Рассказы - Алиса Поникаровская

Я не помню момента, когда во мне проснулось желание, он ускользнул от меня, как теряется утром нерассказанный сон, просто однажды я вдруг осознал, что мне безумно хочется прикоснуться к ней, почувствовать всеми восемью лапками тепло или прохладу ее кожи, пробежаться по руке от серебра колец на пальцах до плеча, спрятаться в длинных волосах, заблудиться в них, утонуть... Я понял, что это желание жило во мне всегда, с тех самых пор, когда я увидел ее в первый раз, сидящую в кресле, поджав под себя ноги. Я долго боролся с собой, не имея ни малейшего представления, как она отреагирует на мое появление вообще, но я был куда красивее того существа, что находилось рядом с ней, говорило с ней, ложилось с ней спать, сидело за столом... Я любил, когда она оставалась одна, смотрела в голубой светящийся экран того, кого они называли телевизором, или лежала в кровати с книжкой в руках; но больше всего я любил, когда она сидела в кресле, особенно в сумерках, забыв включить этот страшный желтый глаз под потолком. И однажды вечером, именно в такие сумерки, я решился.

Я выполз на середину комнаты и застыл, пристально глядя на нее. Она смотрела куда-то за окно, где ветер трепал еще голые ветки деревьев, составляя из них причудливые рисунки коричневых полос на сером фоне неба. Черный страшный зверь спал на ее коленях, и она машинально трогала его рукой, то поглаживая, то теребя. Я ждал долго, надеясь, что она заметит меня, и отчаянно этого боясь. Она встала, протянула руку, и под потолком зажегся яркий желтый глаз, она сделала два шага по направлению ко мне и отшатнулась, заметив меня. Я увидел на ее лице отвращение и страх, я почувствовал, как я ей противен, она испугалась меня, но не хотела уничтожить, и даже за это я был ей благодарен, но все во мне кричало от боли, и я моментально убрался в свою нору, пообещав себе, что никогда больше, никогда, никогда... Как я пережил эту ночь, я плохо помню, помню сплошную боль, которая теперь стала мной, или я стал ей, хотя, какая разница, помню, как я вспоминал снова и снова ее испуганное лицо, ее дрожащие губы, я шатался по таким знакомым переходам норы и все время натыкался на стены, которые оказывались в самом неподходящем месте, видимо потому, что я был просто не в состоянии их заметить и вовремя свернуть. Утро не принесло облегчения, когда я увидел тонкий ровный луч, падающий из щели в потолке, мне стало еще хуже, потому что вновь захотелось увидеть ее, сидящую в кресле, поджав под себя ноги, коснуться ее кожи всеми лапками, осторожно пробежать по руке и спрятаться в волосах, заблудиться в них, утонуть...

И когда мое отчаянье достигло предела, я решил, пусть, я выйду из норы, выползу на середину этого огромного пространства, которое они называли комнатой, и буду смотреть на нее и ждать этого черного страшного зверя, ждать смерти, как избавления от того, с чем я не смог справиться сам...

Я выбрался из норы и увидел, что она еще спит. Длинные волосы разметались по подушке, рука покоилась на одеяле, и белизна пододеяльника оттеняла ее нежную розоватую кожу, я забыл обо всем на свете, я забрался по ножке кровати, мечтая раз, только лишь раз, коснуться ее, ощутить ее тепло или прохладу, пробежаться по руке всеми лапками, осторожно и трепетно, и спрятаться в длинных волосах, заблудиться в них, утонуть... Я пополз по пододеяльнику, отчаянно желая, чтобы она не проснулась и не испугалась меня снова, я был очень осторожен, я едва передвигал лапками. Когда я коснулся ее руки, меня затрясло, я несколько мгновений стоял на месте, рука была теплая и нежная, я не могу описать этого ни словами, ни мыслями, я никогда не чувствовал ничего подобного, это было слишком великолепно для того, чтобы быть правдой, я перестал что-либо соображать вообще, я видел и ощущал каждым кусочком тела только эту руку, теплую и нежную, и я пополз по ней вверх, туда, где на подушке, разметавшись, спали ее волосы, чтобы спрятаться в них, заблудиться, утонуть...

Она проснулась поздно, потому что поздно легла. Когда пришел муж, она еще спала, и он разбудил ее поцелуем, протянув:

- Ах ты, соня!

Она улыбнулась, потянулась и села в кровати.

- С добрым утром, - поднялась, накинула тонкий халатик, попросила. - Поставь чайник, - и принялась застилась постель.

Он услышал ее крик из кухни и тут же примчался, крича на бегу:

- Что случилось?!

Она, едва сдерживая отвращение и прижимая руки к горлу, словно ей неожиданно стало холодно, молча показала на простыню, на которой, в том месте, где она лежала несколько минут назад, уже не корчилось застывшее тельце с оторванными лапками черного домашнего паука.

