Ипподром - Николай Леонов

Кунин остался под охраной лейтенанта, капитан с Левой отошли в сторону.

– Выполняя приказ, я все это время сопровождал вас, – сказал капитан. – Теперь, когда убийца задержан, это уже не имеет значения. – Он внимательно смотрел Леве в лицо, чуть не подмигивал, явно предполагая ударить по рукам и покончить дело миром.

– Я выполняю приказ полковника Турилина. Найти Кунина и склонить его к явке с повинной, – ответил Лева. – Не мешайте мне.

– А я обязан охранять вас, старший лейтенант Гуров…

– Выполняйте свое задание и не мешайте мне выполнять свое, – перебил Лева.

Капитан смотрел в глаза, но взглядом не встречался. Как это ему удавалось, неизвестно.

– Лев Иванович, – ухмыляясь, произнес он миролюбиво. – Убийца найден вами – задержан вами и нами. Договорились?

– Нет, – Лева отрицательно покачал головой, жестом подозвал Аню и Николая. – Ко мне обратилась студентка университета Анна Полякова и сказала, что ей звонил ее знакомый Николай Кунин. Он просил ее помочь встретиться со мной, чтобы явиться в милицию с повинной. – Он посмотрел на Аню и Николая. – Так это было или не так?

– Так. Слово в слово, – ответила Аня, Николай лишь кивнул и продолжал смотреть себе под ноги.

Свиридов молча повернулся и направился к машине. Усевшись рядом с водителем, он подождал, пока сядут подчиненные, и сказал:

– Сопляк, дурак чертов.

– Гуров молодец, – возразил лейтенант, – ему с Куниным еще работать.

– Много ты понимаешь…

– Я понимаю, что хорошо и что плохо, товарищ капитан, – ответил лейтенант.

– Домой, товарищ капитан? – спросил водитель.

– Домой? – Свиридов откашлялся. – Мы обязаны охранять этого… – он чуть было не выругался, – этого… Гурова.

– Значит, за ними? – равнодушно спросил шофер и двинул машину вдоль тротуара, по которому шли Лева, Анна и Николай.

– Все так и напишешь, – говорил Лева, – ты меня понял?

– Понял, – ответил Кунин.

– Скажи человеку спасибо, – Анна дернула Кунина за рукав.

– Спасибо, – послушно сказал Николай и махнул рукой. – Больше, меньше, какая разница?

Всю ночь Гуров беседовал с Куниным, но ничего нового установить не сумел. Конюх твердил упрямо: ударил спьяну, ни о каком тотализаторе понятия не имею. В чем виноват – виноват, больше добавить нечего.

Утром они вместе позавтракали в буфете управления, затем приехали в прокуратуру. Следователь попросил Леву зайти часика через три и отпустил его.

Теперь следователь, конечно, вытащит из Кунина все, рассуждал Лева, направляясь на ипподром. Наивный, несколько растерянный взгляд, добродушная улыбка, недотепа в каждом движении, неужели все притворство? Играет Кунин или он такой на самом деле? Видимо, он убил Логинова. Видимо, рассуждал Лева. Сомнения он оставлял для Константина Константиновича, который терпеть не мог категоричности, пока следствие не закончено.

Можно построить две версии.

Кунин лишь изображает простачка. Цель ясна. Поняв, что на него, как говорится, вышли, он пытается свести все к непредумышленному преступлению, без заранее обдуманного намерения. Плюс явка с повинной.

Кунин действительно трусливый беззлобный парень. Тогда провисают билеты тотализатора и более чем странный заезд Логинова перед убийством. Непомерно высокая выдача за фаворита Гладиатора. Однако, если Кунин такой, каким он выглядит, ему не придумать столь хитрой в своей простоте истории и уже тем более не взять чужой вины на себя. Все было так, как он рассказывает, а билеты и заезд – хвост другой истории, которая пока никому не известна. Убил Кунин, но Крошина выбрасывать из дела пока нельзя. В этом Лева уверен. Каким-то краем Крошин здесь замешан.

Утром, когда Лева доложил результаты, Турилин, делая строгое лицо и не скрывая при этом, что доволен, сказал: два дня на отдых, коллега. Полковник терпеть не мог слово – отгул. Рабочий день не нормированный, переработки быть не может и отгуливать не за что. Отдохнуть же человеку надо.

Через служебный вход на ипподром Лева прошел уверенно. Одноэтажные длинные здания конюшен, запах сена, земли, фырканье лошадей, стук их копыт. Главное же, неторопливость и обстоятельность окружающей жизни действовали успокаивающе. Пистолет Лева снова уложил в сейф и сейчас снял пиджак, набросил его на плечи. Он непроизвольно пошел медленней, чуть вразвалочку. Вот и тренотделение Григорьевой. Сумрачно, прохладно. В проходе никого, из денников доносятся уже знакомые звуки: шорохи, сопение, глухой удар в деревянную перегородку. Лева просунул руку сквозь прутья, похлопал Гладиатора по шелковому крупу, рысак повернулся, ткнулся мягкими губами, обнажил зубы.

