Семья Майклов в Африке - Джордж Майкл

В это время появилась Маанзи, которая пряталась где-то поблизости. Она вступила в круг сидящих мужчин и, повернувшись к отцу, сказала:

— По праву нашей любви. Прошу тебя, отец, выслушай Сгубу.

Вождь и его советники были ошеломлены. Никогда за всю историю племени ни одна женщина не обращалась к собранию мужчин. Это было неслыханно.

— Давно ли начались эти разговоры о любви? — спросил Маньяти.

— Любовь родилась в наших сердцах задолго до того, как мы смогли говорить об этом. Разве это любовь, что вырастает за ночь, словно гриб, и умирает до захода солнца? Настоящая любовь прорастает годами, как семена больших деревьев в лесу, которые пускают ростки и пробивают себе путь сквозь твердую корку земли в тот мир, где они узнают тепло солнечного луча, ласку дождя, ярость бурь, тишину ночи и величественную красоту утра. Вот какова сила нашей любви, отец. И как дерево сопротивляется острому топору, так и мы будем сопротивляться тем, кто станет нас разлучать. Мы не можем жить без нашей любви, как дерево не может жить без корней.

Склонив голову, Маанзи покинула собрание. Вождь дрожал от гнева. Он встал и, указывая на Сгубу, произнес:

— Собачий сын, ты принес позор и несчастье в мой дом. Но больше тебе не придется говорить слов о любви ни перед мужчиной, ни перед женщиной. Смерть была бы для тебя слишком большим благом. Ты должен понести заслуженное наказание. Сегодня еще до заката солнца тебе с корнем вырвут язык, и ты будешь изгнан в горы, чтобы жить там до самой смерти среди бабуинов. И никогда твоей ноги не будет больше в этой деревне.

Шестнадцать человек погибло от руки Сгубу, прежде чем его удалось схватить и безжалостно вырвать ему язык.

И после того как свершилось это злодеяние, Сгубу был изгнан в горы. Он поселился там в пещере, и больше его не видела ни одна живая душа.

Маанзи со дня изгнания Сгубу замолчала навсегда. Она была заточена в своей хижине и редко видела свет дня.

Но помешать их общению было невозможно.

Необычайно изобретательный Сгубу придумал инструмент, с помощью которого мог разговаривать с Маанзи, когда она сидела в одиночестве, заточенная в своей хижине. Он соорудил его из шкуры дикого зверя и дерева.

Это был первый человек, сделавший барабан и научивший его говорить на языке, который когда-нибудь народ Африки сумеет понять. Жители деревни каждый день слышали странные звуки, доносившиеся с гор, но не могли их разгадать. Только Маанзи понимала, о чем говорит ее возлюбленный. Иногда она смеялась, и смех ее был слышен на всю деревню. А когда она плакала, слезы непрерывным потоком катились по ее щекам.

— Должно быть, она сошла с ума, — говорили люди.

Временами Сгубу бил в барабан с такой силой и гневом, что грохот отдавался эхом по всем горам и несся через вельд на многие мили. В такие дни слезы Маанзи заливали деревню.

— С годами Сгубу совершенствовал свое мастерство и, говорят, сделал такой барабан, который не могли поднять и сто человек. Этот большой барабан Сгубу мы и слышим теперь, — сказал Танго, показывая на небо в черных, грозовых тучах.

— А что потом стало с Маанзи? — спросила Джун.

— Говорят, что однажды барабан звучал совсем не так, как обычно. И когда его звуки стали постепенно затихать, на землю пало великое безмолвие. Перестали лаять собаки, замолкли птицы, и даже ветерок не шелестел в ветвях деревьев. И тогда жители деревни увидели, как Маанзи вышла из своей хижины с узелком на голове и нетвердым шагом направилась в горы. Никто не остановил ее. Когда она подошла к подножию гор, барабан умолк, и с тех пор никто больше ее не видел. Говорят, что в последний раз барабан бил, призывая Маанзи к возлюбленному, который ждал ее, чтобы унести в облака.

Но, увы, после стольких лет, проведенных в темной хижине, Маанзи совершенно ослепла. Она ходила среди гор, ища Сгубу, и не могла найти его. Маанзи и теперь все еще горестно плачет в те дни, когда Сгубу гневно бьет в свой барабан. Но, говорят, со временем они найдут друг друга, и, когда это случится, барабан перестанет греметь, а Маанзи не будет больше плакать.

Тогда начнут высыхать реки и земля погибнет от жажды. Весь мир, сухой и бесплодный, воспламенится в жарких лучах солнца и сгорит до основания. Так отомстят Сгубу и Маанзи за свои страдания.

В этот момент раздался страшный удар грома и на нас хлынули потоки воды.

— Добрая старая Маанзи! — крикнул кто-то, когда мы бросились к бунгало, спасаясь от дождя.

Возвращаясь из Горонгозы домой, мы решили на несколько дней заехать в заповедник Уонки в Южной Родезии. Он расположен в семидесяти пяти милях от водопада Виктория и занимает площадь почти в шесть тысяч квадратных миль. Как и в большинстве других заповедников, звери живут там в прекрасных естественных условиях, и человек не вмешивается в их жизнь. Хотя в Уонки есть несколько хорошо оборудованных домиков, где могут останавливаться посетители, мы предпочли разбить свой собственный лагерь на специально отведенной для этого территории. Но сначала пришлось получить разрешение директора. Все туристы, которые останавливаются здесь или просто проезжают по этому раю зверей, предоставляются самим себе, и им строго наказывают избегать встреч с такими опасными животными, как буйвол, лев или слон, особенно если они с детенышами.

Местность эта сурова, дика и почти безлюдна, закон джунглей господствует здесь безраздельно, однако и для человека заповедник может стать тихой пристанью, где среди бескрайних просторов вельда и чудес природы распадаются цепи, приковывающие его к неотложным делам и бесчисленным заботам современной жизни, и он начинает понимать, что такое покой и свобода.

В то время наши палатки в заповеднике были единственными. Меня это радовало, потому что во время сафари я всегда предпочитал оставаться наедине с семьей и старался избегать всего, что напоминало мне издерганную жизнь в больших городах.

От директора заповедника я получил особое разрешение, позволяющее нам ездить по всему вельду и выходить из машины, если понадобится снять кадры получше. Вообще же посетителям не разрешается сворачивать в сторону от дорог, потому что бывали случаи, когда из-за какой-нибудь поломки им приходилось проводить ночь в машине среди вельда, а это причиняет массу хлопот служащим заповедника, которые должны часами разыскивать этих нарушителей.

Мы узнали, что милях в двадцати от нашего лагеря, у водопадов под названием Н'Гвашла, недавно видели львов. Мои операторы решили это проверить и на следующий день все, кроме Джона Лимбери, с раннего утра отправились к водопадам.

К ленчу они не вернулись, поэтому я решил взять с собой Джона и вместе с женой и девочками отправиться куда-нибудь в другое место поискать слонов. Невдалеке от лагеря мы увидели слабо наезженную автомобильную колею, которая сворачивала в сторону от главной дороги и вела к лесу. Видимо, ею пользовались во время дежурств объездчики. Мы свернули на эту колею и вскоре заметили, как впереди что-то сверкнуло на солнце. Когда мы подъехали ближе, я сообразил, что это остатки скелета слона. Этот слон, как нам сказал один из сотрудников, умер естественной смертью, от старости.