Инкуб. Строптивая добыча - Анна Вьюга

Велиар задерживает ладонь на моей щеке.

- Не бойся, сегодня ничего не будет. Я не готов расстаться с тобой так быстро.

- Тогда дай мне уйти…

Даже в темноте вижу, что он улыбается.

- И лишить себя такой прекрасной возможности узнать ещё парочку твоих секретов? У тебя их так много, Мышка. Я намерен разгадать все.

Собираюсь ещё что-то возразить.

Но в темноте его губы находят мои. И сладкий, болезненно-томный и неспешный поцелуй заставляет растерять последние аргументы.

Поцелуй – это безопасно, это уже знакомо. Это то, что не переходит черту… и усыпляет бдительность.

Ладонь Велиара ныряет под воротник моего халата и ложится на грудь поверх сорочки.

Я разрываю поцелуй и упираюсь лбом ему в плечо. Шорох моего дыхания в темноте. Жар его ладони. Мы недвижны, словно канатоходцы над пропастью, где каждое неверное движение – смерть.

Я всегда думала, что такое – унижает женщину. Но в голосе Велиара - почти благоговение.

- Идеальная. Как будто кто-то создал тебя специально для меня.

Большим пальцем осторожно касается тугой вершины. Едва успеваю задавить мучительный стон. Всё тело сжимает спазмом, внутри закручивается всё быстрее воронка огненного смерча, которую мне так и хочется обрушить прямо на инкуба, чтоб отомстить за то, что он творит с моим бедным телом.

Не отказываю себе в таком удовольствии, тем более, что держать это в себе больше нет сил. Горячая волна мгновенно перетекает из меня – в него. И я могла бы тешить себя иллюзией, что всё лишь показалось, и это моя богатая фантазия – но в тот же миг, как она добирается до Велиара, он отзывается эхом моего стона сквозь зубы.

Вдавливает меня в стену резким толчком бёдер, сжимает грудь сильнее.

А потом опускается вниз.

И раньше, чем успеваю запротестовать, отгибает кружево сорочки вниз, освобождая сосок.

Проводит языком.

У меня подгибаются колени, но он держит за талию крепко. Под спиной по-прежнему дверь – так близко спасение, но так безнадёжно далеко, когда нет силы воли, чтоб спасаться.

Широкие горячие плечи под моими ладонями. Гладкая кожа, твёрдые мускулы тренированного хищника. Вкрадчивая дерзкая ласка. Такое острое наслаждение, от которого меня бросает в дрожь.

Втягивает сосок в рот, посасывает, выпускает с влажным звуком. Очерчивает языком влажную дорожку по кругу, по чувствительным бугоркам. Ночная прохлада тут же выстуживает кожу, и сочетания жара и холода сводит меня с ума, ослепляет, заставляет вздрагивать и трепетать в ответ на каждое прикосновение – и бояться и ждать с мучительным нетерпением следующего. И выгибать спину, и подаваться навстречу, и подставляться умелым ласкам, замечая в смятении, как странно реагирует тело, как влажно становится там, внизу.

Его пальцы мнут грубое дешёвое кружево, стискивают в кулак так, что скоро порвут. Его плечи под моими ладонями напряжены, словно камень. Его губы и язык всё ближе подталкивают меня к пропасти, каждым жадным, протяжным, с ума сводящим движением.

Когда это вдруг прекращается резко – впиваюсь ногтями в его плечи от разочарования. Он терпит и ни слова не говорит, только поднимается с колен и порывисто обнимает. Путаясь пальцами в моих волосах, вжимает моё лицо куда-то себе в шею. Я чувствую, как он напряжённо-мучительно дышит.

Тишина между нами раскалена. Каждое следующее слово будет как полёт стрелы прямо в сердце.

- Иди к себе. Немедленно, - хрипло выдавливает он. Но при этом и малейших усилий не делает, чтобы выпустить из рук.

Прерывисто вздыхаю. Прижимаюсь губами к его шее на такое короткое мгновение, что можно считать, этого и не было.

Мы стоим недвижно бесконечно долгую минуту, и он по-прежнему как статуя.

- Вел… Что же мы будем делать дальше? Что нам с этим делать, Вел?

Инкуб долго молчит.

- Не знаю, Эрни. Но у меня предчувствие, что всё это для меня плохо кончится.

У меня сжимается сердце.

Он разнимает объятия и начинает молча приводить в порядок мою одежду.

По мере того, как спадает наваждение, меня снова охватывает мучительный стыд. Горячая волна схлынула, я снова могу связно мыслить… и то, что вижу, мне категорически не нравится. Отталкиваю его ладонь, торопливо поправляю сорочку сама, плотнее запахиваю халат. Инкуб даже пояса не развязал, но при этом умудрился превратить меня в практически безвольное желе.

А я, оказывается, тряпка. Какой стыд.

Стараюсь, чтобы голос не дрожал.

- Кажется, нам обоим не нравится то, что происходит, и поэтому предлагаю…

- Нам обоим слишком нравится то, что происходит. И в этом вся проблема, Эрни, - мрачно отвечает он. – Иди уже поскорее!

Раздражение инкуба мне неприятно и попросту злит.

В темноте нащупываю ключ… мой собственный ключ, между прочим! В моей собственной двери! Мстительно выдёргиваю его из замочной скважины и забираю с собой.

Открывая дверь, шиплю через плечо:

- А вы, милорд, лучше забаррикадируйтесь изнутри. Вдруг ещё кто явится покуситься на вашу драгоценную честь. Боюсь, от миссис Льюис вы так просто не отделаетесь!

- Позаботьтесь лучше о своей, мисс Браун! – рычит вполгоса инкуб. – Потому что вам грядущей ночью баррикады уже не помогут!

Хлопаю дверью от души, забывая о том, что могу кого-то разбудить.

Этот гадкий инкуб единственный, кто умудряется доводить меня до белого каления, взрывая с нуля в адский плюс за такое короткое время, что мне становится плевать на весь белый свет.

Ненавижу!

Нужно срочно что-то придумать, чтобы вырваться из этого безумия, пока инкуб окончательно не превратил мой несгибаемый внутренний стержень в податливую мягкую глину.

Да ещё и на здоровье ужасно сказывается.

Потому что я до самого рассвета так и не могла заснуть, ворочаясь на влажных простынях и взбивая подушку со всей яростью кулаком так, что только перья летели. Грубая ткань сорочки и нательного белья натирала тело, особенно те нежные места, что стали болезненно-чувствительными после дерзких ласк инкуба. Особенно те, до которых он так и не добрался.

И я лучше руку ему откушу в следующий раз, чем позволю добраться.

Грядущая ночь…

Ничего, до завтрашней ночи мы что-нибудь придумаем!

Мне снова снились его руки и губы. В том числе там, куда наяву бы их не пустила ни за что.

Когда проснулась с первыми лучами солнца после короткого, душного сна – щёки горели так, что трудно было прикоснуться.

Кое-как встала, на дрожащих ногах подковыляла к умывальнику, плеснула холодной водой в лицо.

Потом только сообразила, что периферическое