Королевский гамбит (СИ) - Мила Гусева

И не моя.

Какой неизбежный фатализм.

Но следующим утром попасть в подвал мне не удаётся — на стуле под дверью сидит кретин Гамбино с автоматом в руках. И отрицательно мотает головой в ответ на мой приказ убраться отсюда ко всем чертям.

— Сэр, я не могу… — двухметровый амбал выглядит растерянным, но твёрдо стоит на своём. — Босс распорядился вас туда не пускать. Он уже уехал на переговоры, и если всё пройдёт гладко, мне нужно будет через час отвезти девчонку в указанное место. Простите.

Проклятье.

Похоже, отец всё-таки раскусил, что отношения между мной и Аддамс вышли за рамки платонических. И хотя мне невероятно сильно хочется достать револьвер и приказать Гамбино отойти в сторону, если ему дорога жизнь, я понимаю, что это крайне неразумно. Нужно действовать хитростью, а не грубой силой.

Скрипнув зубами от раздражения, я поднимаюсь наверх, чтобы обдумать стратегию — и в ту же секунду входная дверь громко хлопает.

Отец в сопровождении своей банды головорезов быстро входит в гостиную — и я понимаю, что план сорвался ещё за секунду до того, как он открывает рот.

— Совет. В моём кабинете, — резко бросает Винсент, пытаясь ослабить узел на галстуке. Но пальцы отказываются ему подчиняться, и, стремительно багровея от ярости, он одним движением срывает галстук через голову и швыряет прочь. — Немедленно, кретины!

— Что случилось? — я подхожу ближе, вглядываясь в его разгневанное лицо. Нет, быть такого не может. Неужели…

— Аддамс отказался.

Уже через считанные минуты весь ближний круг собирается за столом из красного дерева. Синклер, Короццо, Гамбино. И мы с отцом.

Винсент нервно измеряет шагами кабинет, опрокидывая в себя стакан за стаканом. Бутылка коньяка стремительно пустеет, а он по-прежнему молчит — брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию, на лбу от напряжения выступают вены. Я сижу как на иголках, барабаня пальцами по столешнице — в голове никак не укладывается осознание случившегося.

Почему Аддамс отказался?

Что пошло не так?

Неужели какой-то гребаный Чайна-таун ему важнее родной дочери?

За всю жизнь я встречал немало жадных до денег людей — взять хотя бы моего собственного отца — но никогда даже не мог представить, что жажда наживы способна перевесить родительскую любовь.

Пытаюсь припомнить вчерашний диалог с Уэнсдэй, чтобы отыскать хоть какое-то логическое объяснение, но безуспешно. Она говорила преимущественно о себе, ни разу не упоминая семью. Неужели у них с отцом настолько плохие отношения, что тот готов добровольно отдать дочь на заклание, лишь бы не лишиться прибыльной золотой жилы?

Да, у неё невыносимо стервозный характер.

Да, с ней неимоверно трудно.

Но такое… просто немыслимо.

Запоздало вспоминаю тонкий белый шрам в районе солнечного сплетения — черт, и почему я сразу не сложил дважды два? Ведь Гомес Аддамс уже однажды позволил ей пострадать.

А такое ранение легко могло оказаться смертельным.

— Босс? — спустя несколько минут тягостного молчания Короццо решается прервать размышления отца. — Что нам делать теперь? Неужели мы просто так отпустим девчонку?

— Отпустим. Да… — Винсент останавливается напротив окна, устремив пристальный взгляд на бескрайние низкие холмы, залитые ярким солнечным светом. Выдерживает томительную паузу перед окончательным принятием решения. — Отправим её назад Гомесу. По частям.

Моё сердце пропускает удар.

Всё внутри стремительно холодеет.

Нарастающий липкий страх мурашками ползёт по позвоночнику, и лишь невероятным усилием воли мне удаётся сохранить непроницаемое выражение лица.

Но жуткая мысль набатом стучит в голове, отравляя разум и парализуя волю — её убьют. И не просто убьют. Зная мстительную натуру отца, он сделает это медленно. Разумеется, не сам.

Винсент Торп никогда не марает руки в крови многочисленных жертв — он только выносит смертный приговор, как гребаный вершитель чужих судеб. Всю грязную работу исполняют верные цепные псы, сатанеющие от запаха чужой крови.

— Винсент, давай дадим ему последний шанс, — Синклер тихо прокашливается в кулак, привлекая к себе внимание. — Мы можем разыграть более выгодную партию. Аддамс высокомерен. Он считает, что у нас кишка тонка.

— Что предлагаешь? — отец резко оборачивается. Несмотря на приступ неконтролируемого гнева, он всегда прислушивается к своему консильери.

— Дадим ему ровно сутки. И в обмен на жизнь девчонки потребуем не только Чайна-таун. Пусть отдаст сразу весь картель.

Винсент умолкает, погружаясь в раздумья.

А я почти готов расцеловать Синклеру руки.

Ещё никогда прежде неуемная жадность отцовских приспешников не была настолько кстати.

— Пусть она сама с ним поговорит, — неожиданно даже для себя предлагаю я. Мощный выброс адреналина запускает затормозившийся было мыслительный процесс. Мой голос звучит на удивление твёрдо и уверенно. — Может, Аддамс считает, что его дочь уже мертва. Потому и упрямится.

— Ксавье прав, — соглашается консильери. — Дадим ей телефон. В конце концов, что мы теряем? В случае неудачи прикончим девчонку на день позже, какая разница?

Короццо и Гамбино с сомнением переглядываются и синхронно пожимают плечами — а спустя секунду одновременно кивают. Я испытываю странное ликование вперемешку со страхом. Впервые в жизни отцовские цепные псы встали на мою сторону.

— Хорошо, — заключает Винсент спустя пару минут напряжённых размышлений. — Короццо, займись.

— Нет, — я решительно поднимаюсь на ноги. — Лучше я. Она слишком упряма. Но мне она доверяет и скажет всё, что потребуется.

В пристальном отцовском взгляде отчётливо угадывается сомнение, но он не спешит открыто возражать — похоже, Винсент немало впечатлён, что его слуги подчинились мне так покорно. Это воодушевляет, и я продолжаю открыто врать ему в глаза без зазрения совести.

— Можешь не переживать, — старательно изображаю пренебрежительную усмешку. — Я трахнул её один раз. Больше шлюха Аддамсов мне неинтересна.

Тупоголовый Гамбино мерзко хихикает, выражая своё никому не нужное одобрение, но быстро осекается под ледяным взором отца. Винсент колеблется, прокручивая пальцами бриллиантовую запонку на рукаве. Но спустя несколько мгновений суровые черты лица заметно разглаживаются.

— Я рад, что ты наконец-то ведёшь себя как мужчина. Иди. Заставь мелкую дрянь подобрать убедительные слова для папаши.

— Звони отцу! — я практически бегом залетаю в подвал и одним рывком сдёргиваю с Уэнсдэй тонкое одеяло. Она едва заметно хмурится, принимая сидячее положение, одёргивает помятое платье и скрещивает руки на груди.

— Зачем? — равнодушно роняет Аддамс, бесстрастно наблюдая, как я лихорадочно шарю по карманам в поисках телефона.

— Затем, что если он не отдаст этот гребаный Чайна-таун до завтрашнего вечера, они убьют тебя! — от недавнего самообладания не осталось и следа, мой голос практически срывается на крик. Нервно дрожащие пальцы отказываются подчиняться, и код разблокировки мне удаётся ввести лишь со второй попытки. — Звони немедленно!

На лице Уэнсдэй не двигается ни один мускул.

Даже взгляд угольных