Личный космос - Филип Фармер

— Я должен немного пошутить, поговорить о вещах, крайне далеких от смерти, — бросил он. — Неужели ты не можешь этого понять?

Она кивнула, но ничего не сказала. Он тоже долгое время хранил молчание. Они поели холодного мяса и сухарей. Разводить костер было бы немудро: свет мог привлечь Колокольннков или зеленых орлиц, или других ползающих по скалам созданий.

Глава 13

Ночь прошла без происшествий, хотя время от времени их будили рев, вопли, уханье, рычание, трубные звуки и посвисты — все издали.

После завтрака они медленно двинулись на аэролете вдоль скальной поверхности.

Кикаха увидел над морем орлицу. Он направил аэролет к ней, надеясь, что она не попытается скрыться или напасть. Любопытство победило у неё другие эмоции.

Она покружила над машиной, которая оставалась неподвижной. Вдруг она пронеслась мимо, закричав:

— Кикаха!

Она спикировала вниз. Он ожидал, что она полетит на полной скорости к пещере Подарги. Вместо этого, поведя себя неожиданно, как и можно было ожидать от самки — так он заявил Анане — она снова взлетела к ним. Кикаха указал, что он собирается приземлиться на карнизе, где и хотел бы с ней поговорить.

Наверное, она подумала, что это даст ей шанс напасть на него.

Она опустилась неподалеку от машины с легким вихрем сложенных крыльев и стояла, возвышаясь над ними с желтым кривым клювом и пылающими черным и красным глазами. Обтекатель был открыт, но Кикаха держал лучемет, и при виде него она шагнула назад.

— Подарга! — пронзительно вскрикнула она, но больше ничего не говорила о лице Ананы.

Одна орлица — на взгляд Кикахи — ничем не отличалась от другой.

Она, однако, помнила, как он сидел в клетке с Вольфом и как потом орлицы штурмовали дворец на макушке самого высокого монолита, пике планеты.

— Я — Фивеста, — представилась она.

У неё был голос огромного попугая, как у всех зеленых орлиц.

— Что ты здесь делаешь, Обманщик? Разве ты не знаешь, что Подарга приговорила тебя к смерти или, если возможно, пыткам перед смертью?

— Если это так, то почему ты не попытаешься убить меня?

— Потому что Подарга узнала от Девиваниры, что ты освободил её из клетки, и она знает, что в Таланаке случилось нечто серьезное, но она пока не могла выяснить, что именно… Она временно считает приговор отложенным, хотя Джадавину — Вольфу — нет, пока не докопается до истины. Дан приказ препроводить тебя к ней, если ты появишься, прося об аудиенции. Хотя я буду честна, Кикаха, предупреждаю тебя, что ты, возможно, никогда не покинешь пещеру, коль скоро вступишь в нее.

— Я не прошу об аудиенции, — поправил он. — И если я войду в пещеру, то на этом судне и полностью вооруженный. Ты передашь это Подарге? Hо передай заодно, что если она хочет отомстить тишкетмоакам за убийство и пленение многих её орлиц, то я смогу помочь ей. Передай ей также, что по земле бродит великое зло. Оно сомкнет свои холодные пальцы на ней, её орлицах и их птенцах. Я расскажу ей об этом, если я увижусь с ней.

Фивеста пообещала повторить то, что он ей сказал, и улетела, хлопая крыльями. Прошло несколько часов. Кикаха все больше нервничал. Он сказал Анане, что Подарга настолько безумна, что вполне способна действовать вопреки собственным интересам.

Он не удивился бы, увидев пикирующую с маскирующе-зеленого неба орду гигантских орлиц.

Но появилась всего одна орлица. Фивеста сообщила, что он может прибыть на летающей машине и привезти с собой человеческую самку.

Он может прихватить все оружие, какое только желает — много ему будет толку от него, если он попытается лгать или обмануть Подаргу. Кикаха перевел все это Анане, поскольку они говорили на выродившемся потомке микенского греческого языка, наречии, употреблявшемся Одиесеем, Агамемноном и Еленой Троянской.

Анана поразилась, а затем преисполнилась презрения.

— Человеческую самку? Неужели эта вонючая птица не узнает Господа, увидев его перед собой?

— Очевидно, нет, — отозвался он. — В конце концов, ты выглядишь точь а точь, как человек. Фактически ты можешь скрещиваться с людьми, так что я бы сказал, что ты — человек, даже если ты и иного происхождения. Или не иного? У Вольфа есть на этот счет кое-какие интересные теории.