– Балуй, – Лева шлепнул его по губам, – нет у меня сахара, Григорий.

Обиженный рысак отошел в угол, Лева с удивлением смотрел вдоль пустой конюшни, прошел дальше, заглядывая в денники. Рогозин и два молодых наездника сидели в комнате Григорьевой. Она стояла. Увидев Леву, перестала говорить.

– Здравствуйте, – Лева поклонился, хотел протянуть руку, но неожиданно почувствовал, что этого делать не стоит. – Я помешал? – Он не смотрел на Нину, обращался к Рогозину.

Старый конюх исследовал его ботинки, брюки, плечи и грудь, уперся в глаза.

– Прискакал? Что скажешь?

– Не понимаю. – Лева развел руками, взглянул наконец на Нину и только тогда сообразил, что здесь уже известно об аресте Кунина и сейчас данное событие обсуждалось.

– Ты что же, сучонок, наделал? – Рогозин поднялся. – Ты кого в смерти Лексеича винишь, сукин сын?

Лева залился румянцем. Нина резко сказала:

– Михаил Яковлевич, сейчас же…

– Не надо, – перебил ее Лева, отстранил воинственно выпяченную грудь Рогозина, неторопливо повесил пиджак на спинку стула и сел. – У меня мама не собака, Михаил Яковлевич, а женщина, доктор наук, извините за нескромность.

От такого буквального толкования слов Рогозина, главное же, от укоризненного тона всем стало неудобно. Лева перехватил инициативу и продолжал:

– Кунина никто не арестовывал, даже не задерживал. Он явился с повинной сам. Я не люблю, когда мне не верят. Желающие могут с Куниным сегодня увидеться и поговорить лично.

– Серьезно? – спросила Нина обрадованно.

– В таких вопросах я не шучу, Нина Петровна, – сухо ответил Лева. – В свободное время объясните своим сотрудникам, что с работниками милиции рекомендуется разговаривать в ином тоне. В противном случае вам придется искать не одного конюха, а двух.

– Испугал, – Рогозин снова поднялся. – Двухлетка, к столбу скачет.

Лева не обращал на него внимания и смотрел на Нину. Девушка молчала. Рогозин вдруг ссутулился, махнул рукой и хотел выйти. Лева его остановил:

– А извиняться за вас Нине Петровне поручаете?

Рогозин повернулся, хотел сказать резкое, злое, но только выдохнул и забормотал:

– Прости, прости, не со зла я, с обиды, – и быстро вышел.

– Не мог Колька человека убить, – не поднимая головы, сказал Виталий Тенин. – Верно, Нина Петровна?

Нина ему не ответила, посмотрела внимательно на Леву и спросила:

– Кофе сварить, Лев Иванович?

– Спасибо большое, Нина Петровна. Покрепче, пожалуйста.

Нина включила плитку, взяла кофемолку. Молодые наездники встали.

– Приборку делать, Нина Петровна? – спросил Семин.

– И горчичники Леньке на грудь поставьте. На пятнадцать минут.

Когда ребята вышли, Нина взлохматила Гурову волосы. Он задержал ее руку, прижался щекой, поцеловал шершавую ладонь. Кофе пили молча, Нина смотрела на бледное лицо Левы, все хотела сказать, что ему пора идти домой и выспаться, но не решалась. Уж очень это прозвучало бы сентиментально, да и какое она имеет право на подобные советы – ведь он наверняка не послушается, сделает по-своему. В комнате появился Рогозин, в костюме, с влажными и тщательно причесанными волосами, и тихо сказал:

– Переодевайся, Нинок, к Кольке пойдем. – Он кивнул Леве на дверь.

Они вышли, подождали, пока Нина переоденется, и направились в прокуратуру. Лева не был уверен, что следователь разрешит свидание, и по дороге позвонил по телефону. Следователь молча выслушал его путаные объяснения и свидание разрешил, сказав, что Кунин все еще здесь, в кабинете, они заканчивают и ждут гостей.

Увидев Рогозина и Григорьеву, Кунин сначала вскочил, затем плюхнулся назад в кресло, съежился. Следователь выбрался из-за стола, пожал гостям руки, пригласил садиться. Рогозин уселся напротив Кунина, привычно, с ног до головы оглядел его и сказал:

– Рассказывай. – Он держался как хозяин в этом большом, строгом кабинете.

Следователь, который продолжал стоять, одобрительно кивнул и взялся за графин с водой.

– Как же это, Коля? – спросила Нина. – Не верю я, ты не мог…

– Придержи, Нинок, – строго остановил ее Рогозин, нацепил свои очки в металлической оправе, наклонился к Кунину. – Ты или не ты?

Кунин несколько раз молча кивнул.