Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье - Кэтрин Валенте

А перед каждым Развесельем происходит Пиршество.

Центральный бульвар Тайна, который, как мог бы сообщить им От-А-до-Л, назывался Серебро Шута, был уставлен длинными столами, ломившимися от кулинарных шедевров доброй дюжины национальных кухонь. Гоблинские фруктовые пирожные и мед нуньосов в кувшинах из горного хрусталя; дымящиеся пироги спригганов с ягодой-сердцевикой, и с персиками блаженства, и с тыквой, и с лунофруктами, которые, как только к ним потянешься, становятся то больше, то меньше; зеленые полезные гномьи супы с приворотной травой, листьями любовного мака, невольничьими луковицами, незабудками и пучками доброго сладкого базилика и шалфея. Глаштинские овсяные лепешки и кексы из сена с золотистой корочкой, дриадское дождевое жаркое с солнечным соусом, ифритские огненные халы, маридское пирожное из гальки, настоящие жареные облака, груды дункель-рыбы на гриле и особый ярлоппский кофе со страстоцветом. Шотландские огры припасли к этому случаю лучшие торфяные настойки – и, конечно, тут и там, словно капли крови, алела любимая вивернами редиска – среди зачарованных тарталеток в форме старых книг, коричневых, рваных, с масляными пятнами.

На ближайшем столе Сентябрь обнаружила прекрасный оранжевый тыквенный суп-суфле с засахаренным миндалем, замок из моркови и батата, окруженный рвом с апельсиновым соусом, а также блестящий, будто лакированный, шоколадный торт – плотный, со слезой, насквозь промочивший алую салфеточку и бледное блюдо. Сентябрь вспыхнула, потому что он напрочь затмевал мамин торт. Сверкали и переливались глазурованные розы и ленты, а по ободку блюда было очень красиво выведено от руки: РАНО ИЛИ ПОЗДНО ЗА ВСЕ ПРИХОДИТСЯ ПЛАТИТЬ. Сентябрь пробежалась пальцами по буквам. Тот ли это почерк, что был на ярлычке чайного пакетика у Герцога? Может, да, а может, и нет.

Сказать, что они хорошо поели, означало бы несправедливо замолчать то, с какой жадностью и с каким ликованием весь Тайн набросился на любимые угощения и новые лакомства, не обращая внимания на творимый беспорядок, швыряясь друг в друга корками и кожурой, поднимая тосты за все, что в голову взбредет. «За гномов!» – неслось с одного стола, «За мою любимую гоблиншу!» – с другого, «Здоровье всех теней!» – с третьего. «Только пусть держатся подальше от моего болота!» – ревел в ответ огр. И с каждого стола, с каждой чашей: «Да здравствует Хэллоуин, Королева Подземелья, Королева Пустоты, Дева Всех Святых!»

В программе были предусмотрены и проказы. Водянистая тень наяды прикоснулась кончиком подернутого рябью пальца к красной глиняной чаше, которую держала лысая девушка, вся в золотой чешуе. Фонтаном полетели голубые искры, а напиток в чаше вспенилось, причем каждый пузырек оказался украшен крошечным сапфиром. Чешуйчатая дева взвизгнула, захихикала и выпила чашу одним глотком, после чего ее лицо исчезло, а на его месте выросла огромная слоновья голова с хоботом и бивнями, но по-прежнему покрытая золотистой чешуей, а глаза загорелись гранатовым пламенем. Голова затрубила, и из хобота понеслись лепестки бархатцев, которые опускались всем на плечи, превращаясь в крохотных алых воробьев. Воробьи грянули застольную песню и все как один исчезли под звон невидимых кимвалов. Участники Развеселья взорвались аплодисментами, а тень Наяды зарделась жемчужно-серым.

– Ой, я хочу попробовать! – закричал Суббота.

– А я уже превращал ее в виверна, – похвастался теневой От-А-до-Л.

– Я так и думал, – ответил марид, глядя на него большими печальными глазами. – Тебе и раньше всегда доставалось все лучшее. Ты первым ее встретил, позволил ей ездить на тебе, а я вступил в игру слишком поздно, и с тех пор все так быстро погрузилось во мрак…

– Это был не совсем я, Суббота, – вежливо возразил Вивернарий. – Я бы ни за что не стал лезть без очереди, отталкивая тебя. Да ты и не поздно появился, а почти сразу. Не забывай о парноколесных! – Он боднул Теневого Марида огромной головой. – Встряхнись! Мы же на Развеселье! Все дозволено!

– Стойте! – закричала Сентябрь. – Прекратите говорить обо мне, как будто я игрушка, которую вам приходится делить! У меня тут дела, и я не собираюсь…

Но было поздно. Суббота, ухмыляясь так, будто знал какой-то секрет, схватил обе ее руки и поцеловал их – раз, два, три раза. Четыре поцелуя за день, подумала Сентябрь, которая так и не решила, что она думает обо всех этих поцелуях, да и не было у нее времени о них думать. Без всякого предупреждения что-то внутри ее раздулось, будто яркий сияющий шар. Она обнаружила, что легко парит над своим стулом, а красного цвета пальто и платье гоблинши исчезли. Вместо этого на Сентябрь оказалось тончайшее платье из крыльев кузнечиков и крошечных паутинок, скорлупок лесного ореха, кружевных грибов, дубовых листьев, вороньих перьев и кукурузных рылец, расшитое светлячками и каплями дождя. Ее босые ноги болтались над плюшевым сиденьем, и она почувствовала на спине два длинных атласных крыла, которыми она медленно взмахивала так же естественно, как раньше поднимала руки.

