Счастье момента - Штерн Анне

Замолчав, Хульда снова зарылась носом в платок.

Маргрет стало ее жаль.

– А ваш отец? Где он сейчас?

Хульда неопределенно пожала плечами.

– Живет в Шарлоттенбурге с новой женой, она тоже художница. Мы редко видимся. Даже не знаю почему.

– Да, точно, – отозвалась Маргрет, вспомнив импозантного мужчину с гривой серебристых волос. – Ваш батюшка – художник. Ко всему прочему, довольно успешный.

Хульда кивнула и снова высморкалась.

– Насколько знаю, он пользуется большим уважением в Королевской академии художеств. Говорят, он частенько посещает театры и ателье в Шойненфиртеле. Но я давно ничего от него не слышала. Мы стали друг другу совсем чужими.

– Мое милое дитя. – Маргрет строго посмотрела на Хульду. – Все это очень грустно, но вам следует оставить прошлое в прошлом и смотреть в будущее.

– Обычно я так и делаю. Но иногда у меня не получается. Я боюсь…

– Повторить судьбу матери?

Хульда во все глаза уставилась на свою квартирную хозяйку.

– Но как…

– Дитя мое, каждый из нас связан с прошлым невидимыми нитями и всеми силами старается уйти от него. Но нити продолжают тянуть нас назад, потому что мы не можем их просто перерезать. Они внутри нас, как вены, по которым течет кровь.

– Хотелось бы мне перерезать эти нити. – Шмыгнув носом, Хульда встала из-за стола и резко заторопилась. – Большое спасибо за завтрак, госпожа Вундерлих. Мне нужно бежать в больницу.

– В таком виде?

Судя по всему, Хульда обиделась. «Но кто-то же должен был ей сказать, что из-за жирного пятна на лацкане и мокрых следов на блузке она выглядит полной неряхой», – подумала Маргрет.

– Давайте сюда жакет, – примирительно сказала она и протянула руку, чтобы Хульда не стала возражать. – Я в два счета выведу жирное пятно. А блузка высохнет сама, сегодня опять тепло. Вы пока причешитесь, – велела она и добавила, заговорщически понизив голос: – Не удивлюсь, если с вашей внешностью вы скоро встретите славного молодого человека, который не будет возражать против вашей эмансипации и который влюбится в ваши красивые глаза, как некогда господин Винтер. – Маргрет тоже встала. – Или у вас уже есть кто-то на примете?

Щеки Хульды покрылись нежным румянцем, и Маргрет с удовлетворением поняла, что попала в точку.

– И кто же это счастливчик?

Девушка отмахнулась и опустила глаза.

– Никто. Мне нравится одиночество.

Маргарет недоверчиво фыркнула. Впрочем, она знала, когда следует отступить. Она подошла к раковине и принялась хозяйственным мылом оттирать жир с лацкана жакета.

«Ни одно пятно – и ни одна тайна – не устоит перед Маргрет Вундерлих», – сказала себе она и потянулась за щеткой.

Глава 14

Суббота, 3 июня 1922 года

Хульда с любопытством разглядывала пролетающий мимо пейзаж. Стоило покинуть пределы Берлина, как за окном показались зеленые луга и поля высоких золотых колосьев, между которыми красными пятнами мелькал дикий мак и голубыми – незабудки. Время от времени вдали виднелись жилые дома и печные трубы, возвышающиеся над верхушками деревьев. Берлин расползался, как лишайник, пускал споры в землю и постепенно покрывал ее своей корочкой.

Хульда села на поезд в Тегеле. Был полдень, и лишь немногие пассажиры ехали в это время на север Берлина, где недавно выстроили промышленный район. По утрам поезда везли на заводы сотни рабочих, но сейчас Хульда легко нашла свободное местечко на одной из деревянных скамеек.

Она и сама толком не знала, почему решила отправиться в Далльдорф. После завтрака с госпожой Вундерлих она, всем телом ощущая последствия своих ночных приключений, отправилась в клинику в Нойкельне, где ее ожидала очередная смертельно скучная лекция. В этот раз перед кучно сидящими в тесном и душном лекционном зале акушерками должен был выступить специалист по разрывам мягких тканей родовых путей. Хульда за свою жизнь зашила столько разрывов, что уже сбилась со счета. Ей нравилась это делать, она орудовала кетгутом и иголкой так осторожно, словно зашивала бабочке крыло, и женщины из раза в раз говорили, что им почти не больно. Мог ли этот профессор похвастаться таким же опытом? Хульда сомневалась.

