История Оливера - Эрик Сигал

Все оставшиеся дни мы проводили телефонные конференции на темы: грибы, сорта тыквы, способы приготовления клюквы (в виде цельных ягод или желе) и овощей.

— Все будет прямо с фермы, — заверил меня междугородный звонок из штата Род-Айленд. — В Нью-Йорке у вас там все мороженое.

Естественно, все важные решения Марси я сочинял сам. Эту неделю она проводила в Цинциннати, Кливленде и Чикаго. И хотя мы говорили по телефону очень часто и еще не менее часа каждый вечер, меню праздничного обеда не стояло у нас на первом месте.

— Как дела со Школьным советом?

— Я готов. Барри все досконально изучил. Мне остается только выступить. А пока я перечитываю весь запрещенный материал. Они не позволяют ученикам старших классов читать Воннегута. И даже «Над пропастью во ржи».

— О, это такая грустная книга, — сказала Марси. — Бедняжка Холден Колфилд. Он чувствует себя таким одиноким. Мне его ужасно жалко.

— А меня тебе не жалко? Я тоже чувствую себя одиноким.

— Ах, Оливер, конечно, жалко. Я так тебе сочувствую!

Утром Дня Благодарения меня разбудила индейка. Ею размахивал стоявший у дверей Филипп Кавиллери, который в последнюю минуту решил, что надо ехать самым ранним поездом. Чтобы хватило времени на подготовку праздничного пира. («Я знаю твою паршивую духовку — она напоминает ломаный тостер».)

— А где же она? — спросил Филипп, едва успев свалить на стол запасы продовольствия и украдкой заглядывая во все углы.

— Фил, во-первых, она тут не живет. А во-вторых, в данный момент она в Чикаго.

— Зачем?

— По делам.

— А… значит, она деловая женщина?

— Да.

Это известие произвело на него сильное впечатление. Он быстро спросил:

— Она ценит тебя, Оливер?

О Господи, его ничем не остановишь!

— Ладно, Фил, пора приниматься за работу.

Я занялся уборкой, а он стряпней. Я накрыл на стол. Он расставил по местам холодные блюда. К полудню банкет был готов. Кроме индейки, которой предстояло тушиться до половины пятого. Самолет Марси должен был прибыть в аэропорт Ла Гардиа к половине четвертого. От нечего делать мы с Филом решили посмотреть футбол по телевизору. Гулять он отказался, хотя стояла сухая солнечная погода. Как истинный профессионал, он ни на шаг не отходил от жаркого.

В начале третьего зазвонил телефон.

— Оливер?

— Ты где, Марси?

— В Чикагском аэропорту. Я не могу приехать.

— Что-нибудь случилось?

— Не здесь. В денверском филиале. Через двадцать минут я туда вылетаю. Вечером все объясню.

— Что-нибудь серьезное?

— Кажется, да. Это может занять несколько дней, но если повезет, мы выправим положение.

— Чем я могу тебе помочь?

— М-м-м… пожалуйста, объясни все Филиппу. Скажи ему, что я страшно огорчена.

— О’кей. Боюсь, это будет нелегко. Мини-пауза. Которая была бы гораздо продолжительнее, если бы Марси не боялась опоздать на свой самолет.

— Ты очень сердишься?

Я тщательно взвешивал слова. Я не хотел усугублять ее проблемы.

— Я только разочарован, Марси. Мы… впрочем, это неважно.

— Пожалуйста, никуда не уходи, пока я не прилечу в Денвер. Мне придется долго объяснять.

— Ладно.

— Скажи что-нибудь приятное, Оливер.

— Надеюсь, в самолете вам подадут жареную индейку.

В нашей одинокой пирушке было нечто утешительное.

Она напомнила мне прежние времена. Мы опять были вместе, только вдвоем.

Обед был великолепный. Что было трудно переварить — так это мои мысли.

Филипп пытался меня утешить.

— Знаешь, в мире бизнеса часто так бывает. Для бизнеса это вполне естественно.

— Да.

— Есть и другие люди, которые не могут приехать домой на праздники. Например, солдаты.

Неплохое сравнение!

— Если Марси пришлось там остаться, значит, она важная персона, верно?

Я ничего не ответил.

— Она занимает какую-нибудь административную должность?

— Да, что-то в этом роде.

— Это лишь говорит в ее пользу. Она современная женщина. Ты должен ею гордиться. Она добьется успеха. Она надеется на повышение?

— В какой-то мере.

— Это здорово. Значит, она честолюбива. Этим надо гордиться, Оливер.

Я кивнул. Единственно в доказательство того, что я не сплю.

— Когда я был маленьким, — продолжал Фил, — люди с гордостью говорили: «Наши дети честолюбивы». Правда, речь шла только о парнях. Но ведь эти современные женщины, они же — равны?

