Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма - Александр Логачев

Имелась у бега и цель. Вот она за кустами. Жох вломился в кусты, лег — «ух, отдохну». Глубоко втянул в себя воздух носом. Нет, пока газ не донесло до его владений. Может, и вообще обойдется и не придется напяливать резиновый душильник. Подтянул к себе «ручник» Дегтярева и насадил дисковый магазин.

Черт знает что творилось в лесу. Газовая атака, пулеметный обстрел, минометы, гранаты, ракетницы — кто усомнится, что ведется подготовка к пехотной атаке. Нельзя ни в коем случае усомниться. Бежать надо отсюда, товарищи финны, драпать, мать вашу так. И Жох засадил в лесную чащу первую очередь.

Лыжник Ильинский стянул резиновую маску. Ничего страшного — щекочет в глазах, першит в горле. Не происходит с ним ничего из того, о чем рассказывал инструктор Осоавиахима, стуча тупым концом карандаша по картинам, прикрепленным к коричневой школьной доске, изображающим воздействие ОВ. Ильинский закашлялся. Это тоже терпимо. Можно было, наверное, и не надевать защиту. Поторопился он. И вот… Все из-за противогаза. Из-за запотевших стекол, через которые он почти ничего не видел. Да, да он забыл протереть, сам виноват. А ведь мог, оказывается, снять намордник. Или действие рассеивающегося газа ослабло совсем недавно? Теперь все равно. Ильинский опустил голову. Три рваные черные дыры появились на белой куртке: две на груди, третья чуть ниже. Он почувствовал, как под всеми фуфайками, гимнастерками и бельем течет по телу теплая жидкость. И это не пот… Его поймали очередью, подобравшись чуть ли не вплотную.

Ильинский дотянулся до подсумка с гранатами, подтащил к себе и перевернулся на спину. Положил подсумок на живот, стянул правую перчатку и отбросил в сторону. Запустил в подсумок руку, нащупал «лимонку». Достал, выдернул чеку. Прижимая спусковой рычаг, вернул руку с гранатой в брезентовое вместилище. Дождется он или нет? Или раньше ладонь сама разожмется. «Не о том надо думать, Ильинский. Вспомни лучше, как выиграл первенство города на «пятнашке». Ведь обошел самого Гуревича».

Голоса? Значит, их несколько. Великолепно. «А ведь умирать не страшно, — попытался он убедить самого себя. — Я думал, будет совсем невмоготу». Рядом затрещало. Две очереди вспарывали тело красноармейца.

Умирающему, разжавшему пальцы на гранате Ильинскому стало смешно. Ну зачем же так стараться, он и сам… Вместе с вами полетим или покатимся… Продержаться бы еще чуть… Давай же, давай, хочу услышать. Взрывайся же ты! Наконец все поглотил оглушительный разрыв…

…Леву определили находиться диаметрально противоположно лагерю финнов, вдали от деревни и прилегающей к ней вплотную местности, у дороги, связывающей поселение с внешним миром. Врученное ему оружие на поверку оказалось даже мощнее, чем прикидывали, сопоставляя с ему подобными нашим.

Старшина, объясняя, как пользоваться, употреблял специальные слова как «мортирка», «чашечка», «шейка». Что есть «чашечка» и «шейка» сержант госбезопасности Коган не усвоил. Лева даже позабыл, относится ли слово «мортирка» ко всему тому приспособлению, что он надел на дульную часть ствола немецкого карабина и укрепил его, завернув зажим, или только к утолщению, в которое вставляется граната. Главное, он понимает, как работает фашистский гранатомет. Что ж тут не понять. Вставляешь гранату в нарезной ствол насадки. Заряжаешь карабин холостым патроном. И палишь.

Первый выстрел Леву ошарашил. Граната улетела метров на двести. Лева следил за ее полетом из-за деревьев, обрамляющих дорогу. Наблюдал, как она взвилась над верхушками и ухнула в неизвестном, невидимом ему месте, подняв снежный столб.

Финский автомат «Суоми»

Самое смешное, что об этом гранатомете Лева ничего не читал. Это он-то, в чью обязанность входило знакомиться с открытыми и закрытыми иностранными источниками, и в первую очередь с источниками германскими. В первую, потому что Германия, а, значит, и армия вермахта интересовали советских чекистов прежде всего. И что из этого следует? Что его нет на вооружении немецкой армии. Нет, карабин-то есть. А вот упоминания о насадке, позволяющей метать 30-милиметровые гранаты, что-то не припомнит. Получается, раньше гранатомет появился в Финляндии? Немцы испытывают его таким образом? И по результатам испытаний думают решить, принимать его на вооружение вермахта или нет?[29]

Лева не вовремя задумался о делах безопасности, которые в лесу большого значения не имели. Задумался, стоя без дела там, откуда стрелял. А командир говорил, сделал выстрел — сразу перемещайся.

