнакомый паренек.
– С чего вы решили? – сердито ответила девушка, плотнее кутаясь в шарф.
– Я видел, что вы плакали.
– Не ваше дело, – огрызнулась Дубровская.
– Извините, я не хотел совать нос не в свои дела. – Молодой мужчина выглядел смущенным.
– Это вы меня простите, – спохватилась Елизавета. – Просто бывают дни, когда все складывается отвратительно.
– Мне это знакомо, – обезоруживающе улыбнулся паренек. – Позвольте представиться – Антон Козырев. Ваш коллега, представитель интересов некоего Петрухина.
– Что-то не припомню такого… – рассеянно проговорила Елизавета. – Извините, я не про вас. Я не могу вспомнить вашего подзащитного, хотя материалы дела читала внимательно.
– И неудивительно. – Молодой человек рассмеялся. – Петрухин – сошка мелкая, обыкновенная «шестерка». Я удивлюсь, если ваш Зверев о нем что-нибудь знает.
– Мой подзащитный и маму родную не вспомнит. – К Елизавете вернулось прежнее минорное настроение.
– Давайте-ка я вас подвезу. Поглядите, какая метель. Вы наверняка без машины.
– Моя машина в ремонте. Я вам очень благодарна, но у меня срочные дела. Так что как-нибудь в следующий раз. – Елизавете не хотелось загружать своими проблемами нового знакомого.
– Ловлю на слове. – Антон весело подмигнул. – До завтра. Не вешайте носа! И помните: у всех бывают плохие дни.
Елизавета потащилась домой пешком, преодолевая сугробы, выросшие с удивительной быстротой за этот длинный, до крайности утомительный день. Снег по-прежнему хлестал в лицо. На душе у нее было так же мглисто и неуютно, как и в окружающем ее безмолвном снежном царстве.
К тому времени, когда Елизавета добралась до дома, она успела изрядно продрогнуть. Изящные, из тонкой кожи сапожки не спасали от уральского мороза, а в просторные рукава коротенькой шубки со свистом залетал проныра-ветер и, погуляв внутри, отправлялся дальше. Модная зимняя одежда девушки, вполне приемлемая для поездок в автомобиле, не годилась для пеших прогулок.
Стряхнув с норкового беретика целый сугроб снега, Елизавета с наслаждением почувствовала тепло дома. Поднимаясь по широкой лестнице, она услышала чьи-то голоса, смех. Сверху потянуло табачным дымом.
«Опять шпана», – подумала Елизавета и только собиралась вставить ключ в замочную скважину, как услышала знакомый голос:
– Тебе ведь уже было сказано, Дюша, я на деньги не играю.
«Денис?!» – изумилась Лиза. Она затаила дыхание.
– Нет, Дуб, как ты был папенькиным сынком, таким и остался. Очнись, братан! Отца больше нет. Взрослеть тебе пора! – читал нотацию развязный голос.
– Вы, ребята, не подумайте ничего такого, – оправдывался Денис. – Просто с деньгами сейчас туговато.
– Поглядите на него! У него денег нет. А мы, по-твоему, миллионеры. Да у тебя барахла полная хата, а ты прибедняешься!
Елизавета взлетела по лестнице вверх. На верхней площадке, загроможденной различным хламом, расположилась группа подростков. «Дюша», по-человечески просто Андрюша, рослый парень пятнадцати годков от роду, заводила всей местной шпаны, притулившись к стене, потягивал баночное пиво. Подобострастно поглядывая вожаку в глаза, рядом сидели на корточках два пацана. Они затягивались дешевыми папиросами и смачно сплевывали на загаженный пол. Денис в нерешительности стоял напротив. В руках он вертел дымящуюся папиросу, изредка подносил ее ко рту и время от времени закашливался. Он стоял к Елизавете спиной и невольно вздрогнул, услышав свое имя.
– Денис! Что ты здесь делаешь?
Дюша осклабился:
– Ну вот и родственнички пожаловали! Время памперсы менять, а, Дуб?
Денис недовольно пробурчал:
– Чего пришла?
