Чёрный Скорпион - Юрий Кургузов

Она изумленно вскинула на меня свои (наивные, ей-ей, наивные!) глазки:

— Но я же говорила — Жак убежал! Выкопал, скотина, яму под забором и убежал домой.

— Да-да, — кивнул я, — действительно скотина, это мы уже слышали. Но вот почему я лично, собственными глазами видел, как эту самую яму под забором рыла… ты? И уж конечно, не нежными ручками и ноготками, а обыкновенной, вульгарной лопатой. Так-то вот.

Блеф! Полный блеф. Или — почти полный. Разумеется, ни фига я не видел кроме следов от лопаты на грунте. Но эта туфта произвела на мою голоногую собеседницу эффект разорвавшейся бомбы: губы ее задрожали, зрачки застыли, словно увидели вдруг в моем дотоле обыкновенном рту кривые клыки вампира, и…

— Я… я не… — залепетала Вика.

— Хватит! Лапшу будешь вешать кому-нибудь другому. — Я зловеще понизил голос: — Быстро признавайся, почему ты это сделала! — Многозначительно помолчав, добавил: — А ну как, подружка, ты сделала и не только это?..

В глазах ее уже стояли слезы, но я был холоден и неумолим. Да в самом деле, какая-то трясогузка начнет тут нам устраивать бессонные ночи!

— Н-нет… — наконец с трудом выдавила она. — Н-нет, что вы… Как вы можете…

— Я — могу, — бесстрастно произнес я. — Если у тебя (не приведи господь, конечно) убьют близкого человека, гарантирую: сама удивишься, когда почувствуешь, на что вдруг стала способна. Так что не испытывай моего терпения и говори, зачем выпустила собаку! Между прочим, тем самым ты чуть не подвергла в ту ночь всех нас очень и очень большим неприятностям. Хорошо еще, что ничего не произошло. (Ха, знала бы она, что кое-что все-таки произошло… Чёрт, а может, стерва, и знает?) А если б нас перерезали сонных? — Я положил руку ей на плечо, и — совсем не нежно и даже не мягко: — Докладывай!

Вика, опустив голову, шмыгнула носом.

— Я… мне… Мне позвонили… — родила наконец с третьей попытки.

— Кто?

Она всхлипнула:

— Я… Я не знаю. Это был голос… какой-то странный, глухой…

— Дальше! — нетерпеливо сдавил я ее плечо.

Девушка охнула от боли, и я опомнился — убрал руку.

— Он сказал… прогони собаку, а то будет плохо… Ну, я испугалась и, когда стемнело… Да что говорить, раз сами видели.

(Это было уже интересно. Коли не врёт, — а возможно, и не врёт, — звонивший знал, что собака чужая и при первом же удобном случае убежит домой. Очень интересно…)

Но надо ковать железо, пока горячо, и я тоном заправского палача продолжил:

— Хорошо, допустим, сейчас ты не солгала и я тебе верю. — Вика подняла смятенные глаза, однако тона я не смягчил. — Да-да, я тебе верю, а теперь расскажи-ка, будь ласкова, где же все-таки обретается твой мачо?

— Это вы про Генку?

— Про Генку, родная, про Генку.

— Не знаю…

— А это, часом, не он звонил?

Вика судорожно стиснула кулачки.

— Нет! Клянусь вам, нет!

— Ладно-ладно, верю. — Я решил подкатить с другого бока. — Послушай, — уже чуть ли не по-отцовски пророкотал я. — Ты же смышленая, умная девочка. И должна соображать, чем это пахнет. Ну хорошо, давай поставим вопрос по-иному: ты не знаешь, где Геннадий, однако можешь предположить, в каком месте его вероятнее всего отыскать. И это ни в коем случае не будет предательством с твоей стороны — наоборот, откровенно поговорив со мной, он избежит многих неприятностей.

Вика надолго умолкла. Потом опять принялась наливаться слезами. Я ей не мешал.

— Может, на складах? — наконец жалобно вздохнула она.

Я настрожился:

— На каких складах?

— Ну… знаете, оптовая база, откуда по магазинам и киоскам развозят сигареты, водку и все остальное.

(Это было уже кое-что.)

— Так-так, и на той базе его можно найти?

Вика сморщила носик.

— Просто он ошивается там иногда. На этих складах работают какие-то его приятели.

— И ты знаешь адрес?

— Да. Только… — Голос ее снова дрогнул. — Не говорите Генке, пожалуйста, что я вас туда навела.

— Конечно-конечно, — заверил я. — Не беспокойся. — И вдруг спросил: — Ты боишься его, Вика?

Даже в надвигающихся на землю сумерках было видно, что девушка побледнела.

— Ну что значит — боишься? — уклончиво прошептала она. — Просто он… нервный…

("Нервный"? Интересно. Псих, что ли?)