Лева вскинул карабин на плечо, взял палки. Болели плечи и спина. Так как они вкалывали вечер и ночь, не вкалывают и грузчики в порту. Как еще хватает сил? Сам от себя не ожидал. Обидно, правда, что всю эту неимоверную тяжесть они волокли всего лишь для нескольких минут беспорядочного и неприцельного обстрела леса. Как сказал командир, стрелять быстро, боеприпасов не жалея, охватить взрывами как можно большую территорию. Кстати, пора еще раз пальнуть из дальнобойного карабина. Лева снял его с плеча.

Почему-то подумалось, что хорошо здесь должно быть летом. Белых грибов, наверное, много, брусники. А потом подумалось о другом. Найденные ими в лесу запасы, почти несомненно, довоенные. Значит, гитлеровцы готовились к несвоей войне. И если фашисты надумали испытывать гранатомет чужими руками в полевых условиях чужой войны, то кто может поклясться, что им не пришло в голову испытать что-то похуже! Для этих зверей, нелюдей, упырей не существует никаких моральных ограничений. Лева люто ненавидел фашистов!

А потом о дерево, возле которого, вновь задумавшись, остановился Лева, чиркнуло. Крошки древесной коры, отбитые выстрелом, полетели на снег. Сержант госбезопасности Коган нырнул под защиту дерева и опустился на снег, горкой охватывающий корень. Ая-яй, какая неудача! Лева ощутил, как по телу бегут мурашки страха. На него вышел финский снайпер. Коган поспешно заряжал гранатомет. Зарядил, выглянул за дерево, ничего не увидел и быстро убрал голову. Поди увидь, когда снайпер в масхалате, в лесах опытный, сейчас обойдет как-нибудь и…

И вдруг неожиданно для себя Лева набрал в легкие воздуха, пока еще не зараженного газом, и прокричал:

— Рашен золдатен, сдавайтесь!..

Устройство работало, и испытавший его командир остался жив. Но гранаты улетали недалеко. Метров на сорок. На столько же можно швырнуть и рукой. Правда, в чистом поле. В лесу так далеко метнуть не всегда получится. Угодишь в дерево. Но сигнальный «Вальтер» из поднятого кверху ствола, выстреливая, поднимал гранату над верхушками сосен, и она, описав дугу, ныряла в снежную чащу.

Шепелев пожалел, что ящик был всего один и в нем было всего шестнадцать штук. Расстреляв пятнадцать гранат, одну оставив, командир помчался обратно к пулемету. Лесные угодья продолжали сотрясать минометные разрывы. Мин они приволокли немало. Мины выплевываются минометом далеко и шарахают будь здоров. А «будь здоров» им сейчас важнее попаданий.

Огибая деревья, взбегая на пригорки и соскальзывая с них, капитан не вертел головой, не смотрел по сторонам. Чтобы всерьез надеяться рассмотреть через противогазные стекляшки чье-либо присутствие за деревьями и сугробами, надо надолго замирать и вглядываться, вглядываться. Лучше, положившись на газовый туман, до сих пор держащийся в лесу, и на минометно-гранатную обработку территории, занять мысли чем-нибудь другим, отвлекающим, и бежать быстрее. Капитан занял мысли рассуждением о том, что немцы, похоже, основательно взялись за разработки индивидуальных средств ближнего боя. Фактики указывают в эту сторону. У нас же упор делается на бронетехнику, авиацию, артиллерию. Вооружением же солдата же не слишком забивают умные головы. А если подумать, то перспективное направление — создание индивидуального гранатомета, стреляющего минами большой разрывной или бронебойной силы. Заградительный огонь из подобного оружия, которым вооружена пехота в окопах, способен остановить даже танковую атаку. Капитан взобрался на холм, где на лапнике лежал пулемет «Лахти» и выключил сторонние, случайные мысли[30].

Подхватив никем не украденный «ручник», покидав в вещмешок коробки магазинов, капитан заскользил по тропе старшины.

А в это время получил пулю в голову и мгновенно умер красноармеец Чекунов. Умер, не зная, нашли ли врага осколки его гранат, разыскал ли врага сплав свинца с сурьмой, которым щедро полил из его рук окрестности финский ручной пулемет. Он также не узнал, что пуля, нашедшая его, была шальная, случайная, дура. Она вышла с последней очередью из ствола пистолета-пулемета «Суоми». Ее выпустил, сползая по стволу сосны и что-то бормоча на саамском языке, приземистый лопарь. Глаза его, по которым прошелся иприт, углями выжигали глазницы под опущенными веками. В бедре и плече сидели минные осколки. Он брел на лыжах вслепую, с трудом дыша выжженными легкими. Рот выплевывал пену, и она замерзала на губах и на подбородке. Он брел, не понимая куда идет, в тщетной надежде выбраться из проклятого места. Брел, а вокруг грохотали взрывы и вжикали пули. Пуля швырнула его на ствол, и он узнал, как уходит из тела жизнь — как вода из мешка оленьей кожи. Он успел поднять оружие и выпустить последнюю очередь. Наугад, лишь для того, чтобы не забирать с собой в тот мир патроны. Одна из пуль разыскала красноармейца Чекунова.