Она опоздала – двери в лекционный зал были уже закрыты. Она собиралась войти внутрь, но, взявшись за дверную ручку, внезапно почувствовала, что напрасно потратит там время. Даже перспектива поесть печенье не заставила ее протиснуться внутрь и целый час завороженно слушать, как незнакомый мужчина рассказывает о вульве.

Развернувшись на каблуках, Хульда вернулась на улицу. Купила в булочной кусок масляного пирога и проглотила прямо там, стоя. Завтрак, приготовленный госпожой Вундерлих, был ей на один зуб. От ударной порции сахара головная боль медленно, но верно отступила, и Хульда начала думать, чем бы заняться в освободившееся время.

Идея поехать в Далльдорф, где работала Рита Шенбрунн, появилась внезапно. Последние несколько дней интерес Хульды к этому месту постепенно рос, и она все чаще ловила себя на мысли, что думает о тамошней жизни, представляет, какой была незнакомая ей Рита среди пациентов, медсестер и врачей.

Хульда никогда прежде не бывала в лечебнице для умалишенных. Она невольно вздрогнула. Что за слово! Во время учебы ей пришлось прослушать несколько лекций по психиатрии, потому что, как деликатно выразилась главная акушерка, «после родов у женщин иногда подтекает крыша». Тонкая связь между телом и душой интересовала Хульду с юных лет – может, из-за матери? – но экспертом в этой области она не была.

«Что произошло?» – спрашивала себя Хульда, глядя на проплывающие за окном цветущие луга. Почему умная и талантливая, по словам госпожи Козловски, Рита ушла с любимой работы? Правда ли ее выгнали потому, что она приходила на работу пьяной? Или здесь крылось нечто большее?

Внезапно Хульда почувствовала, что идет по верному следу. Непривычное волнение подступило к горлу, защекотала небо. Но как, ради всего святого, ей попасть в лечебницу и что-нибудь там выведать?

– Далльдорф, – ворчливо объявил машинист, и поезд с визгливым скрежетом остановился.

Хульда вскочила на ноги, схватила саквояж и пулей вылетела из вагона. Стоило ей оказаться на платформе, как поезд снова тронулся и с грохотом исчез на западе, оставляя за собой клубы дыма.

В глаза сразу же бросились большие дома из желтого кирпича, окруженные деревьями. Хульда быстрым шагом сошла со станции и направилась к этим внушительным сооружениям. Лечебница казалась отдельным городом, спокойным и тихим. Ну точно курорт, где можно отдохнуть! Но Хульда знала, что внешний вид бывает обманчив. Наверняка каждый берлинец примерно представляет, что происходит в этом месте, пусть даже никогда не бывал внутри. Все знали, что в Далльдорфе больные делятся на две группы: на душевнобольных, страдающих психическими расстройствами, такими как истерия и психозы, и на умственно отсталых. Но если больных из первой группы лечили, потому что их выздоровление казалось возможным, то больные из второй жили здесь постоянно, без малейшего шанса когда-либо выйти в мир. «Нет, на курорт это совсем не похоже», – подумала Хульда, чувствуя, как к горлу подступает ком.

Теперь, когда лечебница предстала перед ней, Хульда растерялась. Она не знала, как попасть на территорию, не говоря уже о том, что делать дальше.

Пока Хульда пыталась что-нибудь придумать (неужели ей ничего не оставалось, кроме как сесть на следующий поезд обратно в Берлин?), мимо прошли три девушки. Они, должно быть, сидели в другом вагоне поезда.

– Там правда нужны сразу несколько работниц? – спросила пухленькая брюнетка.

– Говорю же тебе, да! – ответила ее собеседница, светлые волосы которой были заплетены вокруг головы, как венок. – После образования Большого Берлина сюда засунули столько народу, что персонал не знает, что с ними делать! Особенно с детьми.

– Вот их жаль больше всего, – сказала третья девушка с вьющимися волосами. – Надеюсь, меня возьмут в детское отделение. Вдруг малышам еще можно помочь…