Лидер «Ташкент» - Василий Ерошенко

Самолеты атакуют по-новому — сбрасывают бомбы из крутого пике. Когда они входят в него, бросается в глаза характерный излом плоскостей у фюзеляжа, знакомый еще только по таблицам. Это одномоторные Ю-87, с которыми мы раньше не встречались.

Самолетов восемь штук. Не знаю, сколько времени удавалось резкими циркуляциями увертываться от бомб с того мгновения, как пикировал на корабль первый: может быть, полторы минуты, может быть, две. Затем одна бомба упала близко у кормы. Опять у кормы, как тогда на «Ташкенте»!.. Бомба поменьше, чем в тот раз — видно по всплеску, да зато упала ближе.

Сразу умолкли зенитки — они все там, на юте. Вышел из строя руль. По телефону с запасного командного пункта и голосом с палубы докладывают, что затапливаются кормовые отсеки. Аварийная партия действует, но выправить положение ей трудно. Корма заметно оседает.

Корабль, оставшийся без руля, начинает самопроизвольно циркулировать вправо. Удерживать его на курсе можно только машинами. Сигналы телеграфа выполняются безупречно — нижняя вахта стоит на своих постах.

А с воздуха с диким ревом, заглушающим все остальные звуки, опять бросаются на нас пикировщики. Новый заход…

Охватывает страшная злость: нечем по ним ударить! Стреляют только пулеметы, а этого слишком мало. Столбы воды от падающих близко бомб закрыли горизонт. Чтобы что-нибудь различить вокруг, лезу на тумбу дальномера. За всплесками мелькнул буксир — он уже тут. Вызывали для экипажа канлодки, а того и гляди понадобится нам самим…

Еще заход пикировщиков — получаем прямое попадание в полубак. Взрыв сотрясает весь корабль. Сорвало козырек ходового мостика, телефон и все приборы. Упал рулевой, остававшийся на своем посту, хотя руль уже не действовал. Убит капитан 1 ранга Иванов. Ранен старпом Носов. Минуту спустя выясняется: в числе убитых на полубаке комиссар эсминца Дмитрий Степанович Золкин. Он пошел туда, чтобы проследить за затоплением носового артпогреба.

Корабль кренится на правый борт, но не тонет. Крепкий корпус эсминца не сокрушило и прямое попадание авиабомбы. Живет, не сдается и сердце корабля его машины. Но телеграф вышел из строя. Управление машинами переводим на голосовую связь — от мостика до люков цепочкой встают краснофлотцы.

Лев Анатольевич Владимирский по-прежнему рядом со мной. Вместе принимаем решение идти к Тендровской косе. Если крен будет увеличиваться, там можно приткнуть корабль к отмели, чтобы не дать ему опрокинуться.

Места, где карта показывает глубины четыре — шесть метров, совсем недалеко, но можем и не дотянуть — крен нарастает. И не прекращаются атаки самолетов. А маневрировать все труднее. Команды по цепочке идут слишком долго и порой искажаются — голоса заглушаются разрывами бомб. Контр-адмирал Владимирский решает спуститься на палубу, чтобы командовать прямо в машинные люки. «Цепочку» оставляем для связи между ним и мною. Лев Анатольевич просит почаще сообщать ему мои наблюдения — с мостика все-таки виднее общая обстановка.

Внезапно обнаруживаю, что я ранен. Должно быть, это произошло еще несколько минут назад. Тогда меня словно хлестнуло чем-то по реглану, а боль появилась только теперь. Захотелось вынуть засунутую в карман правую руку, а с ней что-то неладно, плохо слушается. Глянул на рукав — у плеча реглан изорван в клочья, сквозь китель сочится кровь. Почувствовалась боль и в боку.

На мостик взбежал лекпом: наверно, заметил снизу, что я себя ощупываю. Хочет сделать перевязку, но для этого надо раздеваться. А тут опять заходят самолеты. Отмахнулся от фельдшера — потом!

Эсминец снова встряхнуло. Еще одно прямое попадание. Куда угодило — сразу не поймешь. Мостик стал похож на изолированный от остального корабля островок: связи нет никакой и даже трап сорвало. Оставаться здесь дальше бессмысленно.

С большим трудом, перехватывая левой рукой за остатки поручней, спускаюсь на палубу. Первое, что ощутил, — палуба под ногами дрожит от работы машин. Значит, корабль движется. Кто-то из краснофлотцев подхватил меня под руку и ведет в пост энергетики. «Адмирал там», — поясняет матрос.

В посту энергетики застаю Владимирского, старшего инженер-механика Зызака и еще нескольких командиров подразделений. Корабль управляется теперь отсюда.

Владимирский уже распорядился, чтобы из кубриков вынесли все койки, расшнуровали и разбросали на палубе пробковые матрацы.

Проходит две-три минуты, и крен резко увеличивается. Корабль начинает медленно валиться на борт. «Пора!» — говорит Л. А. Владимирский. Я понимаю его и согласен. Командую в переговорные трубы:

— Всем наверх! На палубе брать спасательные пояса и матрацы!…

Кажется, вот-вот эсминец перевернется. Но вместо этого почувствовался вдруг не очень сильный толчок всем корпусом и заскрежетало под килем — корабль коснулся песчаного грунта. До отмели мы его все-таки довели. Но как боевой корабль эсминец «Фрунзе» фактически уже не существовал.

Бомбардировщики, разрядившись наконец, скрылись, но вряд ли окончательно. К борту эсминца подходит буксир «ОП — 8». Он невредим — все пикировщики атаковали эсминец. На буксир переносят раненых, затем перебирается остальная команда. Подплывают те, кто успел броситься в воду. Мы с командующим эскадрой оставляем эсминец последними.

Чтобы перейти на буксир, надо сделать большой шаг, вроде прыжка. На это у меня не хватило вдруг сил, и я очутился в воде. Меня вытаскивают, и буксир отваливает от борта эсминца. Лев Анатольевич уже распоряжается на мостике.

Хочу подняться на мостик и я, но, сделав несколько шагов по палубе, чувствую, что трапа не одолею. Рядом появилась девушка с санитарной сумкой. Должно быть, она плавала на буксире коком, потому что привела меня на уютный маленький камбуз, где совсем по-домашнему топилась плита. Тут, у пышущей жаром плиты, она и сделала мне первую перевязку.

— Осколки вытащат потом, это я не сумею, — сказала морячка. — А теперь пойдем в кубрик. Там у меня уже лежат ваши. Уложу и тебя на койку.

Ее заботливость трогала. И было приятно, что она, не обращая внимания на ранги, так сердечно говорит раненому «ты». Но в кубрик я все же не пошел, остался на палубе.

О том, что произошло в этот злополучный день дальше, вряд ли стоит рассказывать так же подробно. Самолеты вернулись снова и атаковали буксир. Бомба попала в него при первом же заходе. «ОП — 8» стал тонуть.

Я крикнул в люк кубрика: «Всем наверх!» Девушка-кок помогала раненым краснофлотцам выбираться на палубу. Буксир сильно кренился, чуть не опрокинулся, но капитан сумел прижать его к краю отмели. Словом, повторилось примерно то, что было уже пережито на «Фрунзе». И гражданская команда буксира вела себя так же мужественно, как экипаж эсминца. Моряки до последней минуты оставались на своих постах.