Происхождение центральных банков - Вера Смит

Глава IX. Дискуссия в Германии

В Германии активное обсуждение вопроса о банковской свободе началось еще позже, чем во Франции. Одной из первых книг, оказавших определенное влияние на общественное мнение, стали впечатления Ф. А. фон Герстнера (F. A. von Gerstner) ["Bericht aus den Vereinigten Staaten Amerika's uber Eisenbahnen, Dampfschiffahrten, Banken and andere offentliche Untemehmungen", 1839] от его поездки по Америке. Фон Герстнер отнес быстрое развитие американской промышленности и торговли на счет существовавшей в Америке банковской системы [там же, с. 1]. Своей книгой он вызвал ложный оптимизм в отношении кредитной экспансии: кто-то из читателей мог даже поверить в то, что банки наделены некоторым подобием магической силы. Вплоть до 50-х годов прошлого века в Германии так и не было опубликовано ни одного сколько-нибудь значимого исследования о банках и денежном обращении. Затем сразу три автора -- Отто Хюбнер (Otto Hubner), Я. Л. Телькампф Q. L Tellkampf) и Адольф Вагнер (Adolf Wagner) -- в течение нескольких лет оказались в центре внимания публики. Первый из этих троих -- Хюбнер -- являлся активным членом германского движения за свободную торговлю. Львиную долю его книги ["Die Banken", 1854] занимало историко-статистическое обозрение основных типов банковских институтов в разных странах. Общий вывод Хюбнера состоял в решительной поддержке им свободы банковского бизнеса. Практика показывает, говорил он, что чем меньше ограничения, накладываемые на деятельность банков, тем реже они оказываются неплатежеспособными [там же, т. I, с. 32]. Государство никогда не раздает привилегии на безвозмездной основе. Если банки желают сохранить за собой дарованные им привилегии, они должны выполнять прихоти правительства. "Для банков, располагающих исключительной привилегией, -- писал Хюбнер, -неплатежеспособность, как правило, является наиболее верным предсказанием предпринимателя. "Хюбнер при этом имел в виду в первую очередь Австрийский Национальный Банк. Тому ни за что не удалось бы выдать правительству в кредит столь крупные суммы денег, не объяви он себя при этом банкротом. А без предоставления этих кредитов его прибыль оказалась бы куда меньше [там же, т. I, с. 32]. Хюбнер противопоставлял привилегированные банки, законодательно освобожденные от ответственности за свои ошибки (в случае банкротства правительство принудительным образом делало его банкноты законным средством обращения), и свободную банковскую систему, в которой банки были бы вынуждены отвечать за результаты собственных шагов. Более того, даже сам факт поддержки государством привилегированного банка давал в распоряжении последнего ничем не заслуженное доверие. Хюбнер отнюдь не использовал для своих выводов в пользу свободы теоретические выкладки банковской школы. Напротив -- он был первым из весьма популярной в Германии группы исследователей, считавших, что масштабы банковской эмиссии не могут превышать имевшегося в наличии золота для ее обеспечения [там же, т. I, с. 73]. Банки, таким образом, не должны были давать взаймы больше того, что они получали. Из этого следовало, что Хюбнер не имел отношения и к той части сторонников свободы, которые видели в ней средство для понижения ставки процента. Если рост масштабов обращения сопровождался снижением ставки процента, это, по мнению Хюбнера, служило свидетельством нездоровых явлений, порожденных этим ростом [там же, т. I, с. 73]. Если бы можно было доверять государству в том, что денежная эмиссия не будет превышать золотого запаса, то наилучшей системой была бы эмиссия, контролируемая государством [там же, т. I, с. 123]. Однако в реально сложившихся условиях гораздо лучшее приближение к идеальной модели следовало ожидать от системы свободных банков, которые, подчиняясь собственным интересам, были бы нацелены на полное выполнение своих обязательств. Столь категоричная трактовка денежной доктрины нашла еще одного своего приверженца в лице Телькампфа. В молодости он путешествовал по Америке, и, вероятно, именно замеченные им там случаи банковских злоупотреблений привели его к выводу о том, что количество бумажных денег в обращении должно быть жестко привязано к массе депонированных взамен металлических денег, а эмиссия должна находиться в руках одного-единственного банка. Хотя он опубликовал свои взгляды в Америке еще в 1842 г. [в издававшемся Хантом (Hunt) "Merchants' Magazine and Commercial Review", Vol. IV, c. 70.], в то время Телькампфу не удалось обратить на себя сколько-нибудь существенного внимания. Возвратясь в Германию, Телькампф стал