— Очень, — сказал я.

В конце концов до Фила дошло, что он не в силах смягчить мое разочарование, и он попытался изменить тактику.

— Знаешь, что? Если б ты на ней женился, все пошло бы по-другому.

— Почему?

— Потому что женщина есть женщина. Жены должны оставаться дома со своими семьями. Таков закон природы.

Вступать в дискуссию насчет законов природы я не решился.

— Ты сам виноват, — сказал Филипп. — Если б ты сделал из нее честную женщину…

— Фил!

— От правда никуда не уйдешь, — прорычал он. — Эти оголтелые защитницы женского равноправия могут сколько им угодно бросать в меня тухлыми яйцами, но я знаю, что сказано в Библии. Мужчина и женщина должны прилепиться друг к другу.

— Верно, — оказал я в надежде, что хоть это заставит его замолчать. Оно и заставило. На две секунды.

— Она читала Библию?

— Наверняка читала.

— Позвони ей. В каждом номере гостиницы обязательно должна быть Библия.

— Позвоню, — сказал я.

29

— Каковы ваши чувства?

Доктор Лондон, наступил момент, когда мне действительно требуется ваша помощь. Итак, каковы мои чувства?

— Гнев. Ярость. Обида. И более того. Смятение. Я не знаю, что я должен чувствовать. Мы находимся на грани… Не знаю…

На самом деле я знал, но не мог этого сказать.

— То есть, мы… устанавливаем некие взаимоотношения. Или пытаемся их установить. Но как узнать, получится ли из них что-нибудь реальное, если мы никогда не бываем вместе? В реальной действительности. А не только по телефону. Я совсем не религиозен, но при одной только мысли, что мы проведем Сочельник в разлуке…

Может быть, заплакать? Я уверен, что даже Джек-Потрошитель проводил Рождество с друзьями.

— Понимаете, дело обстоит довольно серьезно. В денверском магазине очень слабая администрация. Марси было просто необходимо туда поехать. Ей пришлось там остаться. Она не может никому это дело доверить. Да и зачем? Чтобы держать меня за руку? Готовить мне завтрак?

Черт возьми, это же ее работа! Я должен к этому привыкнуть. Я и привык. Но я — человек незрелый.

Более того. Я эгоистичен. Невнимателен. Мы с Марси нечто вроде пары, а у нее неприятности в Денвере. А я тем временем болтаюсь тут без дела и жалуюсь неизвестно на что, хотя мне наверняка следует поехать и оказать ей поддержку. И если б я это сделал, она бы поняла…

Я заколебался. Понял ли доктор Лондон, что я хотел сказать ему своими отрывистыми фразами?

— Я думаю, что мне надо лететь в Денвер.

Молчание. Мне очень понравилось мое решение. Потом до меня дошло, что сегодня — пятница.

— С другой стороны, в будущий понедельник я должен выступать в суде по делу против школьного совета. Я просто мечтаю расправиться с этими оголтелыми мракобесами…

Короткий перерыв для самоанализа. Разберись в своих приоритетах, Оливер.

— О’кей. Я, конечно, могу поручить выступление Барри Поллаку. Он изучил это дело лучше меня. Конечно, он еще молод. Они могут запутать его. А я уверен, что разобью их в пух и прах. Это очень важно!

О Господи, что за дурацкая игра в психотерапевтический пинг-понг. Я совсем обалдел от собственных аргументов и контраргументов.

— Нет, Марси для меня важнее! Подумаешь — ее выдержка. Она там совсем одна, и присутствие друга было бы ей весьма кстати. И быть может, я — хоть раз в жизни! — мог бы подумать о ком-то кроме собственной персоны!

Кажется, мой последний аргумент окончательно меня убедил. Я немного подумал и сказал:

— Я лечу в Денвер, да?

И посмотрел на доктора. Тот на мгновенье задумался, после чего ответил:

— Если нет — приходите в понедельник в пять.

30

— Оливер, не бросайте меня! Я провалю дело.

— Не волнуйся, все будет в порядке.

Трясясь по рытвинам в такси, увозящем меня в аэропорт, я успокаивал Барри Поллака перед его выступлением в суде.

— Но, Оливер, почему? Почему вам приспичило смыться именно сейчас?

— Ты справишься. Ты изучил дело вдоль и поперек.

— Да. То, что я изучил, я знаю. Но я не умею вести дебаты так, как вы. Они меня расколошматят. Мы проиграем дело.

Я утешил его, объяснив, как он должен парировать все выпады. Надо говорить внятно. Очень медленно. По возможности, баритоном. И обращаясь к эксперту, обязательно называть его «доктор». Это им очень нравится.