Потемкин - Ольга Елисеева

Вержен блестяще справился с задачей. Он передал султану Мустафе III три миллиона ливров на подготовку к войне, которым русский посол А. М. Обресков мог противопоставить только 70 тысяч рублей и заверения, что русские войска выйдут из Польши, как только конфедераты будут подавлены. В условиях, когда Украина полыхала в огне религиозной войны, поводов для столкновения было сколько угодно. В июне 1768 года отряд казаков-гайдамаков в погоне за конфедератами перешел турецкую границу и разорил город Балту, принадлежавший крымскому хану10.

Участники украинского народного движения — гайдамаки — собирались в вооруженные группы, иногда настоящие банды, и занимались военным грабежом, уничтожая католиков, униатов и евреев. Они далеко не всегда подчинялись русскому командованию и действовали на свой страх и риск. Но коль скоро гайдамаки были православными, чьи интересы в Польше и защищала Россия, Стамбул посчитал именно Петербург виновником нападения.

Султан Мустафа III давно ждал такого случая. Он вступил на престол в 1757 году, слыл образованным правителем, писал стихи на персидском языке, устраивал диспуты среди ученых улемов (мусульманского духовенства) и подумывал о европеизационных реформах. Мустафа отдавал дань астрологии, по его приказу гадателей собирали со всех концов страны. Естественно, звезды сулили повелителю правоверных победу, а придворный историограф Васыф именовал султана «новым Александром Македонским»11. В самом конце войны, когда поражение Турции стало очевидным, сердце Мустафы не выдержало и он скончался в январе 1774 года от удара. Но до этого было еще далеко.

25 сентября 1768 года послу Обрескову был предъявлен ультиматум с требованием немедленно очистить Польшу от русских войск, отказаться от гарантий польской конституции и от защиты прав диссидентов. Обресков отверг подобные притязания и был посажен в каземат Семибашенного замка12.

Объявляя войну, Стамбул сослался на статью о Польше в Прутском трактате 1711 года. Там было сказано: «В польские дела с обеих сторон не мешаться, також и их подданных ни чем присвоить, ни их, ни земель их». При этом полностью игнорировался следующий по времени Белградский договор 1739 года, отменявший постановления позорного для России Прутского мира. В нем ни слова не говорилось о Польше. Османский двор показывал, что для него не существует дипломатических документов, заключенных после поражений.

Так Порта позволила ввергнуть себя в войну, обернувшуюся для нее потерей Крыма. В Европе считали, что новое столкновение между Россией и Турцией закончится в пользу султана. Шуазель писал французскому поверенному в Петербурге Сабатье де Кабру: «Его величество желает, чтобы война России с Турцией продолжалась до тех пор, пока петербургский двор, униженный или, по крайней мере, истощенный, не перестанет помышлять об угнетении соседей и о вмешательстве в общеевропейские дела»13. Этим надеждам не суждено было оправдаться.

ВЕРНЫЙ РЫЦАРЬ

Война резко изменила судьбу Потемкина. Узнав о расторжении мира, он пожелал отправиться в армию «волонтером» (добровольцем). Этот поступок на первый взгляд уничтожал все, чего Григорий Александрович добился за первые семь лет екатерининского царствования. Придворная карьера открывала ему блестящие перспективы. Он мог постоянно находиться близ монархини, ловя ее милости и щедроты. От такого счастья мало кто был в состоянии отказаться. Однако Потемкин принадлежал к числу людей, способных в один миг перевернуть свою жизнь, не привязываясь к достижениям прошлого.

18 декабря 1768 года Екатерина II подписала указ о прекращении пленарных заседаний Уложенной комиссии. 2 января 1769 года маршал комиссии А. И. Бибиков объявил депутатам, что «господин опекун от иноверцев и член Комиссии духовно-гражданской Григорий Потемкин… отправился в армию»14.

Небольшой штрих — почти одновременно с Григорием Александровичем Москву покинул его бывший однокашник Н. И. Новиков, работавший в Уложенной комиссии протоколистом. Узнав о начале войны, Потемкин поспешил в действующую армию, будущий просветитель — в отставку. «Всякая служба не сходственна с моею склонностью, — писал позднее Николай Иванович в предисловии к журналу «Трутень». — Военная кажется угнетающею человечество. Приказная — надлежит знать все пронырства. Придворная — надлежит знать притворства»15.

Война «угнетала человечество», и потому Новиков не мог заставить себя принять в ней участие.

Война «угнетала человечество», и потому Потемкин спешил на юг.