профессором политической экономии в Бреслау (Breslau) и был, кроме того, избран членом прусского сената, возглавив там дискуссии по поводу банковского законодательства. В своей первой книге ["Uber die Neuere Entwicklung des Bankwesens in Deutschland mit Hinweis aufdessen Vorbilder in England, Schottland and Nord-Amerika and auf die franzosische Societe Generate du Credit Mobilier", 1836] Телькампф сосредоточился на борьбе со все еще бытовавшим в некоторых кругах общества убеждением, что банковский бизнес обладал возможностью неограниченного расширения реального богатства. [В частности, Телькампф критиковал взгляды фон Герстнера.] Говоря о свободе, Телькампф проводил четкое разграничение между эмиссионной и депозитной сферами банковского бизнеса. Он считал недопустимым позволять любому частному лицу заниматься эмиссией банкнот без всяких на то законодательных ограничений. Он делал исключение из этого правила при соблюдении двух условий. Во-первых, эмитенты должны нести неограниченную ответственность. Ограниченная ответственность, по мнению Телькампфа, является не правом, на которое во имя свободы могли претендовать банки, а привилегией, даруя которую, государство подрывало естественный принцип ответственности, лежащий в основе свободной торговли. Во-вторых, эмитенты должны быть полностью освобождены от обязательств кредитовать правительство. Хотя конечной целью, к которой, с точки зрения Телькампфа, стоило стремиться, являлась централизация банковской эмиссии [см. также его "Essays on Law Reform, Commercial Policy, Banks, etc., in Great Britain and the United States of America", 1859.], реальных перспектив достижения такого единения в тогдашней Пруссии не существовало. А бурный рост числа банков в сопредельных государствах и их ничем не ограниченная эмиссия привели Телькампфа к поддержке создания в Пруссии своих собственных частных банков для вытеснения из страны чужих банкнот. Телькампф рекомендовал использовать для учреждения новых банков шотландскую модель ["Uber die Neuere Entwicklung...", c. 5], предполагая, что, если бы акционеры отвечали бы по своим обязательствам всем своим имуществом, их корыстные интересы выступили бы в роли необходимых ограничителей эмиссии. [Стоит заметить, что Телькампф (вместе с Э. И. Бергиусом (E. J. Bergius)) участвовал в переводе на немецкий книга МакКаллоха "Treatise on Metallic and Paper Money and Banks", в которой защищалась денежная доктрина. На немецком языке книга вышла в 1859 г. под названием "Geld und Banken".] Наибольшую известность среди германских экономистов того времени получил Адольф Вагнер. В той же степени, в какой Телькампф был последовательным приверженцем денежной теории, Вагнер был сторонником банковской школы. Работая в то время, когда денежная теория приобретала в континентальной Европе значительное влияние, Вагнер в своей первой книге ["Beitrage zur Lehre von den Banken", 1857] поставил себе целью сделать две вещи: во-первых, объяснить с экономической точки зрения недостатки системы привилегированных банков, и, во-вторых, исследовать подоплеку Закона Пила. Вагнер весьма тщательно изучил английскую литературу по этим и связанным с ними вопросам и остался под особенно сильным влиянием трудов Джеймса Уилсона. Именно благодаря Вагнеру основные обвинения в адрес Закона Пила и денежной доктрины, выдвинутые к тому времени в Англии, стали известны читателям в Германии. Сам он считал, что на пути образования банков не должно воздвигаться никаких законодательных препятствий. Выступая против законодательного установления масштаба эмиссии и доли обязательных резервов, Вагнер тем самым полностью соглашался с позициями сторонников свободы. Он негативно оценивал Закон Пила, и не только потому, что тот базировался на ошибочных теориях денежной школы. Оборотной стороной привилегированной позиции Банка Англии первоначально были обязательства в периоды кризисов оказывать банкам помощь посредством выдачи льготных кредитов. Закон Пила, сохранив за Банком Англии его привилегии, в то же время освободил его от обязательств [там же, с. 212]. Наиболее весомым дефектом системы крупных привилегированных центральных банков, с точки зрения Вагнера, были злоупотребления государственной властью над подобными банками, выражавшиеся в стремлении заставить их инвестировать слишком много средств в государственные бумаги и слишком сильно снижать ставки [там же, с. 233]. В то время как во Франции братья Перейр вместе со своими сторонниками считали пороком системы единственного банка установление ставки процента на слишком высоком уровне, Вагнер считал таковым прямо противоположное -- поддержание чрезмерно низкого уровня процентной ставки. В своей более детальной критике денежной теории, опубликованной несколько лет спустя, Ватер впервые в Германии обратился к теории обеспечения "банковской массы". Эта теория была тесно связана со знаменитым принципом автоматического возврата банкнот. Состояла она в следующем: пока банкноты выдаются в ходе действительного банковского бизнеса, то есть обеспечиваются краткосрочными активами, они возвращаются в банки естественным путем по истечении срока кредитования. По этой причине размеры эмиссии постоянно находятся под контролем. С этого момента теория обеспечения "банковской массы" заняла весьма влиятельную позицию в германских дискуссиях о банках и законодательстве. Наиболее интересная трактовка предложений о либерализации банковского бизнеса в Германии была дана в дискуссиях Германского Экономического (Deutsche Volkswirte) Конгресса [см. доклад о слушаниях в Viertelijahrschrift for Volkswinschaft and Kulturgeschichte," 1863, т. III, с. 241 и далее по тексту] в начале 60-х годов, а также в трудах одного из самых известных его членов Отто Михаэлиса (Otto Michaelis). Конгресс поставил своей целью выработать законодательную основу для свободного банковского бизнеса. Было признано, что если банковские компании учреждались в соответствии с принципом неограниченной ответственности, это делало излишним принятие специального законодательства о банках. Если же, напротив, реальной практикой стала бы ограниченная ответственность, то, возможно, понадобилось бы сформулировать ряд юридических положений, или так называемый "Normativ-bestimmungen". Вопрос о том, что именно должно в него войти, стал предметом довольно оживленных дискуссий, в результате которых по ряду пунктов согласие так и не было достигнуто. Все участники дискуссии, похоже, согласились с тем, что на размеры эмиссии и долю резервов не должно накладываться никаких ограничений. В то же время, они не были столь единодушны по вопросу о том, должны ли для обеспечения банкнот использоваться лишь специально оговоренные виды активов. Макс Вирт (Мах Wirth) придерживался мнения, что все банкноты должны обеспечиваться золотом и покрытием "банковской массы". Он считал, что цены государственных и иных долгосрочных ценных бумаг недостаточно стабильны для того, чтобы служить в качестве хорошего обеспечения. [Столь детальная дискуссия по поводу вексельного обеспечения, послужившая новой отправной точкой для банковских дебатов, вероятно, объяснялась двумя свойственными Германии факторами: во-первых, чрезвычайно значительными колебаниями стоимости ценных бумаг во всех германских государствах, включая Пруссию; и, во-вторых, печальным опытом попыток в приграничных государствах использовать в качестве обеспечения векселей активов типа "креди мобилье".] Михаэлис полагал, что ни ломбардные кредиты, ни государственные бумаги не могли служить в качестве подходящего средства для обеспечения банкнот, в связи с чем нью-йоркская система депонирования облигаций была, с его точки зрения, недопустима. Хотя Михаэлис считал уместным рекомендовать банкам использовать для обеспечения своих банкнот векселями "банковской массы", он не видел необходимости в законодательном закреплении этого положения. Большинство Конгресса не поддержало оговорки о том, что векселя, учитываемые эмиссионным банком, должны иметь, по крайней мере, две подписи. Никакой поддержки не получили также предложения о наложении ограничений на масштабы и тип деятельности банков (в дополнение к эмиссионной), о законодательных положениях по обеспечению депозитов, об ограничении размеров депозитных обязательств банков, а также о заблаговременном предупреждении о снятии вкладов. Конгресс, таким образом, отверг как неприемлемые все идеи прусского "Нормативбедингунгена" ("Normativ-bedingungen"). На вопрос, должны ли были векселедержатели получить преимущественные права по сравнению с другими кредиторами (держателями депозитов) в случае ликвидации банка, был дан отрицательный ответ. Большое значение придавалось всеми участниками дискуссии обязанности банка платить по своим векселям в день предъявления под страхом ликвидации. [Вот что говорит об этом Михаэлис: См. "Viertelijahrschrift for Volkswirtschaft and Kukurgeschichte", 1863, т. III, с. 251. Здесь важно дать следующее пояснение: все вышесказанное вовсе не означает, что банк в этом случае не имел бы возможности преодолеть временные затруднения либо, напротив, что для полной гарантии платежеспособности его следовало бы заставить хранить стопроцентные резервы. На самом деле, вполне естественно ожидать, что