У каждого свое проклятье - Светлана Демидова

После похорон совершенно спавшая с лица Марина съехала от Епифановых обратно к родителям. Ей казалось, что она потеряла в жизни все: ребенка, мужа, его родителей, которые уже стали ей родными людьми, а также свою любовь. Вернее, она ее не теряла. Любовь к Алексею с каждым днем разгоралась все сильней, но была теперь еще более преступной, чем раньше, а потому должна была быть задавлена. И Марина давила ее, как могла, до тех пор, пока к ней домой не пришел Алексей. С похорон Павла прошло около трех месяцев.

— Я люблю вашу дочь, — сразу заявил он матери Марины, когда она открыла ему дверь.

— Мариночка, тут… — Маринина мать хотела назвать имя Епифанова, но поперхнулась, увидев, с каким страшным лицом дочь, вышедшая в коридор, смотрит на Алексея.

— Уходи, — прохрипела ему Марина.

— И не подумаю, — ответил он и оттеснил в сторону будущую тещу. — Даже если мы никогда в жизни больше не увидимся, Пашку этим все равно не вернешь.

— Ну и что?! — запальчиво выкрикнула Марина.

— И то! Все равно надо продолжать жить! А без тебя мне… никак… Да и тебе без меня…

Марина хотела возразить, что самым прекрасным образом без него обходится и запросто обойдется впредь. Хотела, но сделать это ей не удалось. Алексей крепко обнял ее. Марина брыкалась, сколько могла, а потом затихла. Ее мать посчитала за лучшее тихохонько, на цыпочках, удалиться из коридора.

Марина с Алексеем расписались через полгода после смерти Павла. Когда у них родился сын Сережка, семейство Епифановых окончательно их простило. Свекровь даже предложила Марине с Алексеем вернуться к ним, но они наотрез отказались. Вскоре Алексей получил от своего предприятия двухкомнатную квартиру, а потом у супругов родилась дочка Анечка…

* * *

— Аня! Объясни мне, почему этот… Дима полез именно к тебе? — нервно спросила Марина дочь, когда это уже можно было сделать без того, чтобы девочка не зашлась диким плачем.

— Не знаю, — быстро ответила Анечка и отвела глаза.

— Разве мы тебе не внушали, что нельзя разговаривать с посторонними мужчинами?!

— Он не мужчина. Я его давно знаю. Мы всегда играли вместе, когда я к бабушке приходила.

— Играли?! Как играли?! — окончательно испугалась Марина. — Ему же двадцать лет!

— Во-первых, не двадцать, а девятнадцать, а во-вторых, это мы раньше играли, когда я маленькая была…

— Маленькая была… А сейчас ты какая?!

— Нормальная! Мне скоро уже тринадцать!

— Ах, ты уже нормальная! — не смог не встрять Алексей, который, слушая диалог дочери с женой, уже давно ерзал как на углях. — Может быть, тебе понравилось, что этот гаденыш пытался с тобой сделать?!

Девочка вздрогнула. Ее личико скривилось, но она взяла себя в руки и сказала:

— Не понравилось, потому что он… не умеет… и я испугалась…

— В каком смысле не умеет? — в два голоса спросили Алексей с Мариной.

— В таком… Оксанка говорила, что должно быть не больно, а приятно.

— Что еще за Оксанка?! — все так же в два голоса гаркнули супруги Епифановы.

— Казенкина. Из нашего класса.

Марина с ужасом посмотрела на мужа. Он шумно вздохнул и принялся допрашивать дочь дальше:

— Та-а-ак… Казенкина, значит… А откуда она, эта Казенкина, знает, как и что должно быть?

Анечка поняла, что нечаянно сдала Казенкину родителям, насупилась и замолчала.

— По-моему, я задал вопрос! — навис над дочерью Алексей. — И тебе, милая моя, лучше всего на него честно ответить! И желательно побыстрей!

