Время надежд - Инга Берристер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Мейбл направилась к двери, ей показалось, что Ричард собирается задержать ее, однако, когда она остановилась и вопросительно взглянула на него, он не шелохнулся, а только сказал:
– Знаете, вам не обязательно ради меня утруждаться.
– Вы правы, – отрывисто согласилась Мейбл. – Я и не собираюсь.
Она злилась на Ричарда и неосознанно пыталась его наказать. Он каким-то образом заставил ее разговориться, и она рассказала совершенно постороннему человеку то, о чем никому никогда не рассказывала. Однако Мейбл пришлось признать, что по справедливости наказывать следовало не его, а ее саму – за глупость. Ричард не виноват, что ей оказалось неожиданно легко говорить с ним и признаваться в самом сокровенном.
Какой стыд! Зачем я сказала, что вела монашеский образ жизни с того самого дня, когда была зачата Одри? Вероятно, Ричард заключит, что я лишена какой бы то ни было сексуальности, и станет меня жалеть. Он, наверное, уже радуется, что вовремя узнал правду. Теперь-то он точно сдержит свое обещание.
Мейбл подумала, что того и гляди расплачется.
6
– Ого, ну вы и нагрузились! – Дженни Раис с любопытством уставилась на забитую до отказа тележку, которую Мейбл катила к кассе супермаркета.
Мейбл стиснула зубы и растянула губы в фальшивой улыбке. Вот уж кого она меньше всего хотела бы сегодня встретить! Дженни Раис, худощавая угловатая женщина сорока с лишним лет, железной рукой правившая своей семьей и мужем, была уверена, что достигла совершенства во всех областях, и не скрывала пренебрежения к тем, кто не соответствовал ее взыскательным требованиям. Но самое главное – Дженни была ходячим собранием всех местных сплетен.
Мейбл всегда чувствовала, что Дженни относится к ней с подозрением. Видимо, сыграло свою роль то, что Мейбл не замужем, да и выглядела она слишком молодо, чтобы иметь взрослую дочь.
– Ждете гостей? – с фальшивым дружелюбием поинтересовалась сплетница. Бегающий взгляд с любопытством изучал содержимое тележки Мейбл.
– Не совсем, – холодно ответила Мейбл.
– А, значит, заранее покупаете продукты к Рождеству? – не унималась Дженни. – Судя по запасам, Одри, конечно, приедет домой на праздники?
Не удостоив Дженни ответом, Мейбл решительно толкнула вперед тележку. Нелепо, конечно, что она чувствует себя виноватой – как же, утаила правду от сплетницы! – но еще нелепее, что становилось неуютно от мысли, как разыгралось бы любопытство Дженни, узнай та подробности.
В конце концов, я же свободная женщина, мне тридцать шесть лет, и кому какое дело, если мне вздумается пригласить мужчину пожить в моем доме?
Впрочем, нетрудно представить, как преподнесла бы новость Дженни. Щедро приукрашивая действительность и немало добавляя от себя, она бы стала фальшивым голосом уверять, что не имеет в виду ничего дурного, и отношения Мейбл и ее жильца совершенно невинны, в то же время опровергая свои слова плохо завуалированными намеками и сальным подтекстом.
Мейбл уже доводилось видеть Дженни в действии, и была возможность убедиться: эта женщина – мастерица раздувать истории и создавать проблемы.
Впрочем, если даже обо мне пойдут сплетни, какая разница? Почему меня это волнует? – спрашивала себя Мейбл по дороге домой. Отца нет в живых, его уже ничто не ранит, а Одри – современная девушка, она смотрит на вещи по-другому. Слухи, что у ее матери с кем-то связь, вызовут у Одри только смех.
Что касается самой Мейбл, то ей было, конечно, небезразлично мнение друзей, но настоящие друзья слишком хорошо ее знают, чтобы прислушиваться к сплетням Дженни. Кроме того, они сами не раз уговаривали ее перестать, наконец, прятаться от жизни. Самые откровенные так и говорили: «Найди себе подходящего мужчину и пользуйся тем, чем тебя щедро одарила природа, пока еще не поздно».
Как знать, может, они были правы, а Мейбл ошибалась. Возможно, она слишком долго прожила с отцом и, сама того не замечая, переняла его принципы.
Иногда одинокие или разведенные подруги по секрету рассказывали Мейбл о своих коротких интрижках, а то и связях на одну ночь, и при этом ни одна не испытывала ни малейшего смущения или угрызений совести. Так почему же я должна стыдиться? – уговаривала себя Мейбл. Я ни перед кем не обязана отчитываться. Кроме того, для здоровой женщины мой образ жизни можно считать даже вредным. Возможно, будь я тогда постарше, и будь мой первый сексуальный опыт с Ларри более удачным, я бы не так легко уступила воле отца, подавляя собственные желания едва ли не раньше, чем они успели возникнуть.
После долгих лет неустанного подавления любых проявлений собственной сексуальности, это стало второй натурой Мейбл, вошло в плоть и кровь, вроде как привычка не горбиться и втягивать живот, и теперь она делала это автоматически, не задумываясь.
Точнее, раньше делала. Вероятно, за годы, прошедшие после смерти отца, ее самоконтроль немного ослаб, потому что она самонадеянно вообразила, будто в свои годы уже не может страдать от тоски и одиночества, как бывало лет в двадцать. А, может, просто утратила бдительность. Трудно сказать, какое из предположений верно, но результат налицо – ее реакция на Ричарда.
Когда Мейбл вернулась домой, место, где прежде стоял «бентли», пустовало. У женщины упало сердце. Неужели Ричард передумал и уехал, не предупредив ее? Может, он вернулся в Лондон?
Отпирая дверь черного хода, Мейбл все время повторяла себе, что это к лучшему. Уехать было бы самым разумным шагом с его стороны, и она ничуть не расстроится, но… Но все же, когда Мейбл открыла дверь и увидела на кухонном столе записку от Ричарда, у нее пересохло в горле и засосало под ложечкой. Она дрожащими руками взяла листок и быстро пробежала его глазами.
«Поехал в Честер выяснить, нельзя ли в тамошней библиотеке позаимствовать кое-какой материал для книги».
Мейбл подвинула стул и села. Она почувствовала легкое головокружение и странную слабость в ногах и тут же сказала себе, что это вовсе не от облегчения. Но почему, распаковывая привезенное из супермаркета и раскладывая все по местам, она все время прислушивалась, не подъезжает ли машина, не слышны ли шаги на дорожке?
Мейбл давно покончила с покупками, а Ричард все не возвращался. Она не смогла заставить себя заняться каким-нибудь делом и беспокойно мерила шагами кухню. Злясь на себя, раздраженно пробормотала вслух:
– Это никуда не годится, тебе тридцать шесть, а ведешь себя, как шестнадцатилетняя девчонка! Можно подумать, ты в него влюбилась.
Вдруг она остановилась как вкопанная и зябко поежилась.
Придет же в голову такая нелепость! Конечно, я не влюбилась, для этого я слишком стара и слишком рассудительна. Женщины моего возраста не влюбляются, как девчонки. Да и вообще мы с Ричардом едва знакомы.