— В каком смысле нервный, Вика? Дерется или как?

Она прикусила губу.

— А вот это вас совсем не касается.

— Хорошо, не касается, так не касается. Ладно. — Я встал. Она — тоже. — Да не волнуйся, — в который раз повторил я. — Если увижусь с Геннадием, про тебя и речи не зайдет. — И, поворачиваясь в сторону дома, в самый последний момент успел поймать уже каким-то даже не боковым, а чуть ли не полузадним зрением очень холодный и очень злой взгляд девушки в рубашке с кожаным пояском…

За ужином мы с Маргаритой не проронили почти ни слова — так, пара фраз ни о чем.

Потом она поднялась наверх — а я решил, что в спальню, и тихо, как вор, прокрался в гостиную с гитарой на стене.

Я осторожно снял гитару с крючка и, присев на диван, принялся еле слышно перебирать аккорды. И пальцы почему-то сами собой нащупывали самые жалобные, самые слезливые и мерзопакостные звуки. Ночь, тьма, звезды, луна в черном небе за крепко закрытым окном — и противное-препротивное, поганое-препоганое настроение в стиле псевдолермонтовской хандры и сплина. Когда-то я вычитал фразу, что сплин — это черная кошка, которая забирается к вам в сердце и когтями разрывает его изнутри…

Чёрт!.. Я резко ударил по струнам, но тут же испуганно заглушил их ладонью.

— Господи, вы даже гитару мучаете одинаково!

В дверях как привидение стояла Маргарита. Она была в чем-то светлом — не то халате, не то пеньюаре.

— Это импровизация, — скромно возразил я, поспешно отложив инструмент.

Маргарита усмехнулась:

— Все равно похоже. Значит, вы даже импровизировали одинаково.

Я все еще не понимал, сердится она или нет, и на всякий случай сказал:

— Прости…

Но она, кажется, меня не слушала. Или — не слышала. И вдруг…

— Признайся… — тихо проговорила Маргарита. — Неужели ты и правда поверил?

— Чему? — нахмурился я.

Маргарита нервно сжала руки.

— Тому, что утром несла про меня эта шлюха!

Я покачал головой:

— А разве это важно?

Светлая тень шевельнулась.

— Не знаю…

А я и сам не знал. Не знал, поверил ли, и не знал, важно ли это для меня или нет…

Но вот одно я все-таки, кажется, знал совершенно точно: слова той проклятой бабы в простыне были мне очень и очень неприятны.

Занавес…

Глава семнадцатая

Наутро я дождался пробуждения Маргариты и попросил у нее разрешения воспользоваться машиной.

Разрешение в конечном итоге получил, однако далось это нелегко. Нет, не в смысле, что Маргарите было жалко машину. Не жалко, просто она снова хотела ехать со мной.

А вот я того не хотел. С меня было довольно, что вчера эта женщина стала свидетельницей событий, видеть которые ей ну никак не стоило. Она до сих пор смотрела на меня взглядом, выражение коего мне очень не нравилось, — но вчера-то все получилось случайно, моей инициативы там не было. Сегодня же, возможно, инициатива будет — и лучше если я буду один.

Короче, мне таки удалось убедить Маргариту остаться дома. Я вывел машину со двора и, закрывая ворота, увидел, что хозяйка ее стоит на крыльце и смотрит мне вслед как какая-нибудь Гвиневера на отправляющегося на войну короля Артура. Мелькнула неприятная мыслишка: а вдруг в мое отсутствие сюда возьмет да нагрянет некий весьма нежелательный сэр Ланцелот?

Но увы, я не имел права сидеть сложа руки — как говорится, волка ноги кормят. Дабы добраться до следующих, уже более важных и значительных звеньев той чёртовой цепи, которую я вознамерился размотать, действительно пора было засучив рукава браться за роль волка, охотника, но никак не жертвы. И охотника не случайного, как вчера и даже позавчера, а сознательного и умышленного. Как сегодня.

Итак, я поехал в город, сообразовываясь в своем движении со сведениями, которые получил от злючки Виктории. Ехал и думал: а спал ли с ней Серый, и если спал, то не здесь ли собака зарыта? И может, все гораздо проще и пошлее, нежели я предполагаю: узнав об измене подружки, оскорбленный ухажер вместе с приятелями убивает обидчика, а потом все четверо ударяются в бега…

Действительно, очень простая и многое объясняющая версия. Многое, но, к сожалению, не всё: недавние мои ночные и дневные приключения в эту версию не вписывались… Хотя, может, не тронь я первых двоих, ничего страшного и не случилось бы, покурили и спокойно разошлись по домам… Нет, подождите, были ведь еще и телефонные звонки — Маргарите и (коли не брешет) Вике, а в звонках — угрозы, и, судя по всему, отнюдь не малахольного дружка этой дрянной девчонки.