Убийство в долине Нейпы - Дэвид Осборн

— Но тогда скажите, Бога ради, Марсель, что же заставило старика вдруг ни с того ни с сего передумать и все-таки завещать имение обоим сыновьям?

Марсель и сам не знал, чем объяснить такой фортель старика. Разочарованная тем, что мне так и не удалось нащупать какой-то важный элемент, послуживший мотивом для убийств, я вернулась с Марселем Турбо на вертолете в его штаб-квартиру, где с неохотой уступила его заботам телохранительниц.

Глава 17

Возвращаясь в долину Нейпы, я меньше всего любовалась окружающим пейзажем. Полностью уйдя в себя, я рылась в памяти в поисках некой ускользнувшей от моего внимания детали, способной все объяснить. Я анализировала каждое событие в «Аббатстве» с того момента, как впервые переступила его порог. Я перебирала в памяти все свои разговоры с Лиз, стараясь припомнить все до мелочей — интонацию, выражение лица, паузы, а также беседы с Брайантом и Клаудсмитом, вопросы, которые мне задавал Богнор, и даже громогласную болтовню Чарвуда. В поисках хотя бы крохотной зацепки в словах самой Хестер, услышанных мною в тот роковой вечер, я изо всех сил старалась припомнить каждую ее задиристую фразу перед обедом, а также подробности послеобеденного скандала в гостиной. Я еще раз воскресила в памяти лицо Джона при виде мертвой Алисы. Не мог ли он вдруг осознать серьезную опасность, грозящую и ему тоже, потому что знал истинную причину смерти Алисы, как, впрочем, и Хестер? Я перебрала в памяти все документы, сксерокопированные мною в конторе в ночь убийства Алисы: завещание Саймона, решение суда о расторжении брака, налоговые ведомости, дневниковые записи — и не нашла ничего такого, что могло бы послужить ключом к разгадке.

Движение на автодорогах в районе залива было напряженным, как в часы пик, поэтому я довольно долго добиралась до «Аббатства». Въехав в большие кованые ворота и минуя арку перед монастырем, я заметила пару новых полицейских — эти уже не болтались без дела и не курили. Один из них сразу же решительно шагнул на дорогу и приказал предъявить ему удостоверение личности. Лишь изучив документы, он разрешил мне следовать дальше.

К моему удивлению, в доме было темно. Стоянка машин у подъезда пустовала. Мысли мои заметались, и я вздрогнула, когда дверь неожиданно распахнулась, едва я коснулась ручки. На пороге стоял Хозе.

— Добрый вечер, миссис Барлоу!

— Хозе, а где же все остальные?

— Мистер Сэлдридж позвонил и сказал, что они с миссис Сэлдридж собираются переночевать у мистера Брайанта в Сан-Франциско. Миссис Сэлдридж оставила вам записку в холле на столе. Вы обедали, мадам?

— Нет.

Хозе сказал, что в таком случае он быстренько для меня что-нибудь приготовит и позовет к столу.

— Достаточно салата, Хозе. У меня был сытный ленч.

Он кивнул и хотел было уйти, когда я спросила:

— А где же мисс Лурина?

Улыбка его угасла. Он помялся, глядя вверх, на лестницу, и промямлил:

— Полагаю, она у себя в комнате, мадам. — И быстро ушел на кухню.

Я взяла со столика адресованный мне яркий голубой конверт и извлекла из него записку Лиз. Она приносила извинения за то, что оставляет меня обедать в одиночестве, но Брайант посоветовал им приехать для встречи с возможным кредитором. Далее она сообщала, что Богнор весь день усердствовал на «военной тропе», а департамент здравоохранения настаивает на паровой стерилизации всех бродильных чанов, хотя бедная Алиса создала проблему только с одним чаном. «Видимо, нам не миновать списания в убытки еще одного годового урожая», — писала она. Завершалась записка словами: «Мы останемся ночевать в Сан-Франциско, так что к обеду нас не ждите. Если вам что-либо потребуется, обращайтесь к Хозе».

Я сунула записку в карман и стала подниматься по ступеням. На полдороге я услышала чьи-то невнятные голоса наверху. Поднявшись на лестничную площадку, я различила стоны. Еще не дойдя до комнаты Лурины — дверь в нее почему-то была открыта, — я сообразила, в каких случаях женщины так стонут. Но верить догадке почему-то не хотелось.

Поравнявшись с дверью, я остановилась — увы, ничего не могла с собой поделать. Остановилась и, пока не пришла в себя, тупо глазела. Обнаженные Лурина и Роланд Грунниген в ее постели занимались любовью. Когда я наконец сдвинулась с места, мне показалось, что прошла вечность, хотя уверена, что простояла я не более трех секунд. Я постаралась уйти незаметно. Но Грунниген, повернув голову, увидел меня. Он застыл на миг, потеряв ритм, но затем, усмехнувшись, продолжал свое дело, словно меня и не существовало.

