Няня поневоле (СИ) - Волкова Виктория Борисовна

Закутавшись в синий махровый халат, выхожу следом за ней и тут же натыкаюсь на любопытный взгляд горничной. Наблюдаю, как она, недовольно поджав губы и схватив пылесос и ведерко с тряпками, уходит с этажа.

«Второй информатор пошел», — весело хмыкаю я, не собираясь ничего скрывать. Довольно наблюдаю, как Линара воркует над Марком. Прижимает к себе зареванного пацаненка и что-то приговаривает ему на ушко.

— Налейте воды в бутылочку, Сергей Алексеевич, — просит она и неожиданно осекается.

— А куда делся Сережа? — подмигиваю ей, подхватывая пятилитровую бутыль. — Сколько воды и сколько смеси? — интересуюсь деловито.

Линара смотрит на меня растерянно. И я понимаю ее смущение. Это в спальне мы — любовники, и обращение на «ты» вполне допустимо в порыве страсти. А вот в детской она уже чувствует себя нянькой, а меня — работодателем.

«Придется приложить силы и выбить из нее эти дурацкие условности. Боюсь, меня не обрадует такая смена обращений. И как мне самому реагировать? Назвала Сережей — могу поцеловать, а если по имени и отчеству, обязан надуть щеки?

«Не выйдет, милая, — рыкаю мысленно. И в точности соединив все ингредиенты, закручиваю соску. Привычным жестом взбалтываю бутылочку. Передаю ее Линаре, все еще успокаивающей моего неугомонного сына. А тот, завидев свою долгожданную пайку, быстро захватывает губами силиконовый кончик. Легким невесомым поцелуем касаюсь виска Линары. А после, плюхнувшись рядом с ней, вытягиваю до середины комнаты длинные ноги и кладу башку на мягкую спинку дивана.

«Хорошо-то как, господи! Хорошо!»

Из-под опущенных век наблюдаю, как маленькие ручонки сына собственнически держат кисть Линары, а губки вовсю тормошат соску. Смесь в бутылочке заканчивается слишком быстро. И как только она пустеет, Линара поднимает ребенка «столбиком». Медленно носит по комнате, поглаживая спинку. А Марк, засранец, смотрит на меня очень внимательно, будто что-то хочет сказать. Наверное, предъявить права на няньку.

Погоди, сынок! Погоди!

Ловкие пальцы Линары медленно скользят по маленькому тельцу. И я неожиданно понимаю, что ошибся в выборе. Вместо заполошной Жанки мне бы больше подошла добрая и нежная старшая сестрица. Меньше хлопот и одно удовольствие. Улыбаюсь во весь рот, ощупывая глазами фигурку в тонком халатике. Точно знаю, что под ним ничего нет.

«Сейчас бы обнять сзади, засунуть руку под подол, — мечтаю я и тут же обрываю себя. — Марк. Ребенок может испугаться».

Перевожу взгляд на длинные волосы, которые мне пока не удалось намотать на кулак. И снова пялюсь на халат, в вырезе которого виднеются упругие, будто мячи, полушария.

— Пойдем еще поваляемся, — решаю я, резко поднявшись с дивана. — У нас нет никакой переноски? Или еще одной коляски?

— Понятия не имею, — пожимает она плечами и ошалело наблюдает, как я, подхватив кроватку, тащу белое сооружение с тюлем в свою спальню.

— Не хочу тебя отпускать, — бурчу, поравнявшись с Линарой. — Потом перенесем остальное барахло.

Девчонка смотрит на меня обалдело.

— Ты думаешь, это правильное решение? — шепчет изумленно.

— А лучше тайком друг к другу бегать? — фыркаю на ходу. — Пойдем. Я еще подремать с тобой хочу. Или, — останавливаюсь около двери, пораженный догадкой. В личном деле нет, но все-таки. — У тебя кто-то есть, и огласка нежелательна? Сразу скажи, Линара! Хотя, судя по тому, что сидишь тут безвылазно, ты — одинокий маленький доктор! — бросаю я небрежно и, не дождавшись ответа, тащу люльку сына в свою спальню. Дурацкий балдахин болтается перед глазами словно маятник. Злюсь как дурак. Но слышу сзади шаги Линары и ее увещевания Марку.

— А чей это папа скучает по маленькому мальчику?

