Барьер Сантароги - Фрэнк Герберт

— Заговор с целью обмана, — заметил Селадор. — Понимаю. Но я больше склонен считать, что это направление поисков окажется неверным.

Слушая Селадора, Дейсейн вдруг обратил внимание на несколько замедленный темп его речи. Возможно, сказывалась усталость.

— Вполне вероятно, — согласился Дейсейн. — Но всё равно не повредило бы узнать мнение наших стражей закона. Возможно, это даст мне новые ключи к разгадке Сантароги.

— Очень хорошо. И, Джилберт, когда ты отправишь мне копии своих заметок?

— Вышлю по почте из Портервилля уже сегодня вечером несколько копий своих записей.

— Лучше завтра. Уже поздно и…

— Нет, сэр. Я не доверяю почте Сантароги.

— Почему?

Дейсейн рассказал, как Дженни разгневалась на женщин, работавших на почте. Селадор захихикал.

— Создаётся впечатление, что там орудует целая банда настоящих гарпий, — заметил Селадор. — Есть ли в Сантароге законы, предусматривающие ответственность за перлюстрацию корреспонденции? Впрочем, ну конечно же, они честные люди и всё такое. Надеюсь, ты застал мисс Сорже в добром здравии?

— Она прекрасна, как всегда, — ответил Дейсейн, стараясь говорить беззаботно. Этот вопрос его удивил. Мисс Сорже. Селадор назвал её мисс, значит, он знал, что она не замужем.

— Мы занимаемся изучением источников поступления топлива в Сантарогу, продолжал Селадор. — Пока ничего нового. Береги себя, Джилберт. Не хочу, чтобы что-нибудь случилось с тобой.

— Мне тоже, — заметил Дейсейн.

— Ну, тогда пока! — попрощался Селадор. В его голосе прозвучала нерешительность. Потом раздался щелчок, и связь разъединилась.

Дейсейн повесил трубку и повернулся, услышав какой-то звук за своей спиной. В проезд свернула машина шерифа и остановилась прямо перед будкой. В глаза Дейсейна бил ослепительный свет фар. Дейсейн услышал, как открылась дверь и раздались звуки шагов.

— Выключите этот чёртов свет! — крикнул Дейсейн.

Свет фар потускнел. Он разглядел крупную фигуру человека в форме, стоявшего перед таксофоном с поблёскивающим на груди значком.

— Какие-нибудь проблемы? — раздался неожиданно писклявый для такой громадины голос.

Дейсейн вышел из кабинки, всё ещё в гневе от того, что его ослепили светом фар.

— А что, должны быть?

— У, чёртовы сантарожанцы, — пробормотал шериф. — Наверное, очень уж приспичило кому-то из вас позвонить во внешний мир, раз для этого пришлось пожаловать сюда.

Дейсейн хотел было возразить, что он не сантарожанец, но промолчал, когда его мозг затопил поток новых вопросов. Почему его принимают за сантарожанца? Сначала толстяк на «крайслере», а теперь и этот шериф. Дейсейн вспомнил слова Мардена. У него что, на лбу есть отличительный знак об этом?

— Если разговор закончен, то вам лучше ехать домой, — сказал шериф. Здесь нельзя стоять всю ночь.

На приборном щитке грузовика Дейсейн увидел неожиданное изменение уровня бензина — прибор ошибочно показывал, что бак почти пуст, хотя он был полон. Поверит ли он, что ему нужно дождаться утра, когда заработает заправочная станция? Может ли он вызвать дежурного, и тогда будет обнаружено, что израсходовано всего несколько галлонов?

«К чему заниматься самообманом?» — задал себе вопрос Дейсейн.

Он вдруг понял, что ему не хочется возвращаться в Сантарогу. Почему? Может, потому что, живя там, он превращается в настоящего сантарожанца?

— У тебя довольно неплохая перевязка, — заметил шериф. — Побывал в аварии?

— Ничего серьёзного, — ответил Дейсейн. — Потянул слегка связки.

— Тогда спокойной ночи, — сказал шериф. — Будь осторожен на этой дороге. — Он вернулся к своей машине и сказал что-то тихим голосом напарнику. Они оба захихикали. Потом патрульная машина медленно выехала из проезда.

«Они ошибочно приняли меня за сантарожанца», — подумал Дейсейн и принялся размышлять над реакцией полицейских. Им совсем не хотелось, чтобы он находился в городе, но вели они себя с ним как-то неуверенно — словно боялись его. Без всяких колебаний они оставили его одного, даже не поинтересовавшись, с какой целью он приехал в Портервилль. А если он преступник?

Почему же они подумали что он сантарожанец? Этот вопрос не давал ему покоя.

Ухабистая дорога тут же заставила его вспомнить о больном плече. Правда, теперь оно лишь отзывалось тупой болью. Голова была ясная, чувства обострёнными, впереди чернела выступавшая клином вершина горы. Он удивлялся этому новому для себя состоянию.

Дорога поднималась всё выше и выше…

Неясные образы вдруг стали проноситься перед глазами Дейсейна, как бы являясь продолжением окрестностей, мелькавших за окнами машины. Они оформлялись в слова, фразы, лишённые всякого смысла, так что от всего этого у психолога стала кружиться голова. Ощутив внезапно наступившую необыкновенную ясность в голове, он попытался разобраться, что они означают.

«Пещера… хромой… пожар…»

«Какая пещера? — подумал Дейсейн. — Где я видел хромого? Что ещё за пожар? Не тот ли это пожар, что привёл к выходу из строя телефонных линий?»

У него внезапно возникло впечатление, что он-то и является этим хромым. Однако обнаружить связь между пожаром и пещерой никак не удавалось.

Дейсейн понял, что он не рассуждает, а воскрешает в памяти прежние мысли. Образы являлись ему в форме увиденных им предметов. Автомобиль. Он видел сверкающую машину Джерси Хофстеддера. Забор. Он видел забор вокруг кооператива. Тени. Он увидел бестелесные тени.

«Что творится со мной?»

Дейсейн почувствовал, что дрожит от голода… хотя на лбу появились крупинки пота, которые начали скатываться вниз на лицо. Он ощущал их солёный вкус на губах. Дейсейн опустил окно, позволяя холодному ветру наброситься на него.

На повороте, том самом месте, где он остановился в первый вечер, Дейсейн съехал на обочину, заглушил двигатель и потушил фары. Облаков на небе уже не было, и расплющенная серебряная луна низко скользила над горизонтом. Он посмотрел на долину — повсюду виднелись огни, далеко слева — сине-зелёные — там были теплицы; а справа, у кооператива, суетились люди.

Здесь же, наверху, Дейсейн чувствовал себя отчуждённым от всего этого, изолированным. Его окружала темнота.

«Пещера? — подумал он. — Джасперс?»

Трудно размышлять, когда всё тело ломит. Плечо его по-прежнему ныло от боли. Усилилась боль и в левом лёгком. Давало о себе знать и сухожилие на левой лодыжке — не болью, а слабостью. Он мысленно мог представить любую из царапин, которые оставили на его груди сломанные перила, из которых с таким трудом извлекал его Бурдо.