поток векселей, возвращающихся в банк, время от времени превышает его привычную ожидаемую величину плюс некоторый допуск на отклонение от нормальной ситуации, т. е. ту величину, на которую рассчитывает банк, поддерживая адекватные резервы. Если же столь неожиданный всплеск спроса все-таки происходит, но банк, тем не менее, в состоянии выполнить все свои обязательства, если он успеет вернуть ранее выданные займы и за счет этого расплатиться по векселям, такой банк сможет выйти на денежный рынок и занять там средства на необходимое время. Банк, являющийся платежеспособным в том смысле, что он в состоянии выполнить свои обязательства в течение достаточно короткого отрезка времени, но в данный конкретный момент страдающий от нехватки ликвидных средств, вряд ли столкнется с трудностями при попытке получить такой займ.] Такой акцент на необходимости принудительной ликвидации банков за невыполнение банками своих обязательств явился определенным новшеством по сравнению с предшествовавшей тому практикой. И раньше периодически раздавались голоса о необходимости принуждения к быстрому возобновлению выплат, установления системы наказаний в зависимости от продолжительности приостановок и, наконец, ликвидации банков по прошествии более или менее долгого времени после начала приостановки выплат. Однако, как правило, приостановки выплат на определенные сроки считались явлением допустимым и даже нормальным. Особый упор Михаэлис, равно как и Конгресс в целом, сделали на важности депозитного бизнеса, значением которого до тех пор обычно пренебрегали. Конгресс рекомендовал учреждение кредитных и депозитных банков [там же, с. 258]. Когда же Конгресс два года спустя вновь вернулся к этой теме ["Viertelijahrschrift for Volkswirtschaft and Kukurgeschichte", 1865, т. II, с. 206 и далее], Михаэлис горячо поддержал отделение кампании за развитие банковского бизнеса от борьбы за свободу эмиссионной деятельности, поскольку к тому времени он осознал, сколь эфемерны надежды на завоевание свободы в эмиссионной сфере. Он сделал это, несмотря на свое полное теоретическое несогласие с общепринятым жестким разграничением эмиссионной и депозитной сфер банковского бизнеса. В опубликованной в 1865 г. статье ["Noten and Depositen" в "Viertelijahrschrift" Фаухера (Faucher)] Михаэлис заявил, что с установлением единообразия в эмиссии банкнот исчез один из важнейших способов контроля за денежной экспансией. В условиях большого числа банков среднее время обращения банкнот сокращалось, вследствие чего повышалась вероятность их возврата к своим эмитентам для погашения. При депозитном кредитовании, считал Михаэлис, пределы экспансии еще более жестки. Проверка платежеспособности банка происходит в этом случае очень быстро. Редко когда чек несколько раз поменяет своих владельцев, каждый из которых ставит на нем передаточную роспись. Скорее всего, чек будет немедленно предъявлен для оплаты в банк непосредственно тем, на чье имя он первоначально выписан. Всякий чек, выписанный на имя человека, не входящего в круг клиентов данного банка, будет оплачен каким-либо другим банком, который приобретет, таким образом, право требовать выплаты этой суммы у первого банка. Если только такое требование не окажется уравновешенным аналогичным встречным, первый банк передаст часть своих наличных денег второму. Признавая, таким образом, существование некоторых различий между чеками и банкнотами (последние могут дольше циркулировать в обращении до момента погашения), а также тот факт, что различие это оставалось в то время единственным сколько-нибудь существенным основанием для проведения границы между ними, Михаэлис все же не видел достаточных причин недопущения свободы в эмиссионной сфере, в то время как в депозитном бизнесе свобода была бы разрешена. И в том, и в другом случае жесткий контроль осуществлялся бы самими банками, при условии их достаточного количества. Монополия в обоих случаях удлиняла период обращения и оттягивала проверку платежеспособности. Михаэлис верил в то, что в рамках системы большого числа банков существует автоматический механизм, призванный контролировать возникновение тенденций в сторону расширения вексельной эмиссии. Механизм этот, считал Михаэлис, функционирует до тех пор, пока существуют несколько или хотя бы один банк, не расширяющий своей эмиссии [статья "Banken and Depositen", с. 130--131 в "Viertelijahrschrift" Фаухера; кроме того, опубликовано Михаэлисом в его "Volkswirtschaftliche Schriften", т. II, 1873]. Таким образом, он расценивал его не просто как средство контроля за каждым из банков в отдельности, если тот вдруг "зашагал