В мае 1769 года он прибыл в расположение корпуса генерал-майора князя А. А. Прозоровского, находившегося в польской крепости Барр. Оттуда 24 мая Григорий Александрович обратился к императрице с прошением зачислить его в армию с соответствующим чином:

«Всемилостивейшая Государыня! Беспримерные Вашего Величества попечения о пользе общей учинили Отечество наше для нас любезным… Я обязан служить Государыне и моей благодетельнице. И так благодарность моя тогда только изъявится в своей силе, когда мне для славы Вашего Величества удастся кровь пролить. Сей случай представился в настоящей войне, и я не остался в праздности. Теперь позвольте, Всемилостивейшая Государыня… быть в действительной должности при корпусе князя Прозоровского… не включая меня навсегда в военный список, но только пока война продлится…Склонность моя особливо к коннице, которой и подробности, я смело утверждать могу, что знаю. Впрочем, что касается до военного искусства, больше всего затвердил сие правило: что ревностная служба к своему Государю и пренебрежение жизни бывают лучшими способами к получению успехов… Усердие мое к службе Вашей наградит недостаток моих способностей, и Вы не будите иметь раскаяния в выборе Вашем»16.

Этот документ примечателен во многих отношениях. При всей официальности тона перед нами светское письмо. Оно отличается ясностью стиля и предполагает не просто получателя, а собеседника. В первой же строке, говоря, что заботы Екатерины «учинили Отечество наше для нас любезным», Потемкин повторяет слова из Наказа императрицы. Для верного рыцаря прекрасной дамы нет чести выше, чем пролить за нее кровь на поле боя. Григорий Александрович желал обрести твердое положение в армии. Не волонтер, а офицер, претендующий на командование более или менее крупным самостоятельным подразделением.

Екатерина II удовлетворила просьбу Потемкина, отпустив его на время от двора и дав военный чин. И вот тут-то произошла примечательная метаморфоза. Мы помним, что

Потемкин осенью 1768 года оставил службу в гвардии поручиком (9-й класс) и стал придворным камергером (4-й класс). Теперь ему предстояло получить армейский чин. По Табели о рангах камергер равнялся генерал-майору. Поскольку нашего героя переводили на армейскую службу непосредственно с придворной, он и получил генерал-майора (4-й класс). Если бы Григорий все еще числился в гвардии, то сравнительно низкое звание поручика могло помешать ему достичь чина выше капитанского (9-й класс).

Потемкин и раньше прыгал по лестнице чинов через ступеньки. Однако на этот раз ему удалось совершить такой головокружительный кульбит, что «завистники, души низкие, недальние умы» должны были невзлюбить его еще сильнее. Из поручиков в генерал-майоры, и это, заметим, задолго до фавора. Следует сделать вывод, что Потемкин еще до близости с государыней рос по службе стремительно. Вероятно, в тот момент злопыхателям казалось, что самая крупная удача уже улыбнулась ему. Никто не предполагал, что следующей остановкой в карьере Григория Александровича будут императорские апартаменты.

Нельзя не заметить, как внимательно Екатерина относилась к своему протеже, мягко, но настойчиво направляя его служебный путь. Наметив умного, одаренного юношу в качестве сотрудника на будущее, она уже не оставляла его своей заботой. В 1763 году поддержала в трудных обстоятельствах, не позволила замкнуться, дала работу, соответствовавшую интересам и знаниям. Когда против Потемкина наметилось озлобление придворной среды, умело отдалила от себя, понимая, что сильные враги могут погубить способного молодого человека. Однако не оставила без дела и при первой возможности вновь приблизила. С началом войны двойным переводом — из гвардии ко двору, а от двора в армию — закрепила за ним высокие ранги.

Такое нарушение субординации стало возможно только по личному указанию императрицы. Недовольные сановники могли указать Екатерине на несообразность ее действий. Самойлов прямо говорит, что «враги» его дяди допустили исполнение «высочайшей милости… единственно потому, чтобы переименованием в чин воинский навсегда удалить его от дворской службы»17.

Вскоре Потемкин стал командиром кавалерийского отряда и принял участие в боевых действиях. 16 июня 12-тысячное турецкое войско переправилось через Днестр, но было отбито частями Прозоровского. Среди отличившихся в деле значился и «камергер Потемкин». 2 июля при овладении турецкими укреплениями под крепостью Хотин Григорий Александрович оказался в самом пекле, словно оправдывая обещание пренебрегать жизнью. Под ним была убита лошадь, но сам он не получил ни царапины18.