Двадцатью минутами позднее, когда Хозе ударом в гонг пригласил меня к столу, я с трудом осмелилась выйти из своей комнаты. Дверь в комнату Лурины была на этот раз закрыта. Я услышала шелест воды в душевой.

После легкого ужина я вышла на террасу. Стоя на прохладном ночном ветерке, несущем аромат виноградных гроздьев, я вдруг подумала, а не выяснить ли мне, откуда исходил тот странный скребущий звук, который я слышала в ночь убийства Хестер, и тем самым разгадать хотя бы одну загадку. Я подвигала по каменному полу металлическое кресло. Нет, не то… Протащила по полу деревянный шезлонг — опять не похоже, какое-то слабое царапанье. Осмелев, подошла к бассейну и повозила по бетонному борту сначала тяжелым цветочным горшком, а затем Лурининым топчаном для загара. Ни тот, ни другой звук не были похожи на странный тогдашний звук. Я смотрела на бассейн, стоя спиною к дому, и прикидывала, что бы еще подвигать. В задумчивости я обернулась, у меня оборвалось сердце — кто-то стоял за моей спиной.

Я не завопила, хотя довольно громко ахнула, — и узнала Лурину.

— О Боже! — воскликнула я. — Вы меня жутко напугали.

Вместо объяснений и извинений она сухо заметила:

— Миссис Барлоу, нам нужно поговорить.

— Пожалуйста. Пройдем в дом?

Не ответив, она повернулась и пошла в гостиную. Я последовала за ней. Мы сели на тахту, правда, на изрядном расстоянии друг от друга. Она взглянула на меня как-то странно, затем резко поднялась, взяла сигарету и закурила. Я молча следила за нею. Казалось, она ужасно нервничает и вот-вот впадет в истерику. Снова усевшись, она налила себе вина, выпила и затем, глядя не на меня, а в пустой бокал, сказала отрывисто:

— Вы нас видели? Роланд сказал, что вы стояли и наблюдали за нами.

— Ну, это не совсем так…

— Но вы видели?

— К сожалению, да. А что мне оставалось делать, если дверь в вашу комнату была открыта настежь. А вообще, тут нечего стыдиться — вы не ребенок, секс — нормальная вещь. Меня, во всяком случае, вам нечего бояться.

— У нас не то, что вы думаете, — сказала она. — Это не просто секс. Для секса я могу найти себе мужиков сколько душе угодно в любом баре — в Нейпе или Сономе. Господи, достаточно мигнуть, и очередь выстроится.

— Не сомневаюсь.

И вдруг я с изумлением увидела, что Лурина плачет.

— Лурина, — проговорила я с мягкой укоризной.

— Мы любим друг друга, — прерывисто прошептала она. — Безумно. Мы ничего не можем с собой поделать. Вы это хоть в состоянии понять?

— Конечно.

— Я люблю его, он обожает меня. Это правда. Если Джон или Брайант узнают, они выгонят Роланда.

— Но почему же?

— Вы не понимаете? Они наверняка подумают, что он зарится на их деньги, а может быть, и на все «Аббатство». Но это совсем не так. Честно. Просто мы не можем совладать с нашей любовью. Так уж случилось.

— А как же Алиса?

— Она тут ни при чем. — На миг взгляд Лурины стал жестким.

— Она знала о том, что у вас с Роландом?

— Роланд ей сам рассказал.

— Ну и?…

— Конечно, мне было ее немножко жалко, но ведь она свое получила, а потом еще стала его мучить. К тому же она сильно сдала внешне, постарела…

Лурина налила себе еще вина. При этом рука ее дрожала.

Я сказала:

— Послушайте, Лурина! Да нет у вас основания для огорчений. Или вы все-таки боитесь, что я проболтаюсь?

Она подняла мокрое от слез лицо и покачала головой. Впервые я почувствовала симпатию к ней. Прежде, из-за пристрастия к деньгам, а может быть, вопреки ему, жизнь ее не отличалась эмоциональным богатством.

— В самом деле, не надо так, — сказала я твердо. — Вы не ребенок, и нет ничего плохого в том, что мужчина в вас влюблен. В любом случае это ваше личное дело. Разумеется, я не собираюсь никому ничего рассказывать, но как бы там ни было, глупо опасаться того, что они могут об этом подумать.

— Вы не знаете Джона! — Ярость неожиданно прозвучала в ее голосе.

— Ну конечно, я его знаю не так хорошо, как вы.

— Он сходил с ума, если я на десять минут позже обещанного приходила домой со школьной танцплощадки. Он изучал каждого мальчика, с которым я встречалась. Он ревновал! Он всегда хотел, чтобы я принадлежала только ему.