не в ногу" с остальными: этому механизму была подконтрольна вся система в целом, поскольку маловероятно, что на путь экспансии все банки без исключения встают одновременно. Разумеется, возражения Лонгфилда, если только они верны, хорошо применимы в качестве ответа на эти рассуждения. Они, однако, были к тому времени еще малоизвестны немецкой публике. Тем же, кто ратовал за эмиссионное единообразие, считая, что это способно расширить сферу распространения банкнот по сравнению со случаем разрозненной эмиссии, Михаэлис отвечал, что небольшие размеры территории, на которой обращаются банкноты какого-либо банка, на самом деле представляют собой преимущество, поскольку делают возвращение этих банкнот для погашения более частым. [Вышеупомянутая статья, с. 132. На самом деле, принцип ограничения территории, обслуживаемой каждым из банков, имеет своим результатом скорее возникновение монополии, нежели конкуренции. Более естественным способом банковского устройства могла бы стать система банковских отделении: в этом случае территория, на которой обращались банкноты каждого из банков, была бы велика, а отделения различных банков могли бы конкурировать в одной и той же части страны. Если предположить, что при этом существует еще одно средство контроля, отмеченное Михаэлисом, а именно -- механизм клиринга между действующими на одной и той же территории банками, межбанковский контроль в подобной системе оказывается весьма эффективным.] Примерно одновременно с этим в свет вышла первая публикация ["Bankenand Krisen", 1863] автора, пользовавшегося незаслуженно скромной известностью среди германской публики. Речь идет о Филипе Йозефе Гайере (Philip Joseph Geyer). Как и Телькампф, он был сторонником денежной теории в ее наиболее жестком варианте. Он начал с тезиса о том, что количество денег в обращении всегда должно оставаться на неизменном уровне [там же, с. 7]. Всякое же отклонение от такого порядка вещей Гайер считал следствием выпуска банками необеспеченных золотом банкнот. Гайер считал, что лишь полностью обеспеченная эмиссия представляет собой "реальный" экономический фактор, в то время как необеспеченная ее часть привносит в действие экономического механизма "искусственный" капитал (kunstliches Kapital). Если объем искусственного капитала в обращении превысит массу свободного реального (naturliches) капитала, происходит кризис перепроизводства [там же, с. 33 и далее]. Будучи ярым противником свободы банковской эмиссии, Гайер в то же время выступал за свободу учреждения депозитных банков, которые были призваны аккумулировать и пускать в дело свободные реальные сбережения. Такой ход событий, по мнению Гайера, давал возможность избежать выпуска необеспеченных векселей. После кризиса 1857 г., во время которого Банк Англии действовал в качестве кредитора в последней инстанции, даже в Германии стали ощущаться изменения в доводах сторонников централизации в банковской сфере. Приверженцы сильного центрального банка перестали выступать в поддержку централизованной системы лишь на том основании, что она, по их мнению, была единственным способом удержать вексельную эмиссию в необходимых пределах, и начали акцентировать внимание на финансировании во времена паники. Такая точка зрения была точно сформулирована профессором Нассе (Nasse) в памфлете, увидевшем свет в начале 1866 г. ["Die Preussische Bank and die Ausdehnbung thres Geschaftskreises in Deutschland", 1866]. В то время как мелкие эмитенты во времена кризисов теряли всякое доверие публики, векселя центрального банка продолжали служить нуждам внутреннего денежного обращения. Таким образом, ликвидируя необходимость борьбы с внутренней утечкой золота, помимо принятия мер против его оттока за рубеж, центральный банк снижал тяжесть кризиса. Вследствие этих причин Нассе поддерживал идею превращения Прусского Банка в центральный банк. Кроме того, он критиковал Закон Пила, лишавший центральный банк возможности заполнить образовавшиеся во время кризиса прорехи кредитной системы. Эта критика была направлена против законопроекта, только что представленного на суд прусских законодателей Михаэлисом, предлагавшего ограничить фидуциарную эмиссию Прусского Банка. На первый взгляд может показаться странным, что подобный законопроект получил поддержку от Михаэлиса, всегда выступавшего за полнейшую свободу эмиссионных банков и минимальное законодательное вмешательство в банковскую сферу. Тем не менее, Михаэлис действовал полностью в русле своих главных воззрений. Там, где существует множество банков, их эмиссия подвержена автоматическому контролю. В случае же привилегированной