Никогда не говори: не могу - Сергей Донской

Его первым личным оружием была пижонская «беретта» 959 ВS двадцать пятого или, говоря по-русски, примерно шестимиллиметрового калибра. Носил ее Бондарь в не менее пижонской замшевой кобуре, подвешенной ровно на восемь сантиметров ниже левой подмышки. Это была дань моде на все западное, затронувшей в девяностых годах даже такую консервативную организацию, как Федеральная служба безопасности России. Чекисты тогда много общались со своими коллегами из ЦРУ, забыв на время о естественном антагонизме, разъединяющем обе спецслужбы. В ходе обмена опытом американские умники сумели убедить руководство ФСБ, что благодаря своим малым размерам «беретта» является идеальным оружием для скрытого ношения оперативными работниками. Этой сказочке поверили, и вскоре Бондарь расписался в получении итальянского пистолета, закупленного в арсенале ЦРУ.

Разумеется, американцы просто надули русских, как делали это всегда, при любой возможности. Очень скоро опера ФСБ выяснили, что вооружены они какими-то дамскими пистолетиками, способными произвести удачный прицельный выстрел лишь с десяти метров. Эти «плевачки», как окрестили их офицеры, не годились ни для нападения, ни для самообороны. Пуля вылетала из ствола со скоростью, немногим превышающую 200 метров в секунду. Этого было мало для того, чтобы остановить серьезного противника попаданием в плечо или в конечности. Требовалось непременно поразить его жизненно важные органы, а дальность прицельной стрельбы была мизерной. Да и вообще калибр 6,35 мм был признан российскими специалистами настолько неэффективным, что пользоваться этой моделью «беретты» не рекомендовали даже в целях самообороны.

В конечном итоге оперативников ФСБ перевооружили, и тут Бондарю повезло. Показав лучшие результаты стрельбы среди сотрудников управления, он был награжден «вальтером», причем не просто пистолетом устаревшей серии «ППК», а новинкой «Р-99». Удобный, легкий, надежный, не перенасыщенный дизайнерскими элементами, «вальтер» стал предметом зависти офицеров оперативного отдела.

В съемном коробчатом магазине из листовой стали вмещалось шестнадцать мощных девятимиллиметровых патронов, тогда как толщина рукоятки составляла менее трех сантиметров. Стандартные пистолеты таких габаритов были куда менее емкими, поскольку их оснащали однорядными, а не двухрядными обоймами. Да и весили они значительно больше «вальтера» Р-99, тянувшего без патронов всего 700 граммов. Носить его при себе целый день было совершенно необременительно. Более того, Бондарь настолько привык к наличию пистолета, что порой ему приходилось проверять: вооружен ли он или забыл «вальтер» в сейфе.

Сегодня вечером такой вопрос перед ним не вставал. Пистолет не просто находился у него в руках, а, казалось, нетерпеливо ждал, когда хозяин воспользуется им по прямому назначению.

Бондарь погладил вороненый, идеально отполированный корпус. Внутри таилась смерть, шестнадцать смертей в аккуратных латунных гильзах. Одна из них прямо-таки просилась наружу. Выпустить ее? Все произойдет быстро. Нажатие на спусковой крючок, грохот выстрела, автоматическая перезарядка в момент отдачи ствола. Но хватит одной-единственной пули. Рука Бондаря разожмется, уже ненужный ему пистолет упадет на пол, обойма выскочит из рукоятки, неподвижно застынет рядом с дымящейся гильзой. А потом к ним присоединится тело человека, вышибившего себе мозги. И сами мозги. И много-много крови, которую будет не так-то легко смыть с половиц.

Не самый приятный сюрприз для Наташиных родителей, которым и без того сейчас не сладко. Что скажут они о своем зяте? Ничего хорошего. От коллег и знакомых тоже не следует ждать сочувствия. «Дезертировал на тот свет, – скажут. – К ангелам под крылышко. Ну и хрен с ним. Без него обойдемся».

Вот и вся эпитафия.

– Повременим? – спросил Бондарь.

«Вальтер», только что отражавший свет лампы, потускнел.

– Не переживай, скоро найдем тебе работенку получше.

Ствол опять залоснился.

– Значит, договорились.

С этими словами Бондарь убрал пистолет с глаз долой и взял в руку телефон, разразившийся очередной серией звонков. Это снова пытал счастья полковник Роднин. Что ж, на этот раз ему повезло.

– Слушаю, – бросил в трубку Бондарь.

Трубка отозвалась негодующим клокотанием. Напоминание об уходе в очередной отпуск лишь подлило масла в огонь. Бондарю даже захотелось снова достать пистолет и разнести говорящую трубку в дребезги. Но он заставил себя не только сдержаться, но и безропотно снести незаслуженную взбучку. Такое смирение несколько остудило разгневанного начальника.