Дети побаивались, когда обычно спокойный отец повышал голос. Анечка под его немигающим взглядом тут же скуксилась и заголосила:

— Не знаю я ничего про Казенкину! Ей, между прочим, уже тринадцать исполнилось! С кем хочет, с тем и целуется! А я только хотела попробовать! Я же не знала, что Димка… Я же не виновата, что он как ненормальный стал… Я вообще думала, что он меня убьет…

— В общем, так! — проревел Алексей. — Если ты еще раз захочешь попробовать что-нибудь подобное, я задушу тебя собственными руками! Ненормальный Димка милее меня покажется! Я ясно выразился?! Тебе, дочь моя, все понятно?!

— Все… папочка… — пролепетала Анечка, которая боялась даже всхлипнуть.

— Тогда марш спать!

Девочку моментально как ветром сдуло. Марина схватилась руками за виски и простонала:

— Это нам с тобой наказание, Лешка…

— За что?

— За все!

— За то, что любим друг друга, да?

— За то, что Павла сгубили…

ИРИНА, АНДРЕЙ И НИНА

Ирина с Андреем окончательно удостоверились в том, что Ниночка до конца жизни останется глухой, и некоторое время пребывали в состоянии жесточайшей депрессии. Потом жизнь как-то вошла в свою колею. К глухоте дочери супруги Капитоновы постепенно привыкли и приспособились. Сначала Ниночка посещала специальный детский сад, где все дети были такими же, как она, потом спецшколу, поэтому долгое время не ощущала своей ущербности. Ирина с Андреем приобрели друзей, дети которых имели такую же патологию. Они вместе ездили за город, отмечали праздники и дни рождения. У них был свой, довольно узкий, но пока еще очень уютный мирок. Капитоновы, сами того не замечая, постепенно отгораживались от остального мира, где живут слышащие и, соответственно, говорящие дети. Их обоих раздражали громко и резво болтающие малыши. Именно они казались им ущербными, а вовсе не тихая улыбчивая Ниночка.

Когда Нине исполнилось семнадцать, для нее все резко изменилось. Конечно, она уже давно поняла, что отличается от основной массы людей вокруг, но поначалу это не доставляло ей никаких неудобств. Мама и папа всегда были рядом и начеку, в школе с ней занимались замечательные педагоги, а друзья ничем не отличались от нее самой. Теперь пришла пора входить в мир многомиллионного мегаполиса, который жесточайшим образом отторгал не таких, как все. Это был мир слышащих и говорящих. На Нину и ее друзей, общающихся жестами, смотрели как на обезьян в зоопарке. Девушка все время натыкалась на чей-нибудь любопытный и чаще всего брезгливый взгляд. Однажды с пристрастием сравнив движения губ и выражения лиц говорящих людей с мимическими ужимками своих друзей, Нина пришла в настоящий ужас и даже оправдала зевак, провожающих их взглядами. Ее друзья, и она в их числе, настоящие обезьяны-бабуины.

Вернувшись домой после этого сравнительного анализа, девушка первым делом бросилась к зеркалу. Вот же она, Нина! Высокая и тоненькая. На ней отлично смотрятся самые узкие джинсы. У нее чудесные волнистые волосы, темные и блестящие. Их можно носить распущенными, а можно заворачивать в любые узлы — будет одинаково красиво. А лицо! Конечно, не красавица, но очень даже мила. Она взяла от родителей только самое хорошее. У нее папины, слегка удлиненные глаза и темные густые волосы, мамин хорошенький носик, а губы… А губы у нее, похоже, свои собственные, но тоже очень неплохие. Но чего стоят эти ее губы и глаза, если она все равно обезьяна… Обезьяна! Обезьяна! Не случайно все ребята с их двора каждый раз перестают общаться друг с другом и провожают ее глазами, когда она проходит мимо. Вовсе не на волосы ее смотрят и не на красивую фигуру. Они смотрят и думают: уродина, глухая тетеря… обезьяна…