монополии такой механизм отсутствует, вследствие чего необходимо ввести внешний ограничитель ["Volkswirtschaftliche Schriften," т. П, с. 383; соответствующий абзац отсутствовал в статье ("Banken and Depositen") в том виде, в каком она была опубликована в "Vierteljahrschrift" Фаухера]. Нассе соглашался с Михаэлисом в том, что обеспечение банкнот должно в максимальной степени базироваться на "банковской массе" (краткосрочных активах). Это исключало возможность использования для обеспечения государственные ценные бумаги и входило в прямое противоречие с Законом Пила, который рассматривал таковые в качестве единственно возможного средства обеспечения фидуциарной эмиссии. [Как пояснял Нассе, причина этого состояла в том, что ценные бумаги прусского правительства были гораздо менее надежны, нежели бумаги английского правительства, и часто могли быть реализованы лишь со значительными потерями стоимости. Нассе даже предлагал Прусскому Банку инвестировать свободные средства в векселя Английского Казначейства.] Гайер и Телькампф развили свои мысли в 1867 г. [Р. G. Geyer, "Theorie and Praxis des Zettelnankwesens nebst einer Charakteristik der Englischen, Franzosischen and Preussischen Bank", 1867; J. L Tellkampf, "Die Prinzipien des Geld-und Bankwesens", 1867] Гайер сформулировал два главных недостатка существовавшей тогда банковской системы. Во-первых, порождая "искусственный капитал" в объеме, приводящем к образованию чрезмерного количества капитала в обращении, она создавала предпосылки для возникновения торговых кризисов и стимулировала циклическую динамику производства. Во-вторых, спровоцировав кризис, она усугубляла положение, сокращая объемы кредитования и вызывая вынужденную продажу товаров. Объяснение, данное Гайером происхождению бумов, оказалось весьма близким современным воззрениям австрийской школы о "сверхинвестициях". Ему, однако, так и не удалось дать сколько-нибудь удовлетворительное объяснение непосредственным причинам кризиса и депрессии. Логика Гайера приводит к теории недопотребления. Результатом избыточного предложения капитала становится перепроизводство потребительских товаров, которые не могут быть поглощены рынком, поскольку спрос на них может увеличиться только с падением цен. Разумеется, более дешевый капитал означает уменьшение процентной ставки. Однако этот элемент издержек настолько мал, что вряд ли может оказать существенное влияние на конечные цены потребительских товаров. Гайер рассматривал банковскую теорию с позиций, близких современной теории равенства инвестиций и реальных сбережений. Трудности, сопровождающие разрешение банковского вопроса, считал Гайер, лежат не столько в теории, сколько в практике [там же, с. 227]. Теория однозначно считает, что необеспеченная эмиссия должна быть приведена в равновесие с объемом свободного капитала, однако, поскольку этот объем нам неизвестен, сознательно достичь такого равновесия невозможно. Из этого Гайер сделал вывод, что следует вообще прекратить эмиссию необеспеченных банкнот, а свободный капитал лучше привлекать через развитие депозитного бизнеса. В переходный момент сокращение массы искусственных банковских денег должно строго соответствовать росту депозитов. Для достижения такой согласованности эмиссия должна быть централизована в руках единственного института. Гайер понимал, что даже в условиях единообразия эмиссионной деятельности сложности интернационального характера все же останутся в силе. Односторонний отказ какой-либо страны от "искусственного банковского капитала" стал бы бесцельным и, вместе с тем, весьма хлопотным занятием, поскольку решившаяся на такой шаг страна оказалась бы под воздействием преумножения банковского капитала в других государствах и вряд ли устояла бы перед их более низкими процентными ставками. Закон Пила также не являлся достойным разрешением проблемы, поскольку он не доводил принципов денежной теории до логического конца. Следовало бы либо запретить необеспеченную эмиссию как таковую, либо приравнять ее размер к объему свободного денежного капитала. Поскольку Закон не предусматривал ни того, ни другого, он был не в состоянии предотвратить кризис. Когда же кризис возникал, Закон еще более усугублял ситуацию, провоцируя панику вместо того, чтобы облегчить условия кредитования и тем самым уменьшить потери предприятий. Точка зрения Гайера и Телькампфа, предлагавших полностью запретить фидуциарную эмиссию, не учитывала ряд важных аспектов проблемы денежного обращения. Избрав в качестве начальной точки ситуацию, когда существующая денежная масса уже содержит банкноты, многие из которых не обеспечены