Не обращая внимания на неприветливую интонацию младшего братца, Елизавета подошла к нему, вырвала из его рук папиросу, швырнула на пол и раздавила носком своего нарядного сапога.
– Докатился! Смолишь здесь гадость всякую!
Детина продолжал ехидно улыбаться:
– О, мадам, простите! Буржуйским сынкам, конечно же, полагаются кубинские сигары. На худой конец «Кэмел». Но это уже на самый худой…
Два верных шакала с удовольствием заржали. Елизавета схватила Дениса за руку.
– Пойдем! – Она повелительно тряхнула его.
– Иди, иди, Дуб! Писать пора!
Денис вырвался:
– Сам пойду! Не тяни.
Елизавета пожала плечами:
– Хорошо. Я жду внизу.
Она спустилась к квартире. Через некоторое время ее нагнал Денис. Зайдя домой, он направился в свою комнату, хлопнув дверью так, что в книжном шкафу задрожали стекла.
– Где мама? – спросила Елизавета, кидая на стул шубку.
– У себя. Где же ей еще быть? А что случилось-то? – испуганно спросила Софья Илларионовна.
Лиза открыла дверь в родительскую спальню. В комнате царил полумрак. Тяжелые портьеры с массивными кистями были задернуты. На ночном столике отбрасывал оранжевый круг абажур. В его мягком свете мерцали старинные канделябры, рамочки семейных фотографий на комоде. Мерно отсчитывали время антикварные напольные часы. Мать лежала на разобранной кровати, бесцельно перебирая бахрому на покрывале.
– Мама!
– Что, доченька? – Она нехотя вернулась из своих дум к реальности.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как обычно. Не плохо и не хорошо, – бесцветным голосом произнесла она.
– Так больше не может продолжаться, мама!
– Что ты имеешь в виду, милая?
Елизавета подошла к окну и раздвинула портьеры. Острый луч фонаря, расчертив комнату, бросил отсвет на стену. Это придало комнате реальности. Не удовлетворившись эффектом, Лиза включила верхний свет, оба выключателя. Двенадцатирожковая люстра весело вспыхнула, озарив сумасшедшим светом мрачную комнату.
– Кончился траур. Все! – Елизавета решительно задула свечу перед портретом отца.
Мать окаменела лишь на мгновение.
– Как ты смеешь! Это ведь твой отец!
– Да, я смею! – зазвенел непривычно громкий голос, гулко отдаваясь в мертвой тишине квартиры. – Смею, потому что ты – моя мать! Потому что там мой брат! Потому что мы живы и умирать в ближайшее время не собираемся!
– Лизонька! Это жестоко, – осмелилась вмешаться няня.
– Жестоко? – Тонкая бровь Елизаветы круто изогнулась. – Жестоко наблюдать, как моя мать заживо хоронит себя! Мама, очнись. – Она внезапно смягчилась. – Жизнь идет вперед. Даже без папы!
Мать всхлипывала на плече няни. Та, оторопев от такого натиска своей воспитанницы, не знала, что и сказать.
– Мама, дорогая! Тебе надо жить дальше. И мне неприятно это говорить, но надо подумать о работе…
– О работе?! – хором воскликнули мать и нянька.
Елизавета с удовлетворением отметила, что ее предложение возмутило общее спокойствие, словно всколыхнуло неподвижную тину стоячего болота.
– Вот именно. Вы разве забыли наш недавний разговор, няня? Так я вам напоминаю. Мы скоро по миру пойдем с протянутой рукой. Ты этого хочешь, мама? Пора взять себя в руки и поглядеть правде в глаза. Папы больше нет! Нет его! И больше никогда не будет!
«Я ли это говорю? – изумилась Елизавета. – Эти слова висели надо мной как дамоклов меч. Я не смела их произнести вслух. Словно это могло что-нибудь изменить. А сейчас меня как будто что-то отпустило. Я говорю, и мне не страшно».
– Папы нет, – повторила она, пробуя на вкус горечь сказанного. – Нам не на кого надеяться. Возможно, придется распродавать имущество, чтобы продержаться на плаву. Кроме того, вот уже несколько месяцев как мы ничего не платим Софье Илларионовне. Спасибо, что она нас не бросила!