Сентябрь превратилась в фею.

Слезы выступили у нее на глазах, но одновременно с этим она рассмеялась, а все вокруг растерянно глазели на нее с раскрытыми ртами, будто бы тоже не знали, плакать им или смеяться. Когда здесь, в Подземелье, в последний раз видели фею? Однако слезы так и не потекли – вместо них по щекам покатились черные жемчужины, распадаясь на множество серебристых мотыльков, которые слегка прикасались длинными крыльями к головам веселящихся теней, оставляя в волосах цветки лакрицы. Смех Сентябрь трепетал и отражался эхом, разматываясь в шелковую ленту цвета солнца, которая забила складками, как крыльями, и, пару раз обернувшись вокруг себя и подмигнув, исчезла в вихре света.

– Как приятно, что ты принарядилась для моей вечеринки, Сентябрь, – произнес сзади приятный хриплый голос.

Оказалось, все вокруг знают, что им делать. Они приветственно вопили и улюлюкали, колотили по столам и вновь и вновь поднимали тосты. Сентябрь накренила крылья и развернулась, изо всех сил стараясь не краснеть и не выглядеть по-дурацки, хотя боялась, что последнего не избежать. Однако получилось неплохо. Она широко взмахнула крыльями и встряхнула полночного цвета волосами. Светлячки на ее платье услужливо засветились. Вокруг босых пальцев обвились колокольчики.

Хэллоуин, Королева Пустоты, смотрела прямо ей в лицо. Сентябрь в ответ тоже не сводила с нее глаз. Ни та, ни другая не шелохнулись, а участники Развеселья продолжали буйствовать.

Тень была Сентябрь. Теневая Сентябрь, все еще одетая в тень ее старого оранжевого платья и, что еще хуже, в тень ее любимого зеленого пиджака. На ноге у нее была тень одной милой туфельки с ремешком. Лицо Королевы было точно таким, как ее собственное, хотя и с оттенками лазури и лаванды и, пожалуй, чуть похитрее, чуть понастырнее. Когда Сентябрь смотрела, как ее тень уходит под воду с глаштинами, та была плоской, темной и лишенной черт, а теперь у нее появился вес, форма, размеры. Хэллоуин была личностью. Во взгляде ее читалось озорство и тайное ликование. На голове, такой знакомой, красовалась дымчатая корона из осеннего тумана, а в ней, как главный бриллиант, – осенняя луна.

Сентябрь не испытывала ни смущения, ни страха. С чего бы – это же она сама была в короне, оставленная когда-то и ставшая с тех пор не от мира сего, но все равно это она. Не то что смотреть на Маркизу во всей ее красе. Сентябрь чувствовала, что вполне может поговорить с тенью, и немножечко сердилась на себя. Почему она раньше так боялась? Это же ее собственное лицо в зеркале! Это же она сама год назад, все еще в одной туфельке! Нет, она не боится. Но и не уверена в себе. Зачем только Суббота превратил ее в фею! Она чувствовала себя посмешищем. Другой Суббота ни за что бы так не поступил, по крайней мере без ее разрешения.

– Привет, тень, – сказала Сентябрь и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла неуверенной, едва заметной.

– Привет, девочка, – ответила Хэллоуин и улыбнулась в ответ точно так же.

Ничего не оставалось, кроме как попробовать. Сентябрь протянула руку, покрытую бледно светящимися татуировками, как у всех фей.

– Пойдем со мной. Разве ты не хочешь домой?

Королева Пустоты рассмеялась. Она смеялась так долго, пронзительно и громко, что смех ее эхом отразился от башен Тайна и вернулся удвоенным и утроенным. Все тени враз притихли, а слоновья голова чешуйчатой девушки снова уменьшилась. Пока Хэллоуин смеялась, тарелки сами собой наполнились, даже те, в которых не оставалось ни крошки.

– С чего бы вдруг мне хотеть домой? – огрызнулась тень Сентябрь ее собственным голосом. – Ты не замечала, что дома ужасная скука и никогда ничего не происходит? Так что не надо, Сентябрь! Ты целый год только и делала, что ждала, когда сможешь вернуться в Волшебную Страну, скажешь, нет? Сидела, чахла, читала про кентавров и все поглядывала в окно, нет ли там нашего Зеленого друга. – Хэллоуин раскинула свои теневые руки. – Ну давай, расскажи мне, как ты проводила свои дни, упиваясь красотами Небраски, наслаждаясь ее простыми радостями, и как у тебя было не меньше приключений, чем здесь; и как ты радовалась, что ты там, а не здесь, где настоящая магия и каждый знает твое имя! Посмотри мне в глаза и скажи, что это правда, я тут же вернусь с тобой обратно. Потащусь, как собачонка!