золотом на 100 процентов, они недооценили трудности дефляционного процесса, сопутствовавшего бы возврату к "идеальной" ситуации. Этот процесс привел бы к гораздо более жестоким и долгосрочным потрясениям, чем те, что так пугали Гайера и Телькампфа в случае движения в противоположном направлении. И что еще более важно -- движение к "идеальной" ситуации могло оказаться бесцельным, поскольку ни одно из возможных значений размера денежной массы ни в коей мере не было бы истиной в последней инстанции. Что действительно имеет значение, так это колебания совокупного объема денег, а все, к чему призывала теория Гайера, сводилось к требованию не допускать дальнейшего роста этого объема. Таким образом, экономическая система, однажды достигнув состояния равновесия с существующим в данный момент объемом денежной массы, в дальнейшем не должна была вновь и вновь приспосабливаться к меняющейся ситуации. Распространяя свои рассуждения на одни только банкноты и их влияние на совокупную денежную массу, Гайер и Телькампф также игнорировали сложности, возникающие при введении в анализ вкладов до востребования и последствий изменения скорости их обращения. Рассмотрим в качестве исходной ситуацию, когда имеется некоторое количество вкладов до востребования и все или, по крайней мере, какая-то часть из них, являются не вкладами соответствующих сумм наличных денег, а повторно депонированными ссудами, ранее выданными банками и также не обеспеченными золотом на все сто процентов. Такие вклады меняют объем эффективно циркулирующей денежной массы за счет изменений в скорости обращения (выраженной в числе чеков, выписанных за отрезок времени). Таким образом, задача удержания размера денежной массы на одном уровне может время от времени однозначно требовать увеличения количества находящихся в обращении денег в виде банкнот. Так может случиться, например, в случае, когда снижение депозитной активности (увеличение средней продолжительности времени, в течение которого депозиты остаются невостребованными) требует от банков, желающих поддерживать объем эффективной денежной массы на прежнем уровне, выдачи новых займов, а новые заемщики предпочитают банкноты депозитам до востребования. Как только средства депонированы в банке, с экономической точки зрения уже не имеет значения, какая часть вкладов примет в дальнейшем форму бумажных денег. Все зависит от выбора, сделанного публикой, -- в пользу депозитов на текущем счету или банкнот. Приверженцы менее жесткого направления денежной школы, а также сторонники банковской школы рассматривали банкноты в качестве средства "экономии драгоценных металлов", что, как правило, следовало понимать как "предоставление более дешевого кредита". Будучи представителями наиболее жесткого крыла денежной школы, Гайер и Телькампф рассматривали банкноты лишь в качестве более удобного способа перемещения и транспортировки денег. Следует отметить, что такие авторы, как Тук (Tooke) и Вагнер, видели единственный недостаток увеличения массы бумажных денег в возможности их дальнейшего обесценения (и роста уровня цен), а поскольку такое расширение часто не сопровождалось падением покупательной способности денег, они делали вывод, что рост денежной массы не всегда представляет собой зла [см. Wagner, "Beitrage zur Lehre von den Banken", c. 81--86]. Гайер же, в конце концов, увидел, что изменения объема денежной массы приводят к сдвигам в структуре производства с определенными нежелательными последствиями. В последующих работах Телькампф также придерживался мнения, что, если план объединения эмиссии в одних руках и привязки ее к золоту не может быть реализован, следующей лучшей альтернативой является шотландская система. Похоже, что Телькампф относился к этой системе как к очень хорошему запасному варианту. Споры в Германии завершились рядом публикаций, увидевших свет в начале 1870-х годов, как раз накануне образования Рейхсбанка (Reichsbank). Среди этих публикаций был памфлет Леопольда Лас-кера (Leopold Lasker) ["Bankfreiheit oder nicht?", 1871]. Он утверждал, и, наверное, не без оснований [особенно в свете того, что аргумент Лонгфилда оставался практически неизвестным немецкой публике], что еще не было убедительно показано, почему банковская сфера должна служить исключением из правила свободного предпринимательства, применимого к любым другим областям экономической жизни, и что против идеи "Банкфрайхайта" -- банковской свободы ("Bankfreiheit") -- так и не было приведено серьезных аргументов. Два трактата на тему банков и кредита были опубликованы в эти годы Вагнером и Книесом (Knies)соответственно [A. Wagner, "System