Спасти СССР. Адаптация - Михаил Королюк

Извлек из сумки и аккуратно разложил на столе собранный за месяц набор «сшей сам»: отрез диагоналевого денима, бобину крашеных ниток, заклепки и пуговицы, патч с тиснением и красный флажок с вышитым «Levis».

Дал время все разглядеть, потом продолжил:

- Шить умею, на вот этих станках. Только доступа к ним у меня сейчас нет... Обсудим?

Фёдорыч повернулся к прессу, в котором была зажата заготовка подошвы, и стал его раскручивать. Я сидел и терпеливо ждал ответа.

- Не, - родил он наконец, - не получится у тебя.

- Да я готов платить вам за аренду, - взмахнул я рукой. - Ну... Разумную сумму.

Он искоса посмотрел на меня:

- Не в этом дело, - и поправился, - не только в этом. Ты думаешь, что один такой умник? На учете все. Подрастешь, выучишься официально, сможешь сюда попасть по распределению - вот тогда валяй, делай на рабочем месте, что хочешь... В разумных пределах, конечно. Но сам! А за проходной двор здесь знаешь, что будет? Не знаешь? И слава богу, знать этого тебе и без надобности. Так что, вьюноша, - он усмехнулся, - иди с миром. В этом Доме Быта ничего тебе не обломится. И в других - тоже.

- А может...

- Не может, - твердо прервал он меня.

- У вас же здесь никого чужих не бывает, все свои! - воскликнул я недоуменно.

Он кривовато усмехнулся:

- Молодой ты... Этого как раз и хватит. Зависть - страшная сила. Нет, я свои рамки теперь знаю, - он сжал правую кисть в кулак и показал мне, - видишь?

Мой взгляд прикипел к наколке на первой фаланге среднего пальца. Так, что тут у нас в этом перстне? Квадрат, диагональ, полсолнца светит вниз...

- Слаб я в тюремной геральдике, дядь Фёдорыч.

- Вот и радуйся этому, - проворчал он, - я почему с тобой вообще разговариваю... Дураков не люблю. Ты, вроде, не дурак, вон как все спланировал и подготовился. Теперь ты должен свой ум окоротить и поставить в рамки. Иначе - вот, - и он еще раз сунул мне под нос наколку.

- Да я сильно наглеть и не собирался, - упавшим голосом сказал я, - четыре-пять штанов в месяц и в тину. И честно делиться.

Он внимательно оглядел меня еще раз, подумал.

- Выучишься, отслужишь - приходи, поговорим. А пока - нет. Рано тебе.

Я вслушался в интонации. Увы, это «нет» - твердое. Ну что ж...

- Спасибо за полезный разговор, дядь Фёдорыч. Удачи вам, - и ушел.

«Ладно», - я вышел на Лермонтовский проспект и оглянулся вверх, на сияющую огнями стекляшку Дома Быта. - «Ладно. Перехожу к запасному варианту».

Пятница, 28 октября 1977, день

Московская область, Ленинградское шоссе.

- Все, Саша, стой. Дальше я сам.

Черный Роллс-ройс послушно скользнул к обочине и остановился. Сидящий на переднем сидении сотрудник «девятки» быстро и негромко забормотал что-то в рацию. Тяжелый, предназначенный для тарана неожиданных препятствий «лидер» круто развернулся и встал поперек пустынного Ленинградского шоссе, перегораживая сразу обе полосы. Замыкающий кортеж «скорпион» прикрыл лимузин сзади. Из машин охраны как чертики из коробочки выскочили, занимая свои позиции, телохранители.

- Можно, - кивнул головой руководитель охраны.

- Давай, Юра, пересаживайся тоже вперед, - сказал Брежнев и грузно полез из салона.

Андропов послушно поменялся местами с подчиненным.

- Эх, - Леонид Ильич включил зажигание, - прокачу!

Глаза его горели азартом.

Юрий Владимирович мысленно поежился. Неуемная страсть Генерального к быстрой езде была постоянной головной болью «девятки». Дорываясь до руля, Брежнев порой загонял стрелку спидометра за двести, и долетал от Кремля до границы с Калининской областью, в Завидово за пятьдесят минут.

Машина пошла в плавный разгон.

- Леонид Ильич, - взмолился Андропов, - только осторожно!

- Не учи отца детей делать, - хохотнул, довольно блестя глазами, Брежнев, - я сорок лет за рулем, и ни одной аварии. Осторожен ты, Юра. Прямо как Михал Андреич, тоже тот еще «гонщик». А я вот с ветерком люблю. Для меня это - лучший отдых.

Андропов проглотил рвущееся с языка напоминание про Крым. Лучше промолчать. Разговор предстоит важный, пусть Генеральный в хорошее настроение придет.

Дважды! Дважды уже Брежнев чуть не погиб из-за собственного лихачества за рулем.