СКАЗКА О ЛЕТЕ

За окном бесился ветер, пытаясь разорвать тонкие натянутые струны проводов. В буйном танце носились снежинки, и каждая из них жила только для себя, не зная других, да и не пытаясь их узнать. В телефоне-автомате сам по себе крутился диск, набирая под вой ветра несуществующий номер. Было холодно и неуютно.

- Расскажи мне сказку о лете, - попросила Рита маленькую замерзшую птичку, камнем рухнувшую на засыпанную зимой землю, и ласково посмотрела на черный безжизненный глаз, торчащий в комке слипшихся перьев.

"Слушай, - услышала она тихий голос где-то внутри себя. - Когда-то давно было тепло и тихо. Солнце никогда не обходило стороной землю. Цвели деревья, и на одном из них я вила свое гнездо. Беспечно щебетала, таская ветки и листья, и не знала, что не повторится больше никогда этот гимн молодости и весне, любви и счастью..."

Рита терпеливо дождалась, когда затихнут последние отзвуки голоса внутри нее, и вздохнула:

- Это не то. Ты не умеешь рассказывать сказки.

И отшвырнула холодное тельце подальше в холод и вой ветра. С грустным удовлетворением увидела, как разбивается со стеклянным звоном маленький замерзший трупик, и каждая снежинка, как кровожадный ворон, питающийся падалью, уносит с собой прозрачный кусочек перьев. И ветер, беснуясь, разбрасывает снежинки в разные стороны, чтобы никогда не собралась вместе замерзшая маленькая жизнь...

- Расскажи мне сказку о лете, - попросила Рита качающегося в затянутой петле облезлого кота. И с любопытством заглянула в провалы выткнутых глаз, в торчащий разорванный рот.

"Слушай, - услышала она тихий голос где-то внутри себя. - Когда-то давно было тепло и тихо. Солнце никогда не обходило стороной землю. Я жил бродячей жизнью и на помойке мне всегда хватало еды. Под каждым кустом была готова постель, а крепкие зеленые ветви цветущих деревьев служили надежной защитой от собак и мальчишек. Целые ночи проводил я в разгуле и пенье, наверно, ты не раз слышала воинственный вопль под своим окном. Была свобода, но я не знал тогда, что так скоро уйдет тепло. А вместе с ним и моя молодость..."

Рита устало вздохнула:

- Это не то. Ты не умеешь рассказывать сказки.

И ласково погладив колючую проволоку на шее у кота, изо всех сил толкнула холодное черное тело. И смотрела, как раскачивается из стороны в сторону черный заледеневший маятник, издавая стучащие звуки, натыкаясь на стену неба, теряя последние остатки шерсти, безжалостно выдираемые ветром. И стаю одиночных снежинок, играющих в прятки и катающихся с горки сведенного судорогой разодранного языка...

- Расскажи мне сказку о лете, - попросила Рита раздавленную собаку, лежащую на дороге в ворохе своих внутренностей.

"Слушай, - услышала она тихий голос где-то внутри себя. - Когда-то давно было тепло и тихо. Солнце никогда не обходило стороной землю. Я бежала рядом с хозяином и радовалась несущимся со всех сторон запахам. Тыкалась носом во все встречные предметы и узнавала новых друзей. Потом, лежа на коврике, и уткнувшись носом в тапки хозяина, вдыхала его запах. Я не знала тогда, что скоро уйдет тепло, а вместе с ним и мой хозяин..."

Рита сжала руками виски и почти закричала:

- Это не то! Ты не умеешь рассказывать сказки!

И без всякой жалости превратила проезжающую машину в каток, заставив ее вертеться на месте, вдавливая в лед и грязь распростертое тело, глядя на брызнувший из черепа студень мозга, растекшийся по дороге, которая стала серой и дрожаще-жидкой...

- Расскажи мне сказку о лете, - попросила Рита одинокого человека, бредущего наугад против ветра и колючих снежинок. Человек поднял на нее воспаленные глаза и засмеялся. Он смеялся долго, захлебываясь и вытирая слезы, текущие из глаз, хрюкая и покашливая. Рите стало страшно. Она попятилась, но человек высморкался, немного успокоившись, оглянулся по сторонам и притянул ее к себе. И зашептал, глядя прямо в глаза расширившимися, безумными зрачками, громким кричащим шепотом:

- Никогда никого не проси об этом! Я открою тебе величайший секрет!

Он еще раз оглянулся по сторонам, до боли сжал ее плечи, до синевы, до судороги в пальцах, коснулся ее глаз своим безумием, и произнес, четко отделяя слова:

- Лета никогда не было! Ты поняла меня, девочка?