В интересах государства - Энтони Бивор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но до этого, утешил себя Шерман, еще не дошло, раз во время последнего телефонного разговора ему удалось сохранять хладнокровие, как заправскому игроку в покер. Мастерски он это разыграл – выказал лишь формальный интерес, услышав о гибели Юджина Бэйрда. Звонил его бывший коллега из агентства Рейтер, у которого за неделю до этого он справлялся по телефону о Бэйрде и его Институте. Какое счастье, что он забыл у себя в номере сигареты и должен был вернуться: именно тогда-то и раздался звонок. А еще говорят, что курить вредно! Шерман передвинулся на сиденье, вытаскивая зажигалку.
Грэйсона, ставшего теперь обозревателем, явно разочаровала его сдержанная реакция. Казалось, он даже расстроился: выходит, нечего было беспокоиться и звонить из автомата. Как все журналисты, случайно ставшие свидетелями какого-нибудь происшествия (на сей раз по пути в Лондон из Саутгемптона, где он брал интервью), он тут же остановился, чтобы выяснить, в чем дело. «Представляешь, – Грэйсон всячески старался вызвать интерес своего друга, – полиция не только не хотела сообщать никаких подробностей, но даже не разрешила мне осмотреть место, где это произошло».
Шерман снова взглянул на часы. Итак, со времени их телефонного разговора прошло сорок три минуты, а со времени катастрофы, прикинул он, никак не меньше часа. До него вдруг дошло, что он навис над рулем и сжимает его изо всех сил, подсознательно пытаясь заставить машину двигаться быстрее. Усилием воли он принудил себя откинуться на спинку сиденья и расслабиться.
Трудно было не испытывать чувства вины за свою неискренность в разговоре с Грэйсоном, но по телефону было бы слишком сложно объяснить, почему это представляет для него такой интерес. К тому же, он смутно догадывался о возможной подоплеке событий, хотя, скорей всего, догадка эта была порождена надеждой напасть на след большой сенсации. В конце концов, он успокоил свою совесть, сказав себе, что позвонит Грэйсону утром и сообщит все, что ему удастся выяснить. О приезде Иньесты ведь не знал никто из журналистов, кроме него. Что ж, они в «Пост» неплохо работают. Не успел он подумать об этом, как увидел впереди мигающие голубые огни и с облегчением перевел дух.
Припарковавшись на обочине, он ринулся к огороженному участку посередине дороги и перелез через разграничительный барьерчик. Сюда был перетащен остов сгоревшего «даймлера», возле которого в окружении пластмассовых конусов стояли три полицейские машины. Шермана удивило, что до сих пор еще не приехала «аварийная». Да и ни одного мотоцикла тоже не было.
– Виноват, сэр, сюда не положено! – быстро подойдя к нему, сказал полицейский во флюоресцентном оранжево-белом плаще.
– Пресса, – спокойно ответил Шерман, вытаскивая свое удостоверение.
– Виноват, сэр, запрет относится ко всем без исключения.
– Я был другом доктора Бэйрда, знал его по Вашингтону. – Голос Шермана звучал твердо. – Прошу дать мне возможность переговорить с вашим начальником.
Молодой констебль пристально посмотрел на него и знаком велел подождать, но Шерман вместе с ним направился к невысокому человеку в штатском, разговаривавшему с тремя полисменами в офицерской форме возле одной из машин темно-бордового цвета. Все четверо взглянули на Шермана после того, как констебль что-то сказал им, ткнув большим пальцем себе за спину. Шерман подошел к ним. Вероятно, этот в штатском был здесь главным.
– Я уже объяснял констеблю, – сказал ему Шерман, – что я друг доктора Бэйрда и хотел бы знать, что произошло.
Полицейские обменялись взглядом со штатским и тут же отошли в сторону. Шерман внимательно его оглядел. Темноволосый, невысокого роста – почти на голову ниже его.
– Несчастный случай, – пояснил Дандас. – «Даймлер» разбился в тот момент, когда два мотоциклиста пытались обогнать его на крутом повороте – там, где одностороннее движение переходит в двустороннее. – И офицер в штатском указал на место аварии; Шерман послушно повернул голову, делая вид, будто смотрит туда. На самом же деле его куда больше интересовало, почему у его собеседника, освещенного вращающимися голубыми огнями, такое встревоженное лицо.
– Сколько же народу погибло? – осведомился он.
Полицейский секунду помедлил, прежде чем ответить.
– Все. Три мотоциклиста и трое находившихся в машине.
Шерман присвистнул и принял подобающий случаю мрачный вид. Он не стал выражать удивления по поводу того, что заградительный барьер остался невредим или что скорость на этом участке дороги не могла быть очень большой.
– А трупы?
– Не понимаю.