Она пробурчала что-то бранное или уничижительное на языке Господов. Кикаха направил аэролет вверх и последовал за орлицей ко входу в пещеру, где Подарга 500 лет держала дом и двор. Место она выбрала хорошее. Скала над входом шла несколько тысяч футов вверх и была почти такой же гладкой, как зеркало. Перед пещерой проходил широкий карниз, и приблизиться к ней по карнизу можно было только с одной стороны. Но эту тропу всегда охраняли сорок орлиц. Ниже карниза скала шла с наклоном внутрь. И армия очень решительных людей могла бы сбросить сверху веревки и позволить себе спуститься в пещеру, но она была бы открыта для нападения.

Вход представлял собой круглое отверстие диаметром около десяти футов. Оно вело в длинный коридор из отполированного камня, который пять веков терли пернатые.

Аэролет пришлось вести по туннелю с большим скрежетом и скрипом. После пятидесяти ярдов такого передвижения он вылетел в огромную пещеру. Она освещалась факелами и напоминавшими перья огромными растениями, пылавшими белым светом. Тысячи их свисали с потолка и торчали из стен, вогнав свои корни в скалу.

Долетавший откуда-то воздух мягко овевал щеки Кикахи.

Огромная пещера оставалась во многом такой же, какой он её помнил, за исключением того, что порядка в ней стало больше. Подарга явно проделала какую-то уборку. Мусор с пола удалили, а сотни больших сундуков и шкатулок, содержащих драгоценные камни, произведения искусства, золото, серебро и другие сокровища, расставили вдоль стен или куда-то унесли.

Две колонны орлиц образовали проход для аэролета, пересекавший пятьдесят ярдов гладкого гранитного пола и кончавшийся у каменного возвышения высотой в десять футов, с лестницей, сделанной из блоков кварца. Старое высеченное из камня кресло исчезло. На его месте стояло помещенное посредине возвышения огромное кресло из усеянного алмазами золота, сработанное в виде феникса с распростертыми крыльями. Кресло это раньше принадлежало радаманту Атлантиды, правителю второго по высоте уровня этой планеты.

Подарга захватила это кресло при налете на столицу примерно 400 лет назад.

Теперь не существовало никакого радаманта, не осталось в живых почти никаких атлантов, и великий город лежал в руинах. А планы Вольфа вновь колонизировать эту страну прервало появление Черных Колокольников и его исчезновение.

Подарга сидела на краешке трона. Её тело было телом гарпии, сотворенным Вольфом — тогда Джадавином — три тысячи двести лет назад, ноги — длинные и птичьи, толще, чем страусиные, чтобы они могли поддерживать вес её тела. Нижняя часть тела тоже была птичьей, с зелеными перьями и длинным хвостом, а верхняя часть — телом женщины с великолепными белыми грудями, длинной белой щеей и лукаво-прекрасным лицом с длинными черными волосами и безумными глазами. Рук у неё не было — у неё имелись крылья, очень длинные и широкие, с ало-зелеными перьями.

Подарга окликнула Кикаху низким хрипловатым голосом:

— Останови свою воздушную машину тут! Больше ей приближаться нельзя!

Кикаха попросил разрешения вылезти из машины и подойти к подножью лестницы.

Она сказала, что это разрешено. Он велел Анане следовать за ним, а затем пошел к лестнице. Глаза Подарги широко раскрылись при виде Ананы.

— Двуногая самка! — воскликнула она. — Ты — создание Джадавина? Он придал тебе лицо, сработанное по образу моего!

Анана знала, что ситуация была прямо противоположной, и её гордость была глубоко уязвлена. Но при всей своей надменности она была далеко не глупа и ответила:

— Я считаю именно так. Я не знаю своего происхождения. Я просто была, вот и все. Лет 50, я думаю.

— Бедное дитя! Значит, ты была игрушкой этого чудовища Джадавина! Как ты спаслась от него? Он устал от тебя и выпустил в этот злой мир жить или умереть, как определят события?

— Я не знаю, — сказала Анана. — Может быть, Кикаха думает, что Джадавин проявил милосердие, удалив часть моей памяти, так что я не помню ни его, ни своей жизни во дворце, если я и впрямь там жила.

Кикаха одобрил её рассказ. Она умела лгать ничуть не хуже его. Затем он подумал: «Ой! Она немного не подумала! Пятьдесят лет назад Джадавина даже не было во дворце и в этой вселенной. Он жил в Америке как подвергшийся амнезии человек, усыновленный человеком по имени Вольф. Господом во дворце тогда был Арвур».

Он успокоил себя тем, что ему это без разницы. Если Анана утверждает, что она ничего не помнит ни о своем происхождении, ни о дворце, то ей не полагается знать, кто был Господом.