der deutschen Zettelbankgesetzgebung unter Vergleichung mit der Auslandischen, zugleich ein Handbuch des Zettelbankwesens", 1870--1873. С. G. Knies, "Geld und Kredit", в двух томах, 1873--1879]. Каждый из них поддерживал противоположные стороны спора. Вагнер, однако, к тому времени успел попасть под влияние исторической школы и, таким образом, уже не был столь бескомпромиссным приверженцем свободной системы. Он настаивал на том, что абсолютного решения в пользу какой-то одной из систем не существовало вообще, и каждая из них могла быть оправдана при определенном стечении обстоятельств. Однако Вагнер отказался лишь от немногих постулатов своей прежней позиции и сохранил свои симпатии к идеалам свободного банковского бизнеса. Среди прочих, Вагнер стремился разрушить теорию о том, что эмиссия банкнот приносит неисчислимые прибыли. Такой взгляд служил питательной средой для критики Книеса в адрес свободной системы. Он писал, что производство банкнот должно быть объектом специального регулирования, потому что их создание ничего не стоит [там же, т. I, с. 313]. Вагнер же указывал на существование издержек управления и, что особенно важно, на стоимость капитала значительных размеров, необходимого для эмиссионного бизнеса. Не признавал Вагнер и необходимости выделить банковский бизнес из прочих сфер производственной деятельности и распространить на него принцип неограниченной ответственности. Вместе с тем Вагнер считал целесообразным проведение реформы всего свода законов о бизнесе, которое бы установило особые условия для функционирования различных его сфер. Руководствуясь этой идеей, он приступил к созданию "Нормативбедингунгена", который можно было бы применить к банковскому бизнесу. В частности, размер банковского капитала должен был удовлетворять некоторому минимальному уровню, номинал банкнот ограничивался снизу, межбанковский обмен банкнотами должен был проводиться на регулярной основе один либо два раза в неделю, а в отношениях с публикой устанавливался принцип открытости. Существование подобных правил рассматривалось Вагнером как явление, вполне совместимое с идеей абсолютного "Банкфрайхайта". Что касается других правил, часто включавшихся в банковское законодательство, например, контроля за деятельностью банков, фиксации пропорций эмиссии по отношению к размерам банковского капитала или закрепления определенных форм обеспечения векселей, то их Вагнер считал несовместимыми с принципами абсолютного "Банкфрайхайта". Однако если полную свободу не понимать слишком буквально, можно было и согласиться на некоторые из этих правил. Как и Михаэлис, Вагнер делал особый упор на необходимости быстрой ликвидации неплатежеспособных банков. Если предъявленная к погашению банкнота не могла быть оплачена в главном офисе выдавшего ее банка либо в его отделениях и филиалах на местах и в течение короткого отрезка времени (например, трех дней, как предлагал Вагнер) банк все еще не был в состоянии уплатить по своим обязательствам, любой кредитор этого банка должен был иметь право обратиться в суд с требованием о его ликвидации. Единственным оправданием для банка могли служить лишь форс-мажорные обстоятельства, как, например, иностранная агрессия [там же, с. 634]. Вагнер возражал Михаэлису в вопросе о том, какой из типов резервных требований, предъявляемых к банковской эмиссии, лучше -- континентальный, он же германский ("Дриттельдекунг"-"Dritteldeckung", или металлическое обеспечение в размере одной трети эмиссии), либо система Пила (фиксированная фидуциарная эмиссия). Книес и Михаэлис остановили свой выбор на системе Пила. Вагнер же предпочитал "Дриттельдекунг". Даже признавая, что выбор значения для этого норматива (одна треть) совершенно произволен, он все же считал такой подход гораздо менее жестким, нежели систему Пила или американскую систему депонирования облигаций. Говоря об опыте, который Германия извлекла из событий 1866 г., заставившем многих обратить внимание на преимущества системы центрального банка и согласиться с доводами его сторонников, Вагнер признавал, что такие преимущества действительно были продемонстрированы. Тем не менее, он считал, что эти преимущества вовсе не обязательно являются преимуществами исключительно привилегированного и монопольного центрального банка. Не только Прусский Банк, но и близкие к нему по масштабам банки, такие как банки Франкфурта, Лейпцига и Бремена, а также более мелкие центральные банки, или, как их можно было бы назвать, центральные банки второго порядка, в разгар кризиса оказывали поддержку фирмам с добротной репутацией [там же, с. 357]. Частичное отречение от