– Их что, увезли в ближайшую больницу?
– М-м… не уверен. – Офицер явно нервничал. – Впрочем, это уже не по моей части.
– Как, разве вы не из автоинспекции? – удивился Шерман, отрывая взгляд от обгоревшей машины.
– Нет, мы просто первыми оказались на месте аварии – возвращались в Лондон. – Он поднял голову и внимательно посмотрел на американца. – Могу ли я поинтересоваться, сэр, как это вы так быстро обо всем узнали?
– Конечно, – ответил Шерман. – Мне позвонил один мой знакомый, по фамилии Грэйсон. Он знал, что мы с Джином были друзья.
– А, это тот журналист, который появился здесь сразу же после аварии. Боюсь, что мы не много смогли ему показать. Тут, знаете ли, образовалась форменная пробка.
– Думаю, он на вас не в обиде, – сухо отпарировал Шерман. – Да, бедняга Джин, – вздохнул он после приличествующей случаю паузы. – Что за нелепый конец – и как раз после того, как он получил новое назначение.
Полисмен в штатском пробормотал что-то вроде соболезнования, но Шерман почувствовал в его тоне явное облегчение.
– Всем нам, конечно, суждено рано или поздно перейти в мир иной, но, боже, такая потеря! – Шерман, как мог, старался продлить разговор. – Полагаю, что эти на мотоциклах были обыкновенными хулиганами?
– Нельзя сказать с уверенностью, сэр.
Шерман медленно кивнул и потупил взгляд. А что, если попросить разрешение осмотреть «даймлер», подумал он. Нет, это может показаться подозрительным. В этот момент он увидел возле машины продолговатый кусок белого картона. Машинально нагнувшись, Шерман поднял его. И пока выпрямлялся, перевернул картонку. На него глянуло мужское лицо.
– Ваше фото? – спросил он, протягивая снимок.
– Спасибо, – поблагодарил офицер и торопливо опустил фотографию в карман.
Шерман отметил про себя его нервозность: надо держать себя в руках, решил он. Лицо на снимке было ему знакомо, и он отчаянно пытался вспомнить, где же видел его.
– Что ж, – произнес он, – тут вроде больше ничего нет интересного. Не буду вам мешать.
Офицер в штатском еще раз выразил соболезнование по поводу кончины его друга, и Шерман сокрушенно кивнул в знак признательности.
Обратно в Лондон он возвращался не спеша – не из соображений безопасности, а потому, что мозг его бешено работал. Частицы головоломки начинали постепенно складываться в единое целое, но лицо на фотографии по-прежнему оставалось белым пятном. Он действовал методом исключения, отвергая одного за другим всех, кого видел после приезда в Англию. И вдруг вспомнил – церковь! Молодой иностранец, пожиравший глазами братьев Гамильтонов, сидевших в первом ряду.
Шерман снова закурил в надежде, что это поможет обрести необходимую ясность мысли. Вероятно, решил он, Бэйрда убили по ошибке. Но с кем его спутали? С Иньестой или с Алексом Гамильтоном? Ясно, что полисмены, с которыми он только что расстался, – это не обычный полицейский наряд. Об этом говорили и их наплечные знаки. А человек, с которым Шерман беседовал, был вооружен: когда он засовывал фотографию во внутренний карман, это сразу стало заметно. Но почему у Бэйрда была такая охрана? Вопрос следовал за вопросом. И стоило Шерману найти подходящий ответ, как тут же возникало новое сомнение. Есть только один человек, к которому стоит еще раз обратиться, и надо сделать это по пути обратно в гостиницу.
Дом, где жил Брук Гамильтон, уже спал, – только из одного открытого окна в дальнем его конце доносилась музыка. Что-то классическое. Шерман еще раз оглядел темные окна небольшого строения. Он уже отметил: машины Брука не видно. В третий раз нажав на кнопку звонка и снова услышав сквозь запертую дверь гулкое эхо, раздавшееся в пустой квартире, он пошел обратно. Его шаги отчетливо звучали в огороженном со всех сторон, мощенном булыжником дворике. А что, если попробовать позвонить к соседям? Он в нерешительности остановился и тут заметил в окне нижнего этажа сквозь щель между занавесками голубовато-серое мерцание телевизионного экрана. Вот так удача! Тут же выяснилось, что отворивший ему дверь мужчина как раз утром беседовал с Бруком Гамильтоном, когда тот загружал вещи в свой «универсал». «Он сказал мне, что уезжает в отпуск во Францию». Поблагодарив, Шерман вернулся к своей оставленной на улице машине – так что ж, ближе он теперь к разгадке тайны или дальше? В конце концов он решил, что ничего иного, кроме как насесть на другую половину семьи Гамильтонов, ему не остается.