– Ты где? – спросил он.

– За городом, – ответил Бондарь, – на даче.

– Расслабляешься?

– Вовсю.

– И сколько сорокаградусной успел выбулькать?

– Нисколько.

– Не ври, капитан.

– Я вам когда-нибудь врал? – разозлился Бондарь.

– Ладно, не кипятись. – В начальственном голосе прорезались отеческие обертоны. – Я просто так поинтересовался. Без задней мысли.

– Передняя тоже была не слишком удачной, товарищ полковник.

– Хамишь?

– Обороняюсь.

– В окопе отсидеться не надейся, – проворчал Роднин. – Приказываю срочно вернуться на Лубянку.

– Сейчас скажете, мол: «Вот так, и никаких гвоздей».

– Считай, что уже сказал.

– Сюда линию метрополитена пока не провели, – напомнил Бондарь. – Иных видов общественного транспорта тоже не наблюдается. До трассы пять кэмэ ходу. Так что срочно не получится, товарищ полковник.

– Получится, капитан. Еще как. Диктуй адрес.

– Собираетесь нагрянуть в гости?

– Пришлю за тобой персональное авто.

– А как я потом доберусь обратно?

– Никак, – отрезал Роднин. – Для тебя есть срочная работенка.

Из вредности Бондарь хотел заартачиться, да не вышло. Он вдруг понял, что ему и самому не терпится вернуться в Москву. Чем ему заниматься на даче, если водочные запасы ликвидированы, а «вальтер» мирно дремлет в кармане куртки? Листать старые журналы? Прислушиваться к мышиному шороху? Смотреть в окно? Прикуривать сигарету от сигареты, с тоской дожидаясь рассвета, который не рассеет мрак, скопившийся в душе? Куковать в одиночку? Рвать на себе волосы?

– Работенка – это хорошо, – с чувством произнес Бондарь. – А если для меня найдется еще и настоящая работа, то лучше высылайте за мной не машину, а сразу самолет.

– Руки чешутся? – обрадовался Роднин.

– Ага. – Бондарь полюбовался сбитыми костяшками пальцев на правом кулаке и убежденно добавил: – Еще как чешутся. Прямо сил нет терпеть.

– Если ты намекаешь на папиного сыночка из «Сааба», то зря. Опоздал ты, капитан.

– Как опоздал?

– Взяли его, – с удовольствием сообщил Роднин.

– Но он был отпущен под подписку о невыезде, – растерянно сказал Бондарь.

– Прокуратура изменила меру пресечения. По нашей настоятельной рекомендации. Министерский папаша поначалу пытался ерепениться, но мы напомнили ему, что высокопоставленных лиц без компромата не бывает.

– И что дальше?

– А дальше все будет по закону. Следствие, суд, срок. Щенок получит на всю катушку, можешь не сомневаться. А свои планы кровной мести выбрось из головы.

– Вот уж удружили так удружили, – пробормотал Бондарь. – Даже не знаю, как вас теперь благодарить, товарищ полковник.

– Тогда не благодари, – повысил голос Роднин, – мы не гордые, перебьемся. Давай-ка лучше свои координаты.

Продиктовав адрес и закурив сигарету, Бондарь почувствовал себя не то чтобы хорошо, но значительно лучше, чем до телефонного разговора. Пропавшего отпуска было совершенно не жаль, министерского сынка из «Сааба» – тем более. Хотелось лишь, чтобы предстоящая отсидка показалась подонку хуже смерти. А еще хотелось поскорей вернуться обратно, на Лубянку. К своим. Туда, где Бондарь был хоть кому-то нужен.

Уж очень темная ночка выдалась. И вьюга некстати разыгралась. Прав был поэт, эта чертова вьюга не только завывать по-звериному умела, она еще и плакала, как дитя.

Совершенно человеческим голосом, тоненьким, жалобным.

Антошкиным.

Словечко «Лубянка» появилось в лексиконе москвичей еще во времена Ивана Грозного, когда к Руси был силком присоединен Великий Новгород. Чтобы разъединить не в меру свободолюбивых и сплоченных новгородцев, царь расселил их по разным городам. Те, которые очутились в Москве, назвали свое поселение Лубянка – в память о своем родном городе, где имелась улица с таким названием.

Пару веков спустя жители округи успели позабыть, кто из них, собственно говоря, коренные москвичи, а кто – новгородцы. Окрестности Лубянской площади заполнили выходцы со всех концов огромной империи. К примеру, на том самом месте, где располагается нынче здание ФСБ, находились владения менгрельских князей Дадиани.

Менгрелы сгинули, а Большая Лубянка превратилась в улицу солидных страховых компаний.