И раздражение само собой испаряется. Вместо него душу наполняют тепло и радость. Немного позже, когда сын засыпает в кроватке, а Линара на моем плече, у меня возникает странное ощущение. Как будто мы семья и родители маленького сына. И от этой глупейшей мысли на душе становится так хорошо. Ясен пень, долго эти игрульки не продлятся. Как и любая другая баба, нянька мне надоест… Чувствую, как внутри поднимается клокочущая волна возмущения. И ловлю себя на странной мысли: хочу провести с Линарой остаток жизни. Надеть кольцо на палец, поставить закорючку в ЗАГСе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Эко, тебя скрутило, Сережа, — ухмыляюсь, перебирая тонкие, будто шелк, волосы. — С одной ночи поплыл!»

Девчонка дрыхнет, закинув ногу мне на бедро и распластавшись на груди. Так когда-то любила спать Вероника. Ластилась ко мне, шептала слова любви. А я, баклан… не уберег.

«Эту хоть не проворонь, Сережа, — предостерегает чуйка. — Не упусти!»

— Постараюсь, — хмыкаю я и, поцеловав Линару в нос, осторожно бужу. — Пойдем, погуляем по лесу, маленький доктор. Ребенку необходим кислород.

— Там холодно, — бурчит она, приподняв голову и сонно глядя на хмарь за окном.

— Оденешься потеплее, — не собираюсь сдаваться я.

— У меня не так много теплых вещей, — вздыхает она, норовя заснуть снова.

— А-а, тогда ладно, — говорю понимающе и, как только девчонка засыпает, тянусь за сотовым.

«Какой там у нее размер? — спрашиваю сам себя. — И открыв сайт своего любимого магазина, выбираю пуховик. — Вот только красный взять или оливковый?»

— Я как пожарная машина, — вздыхает Линара, разглядывая себя в зеркало. И если на покупку я потратил несколько минут, то уговаривать маленького доктора мне пришлось примерно с час.

— Это вопрос удобства, Линара. Не нравится красная, надень оливковую, — потеряв надежду, что она примет подарок, объясняю я. — Важно, чтобы вы с Марком могли гулять со мной. А я люблю долго бродить по лесу. Эти прогулочки не на полчаса, милая. Если закоченеешь, что мне делать? — спрашиваю с легкой усмешкой и сам поражаюсь собственной настойчивости.

— Согреешь меня, — улыбается Линара, все еще вертясь перед зеркалом.

И от этой улыбки у меня сводит внутренности. Будто железный кулак сжимает сердце и печень. А внутренний голос повторяет как заведенный «не отпускай ее!».

— Не могу выбрать, — вздыхает она. — Наверное, лучше оливковая. В лес в красной нельзя.

— Это еще почему? — усмехаюсь я, борясь с желанием затянуть девчонку в койку. Выкинуть обе куртки, на фиг! Сдать Марка Элле, а самим…

«Поостынь, Сережа, — говорю себе строго. — Башку тебе снесло знатно. Погуляй по морозцу, замерзни, проголодайся. А потом нырни в теплую постель с горячей девчонкой!»

План, конечно, хороший, вот только у меня не хватает терпения. Ну как малец, честное слово!

— Давай я, — предлагаю Линаре и аккуратно забираю у нее эргорюкзак Марка. — У меня сил побольше.

Ловлю насмешливый взгляд девчонки, наблюдающей, как я справляюсь с лямками и замками.

Я парашют собирал, девочка! Уж с детскими прибамбасами точно справлюсь. Взяв сына на руки, опускаю его в переноску. Маленький сопляк тут же прижимается ко мне всем тельцем. Необычный опыт. Слышу, как стучит чистое сердечко. Чувствую, как грудь распирает от гордости. Мой! Мой сын! Только мой!

Невесомо целую маленькую розовую щечку и, застегнув собственную куртку до плечиков Марка, беру Линару за руку.

Ловлю любопытные взгляды охраны и недовольный кавалера — Юрика.

«Позыркай тут у меня», — мысленно отрезаю я, давая понять всем и каждому, что эта женщина моя. Все тут мое. Сын! Линара! Дом! И лес до самого ручья. Чужого не возьму, но и своего не отдам.

Подбегают собаки и в изумлении рассматривают изменившуюся фигуру хозяина.

«Что это там у тебя? Нам интересно!»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сажусь рядом на корточки и, чуть потянув вниз змейку, показываю Марка ротвейлерам.

— Охранять! Всегда охранять, — велю, дав понюхать самый важный объект на территории. А затем, поднявшись на ноги, неожиданно киваю на Линару.

Она вздрагивает и испуганно тянется ко мне, когда два огромных пса прижимают к ее коленкам кожаные носы.

— Своя, — ощерившись, бросаю я собакам. — Линара своя!