Первый раз в Крыму, пять лет назад, когда неожиданно сорвался покатать двух смешливых докторш на Мерседес-Бенце. Под одобрительное повизгивание до чертиков довольных женщин - ну, еще бы, сам генеральный секретарь везет, развил на серпантине бешеную скорость и не вписался в один из поворотов. Лишь в самый последний момент, когда смех пассажирок уже перешел в пронзительный визг, он все-таки смог остановить машину, которая, как в дешевом боевике, повисла, раскачиваясь над тридцатиметровым обрывом. Подоспевшая охрана оттащила Мерседес от края и извлекла из него двух взопревших теток и белого, как мел, Брежнева.

А год назад здесь, в Подмосковье, на этом же шоссе под Солнечногорском... Правда, тогда Генеральный виноват не был, хоть и опять сам сидел за рулем. Тогда проклятый ЗИЛ выскочил со второстепенной. Лихач из местного колхоза решил проскочить перед мчащимся под сто восемьдесят кортежем. Хорошо, что водитель «лидера» успел среагировать и бросил свою машину под выкатывающийся на перекресток грузовик, а шедший за ним Брежнев виртуозно обошел образовавшуюся кучу железа. Два сотрудника, что сидели в «лидере» справа до сих пор по госпиталям лечатся.

Юрий Владимирович с тревогой посмотрел на стремительно летящий под капот асфальт и решился-таки:

- Как говорится, береженого бог бережет, Леонид Ильич. Достаточно один раз ошибиться, и что со страной будет? Американцам, опять же, радость какую доставим.

Подействовало. Брежнев чуть-чуть сбросил скорость, а потом рассмеялся, что-то вспомнив. На дряблой, покрытой мелкой сеткой морщин щеке прорисовалась ямочка, слабым намеком на ту безотказно действовавшую на женщин улыбку, что сводила их с ума еще лет тридцать тому назад.

- А помнишь, Юр, - он самодовольно похлопал ладонью по баранке, - как я Киссинджера тогда укатал на Кадиллаке? Вот он, бедняга, потом бледный вид имел. Не привык в своей Америке к таким скоростям. Хвалил меня потом, да?

- Да, - уверенно подтвердил Андропов, - так Форду и сказал: «водитель - ас».

Брежнев опять довольно засмеялся, а Юрий Владимирович тихонько сглотнул. Очень, очень бы не хотелось, чтоб до Генерального дошла полная фраза Киссинджера: «политик никудышный, но водитель - ас». Нехорошо будет.

- Смешной он, этот Киссинджер, - эхом откликнулся на мысли Андропова Брежнев, - ружье держать в руках вообще не умеет! Кабан бы увидел - от смеха умер, ей богу! Еврей, одним словом. Только торговаться и умеет. Что-то я сомневаюсь, что он на самом деле в дивизионной разведке служил.

- Был у него такой эпизод, в Арденнах. Служил, но переводчиком, он же родом из Баварии, немецкий для него - родной. На операции не ходил, да. А так... бабник редкостный, - наябедничал Андропов, доверительно наклоняясь к уху Леонида Ильича, - и кишкоблуд.

- Наш человек, - ухмыльнулся Брежнев и довольно цыкнул, что-то припомнив, - эх, были ведь и мы рысаками, правда, Саш?

- Уж да... - многозначительно заулыбался сидящий позади Рябенко.

Стрелка спидометра опять поползла вправо.

- Нет, не могу я медленно, - покачал Брежнев головой. - Как там эти волосатики говорят? «Живи быстро»? Вот тут они правы. Это - мой девиз.

«Это да», - мысленно согласился Андропов, - «Жил Брежнев быстро. Раньше. И работал много, очень много. Тоже раньше. А сейчас он... выработался. Да, точно, не деградировал, не постарел, а именно выработался, израсходовал отпущенный ему природой ресурс».

А ведь какой был!

Даже став Генеральным, приезжал в ЦК раньше всех и работал допоздна. Все делал стремительно, бегом. Даже обедал торопливо, за восемь минут, и тут же несся работать дальше. За день через его наполненный клубами сигаретного дыма кабинет проходило по несколько десятков посетителей, и со всеми он успевал поговорить по душам, всех успевал обаять простотой и душевностью общения. А по вечерам дома продолжал работать с документами, иногда отрубаясь с ними уже в кровати. По стране мотался без конца. Бывало, по три-четыре недели в Москву не бывал, зато лез в такие дыры, куда первый секретарь не то что обкома - райкома не заезжал.

Темпераментный и импозантный, уважающий розыгрыши, готовый принимать шутки в свой адрес. Любящий посидеть с друзьями за столом, но практически никогда не теряющий за рюмкой контроля. А под настроение Генеральный мог и баян рвануть, и спеть в компании что-нибудь из русского народного.

Да, именно таким он запомнился Андропову, таким он его уважал и такому был предан. Тем больнее было все чаще видеть появляющиеся признаки дряхлости, и тела, и ума.

Ну... Ничего. Страна крепка как никогда, несколько лет на пониженных скоростях ее не убьют, потом наверстаем. Важнее то, что руководство действительно коллективное, а решения принимаются единогласно. Любой член Политбюро может спорить, не боясь последствий. И если даже один не согласен, вопрос отправляется на доработку. После вызывающего дрожь в коленях Сталина, и самодура Хрущева поневоле начнешь ценить сегодняшнюю ситуацию.