Собрание сочинений в пяти томах. Том пятый. Пьесы. На китайской ширме. Подводя итоги. Эссе. - Уильям Моэм

Этель. Сознание выполненного тобой долга.

Лоис. Ах, это...

Этель. Не так уж мало. Что же касается меня, я пожинаю то, что посеяла. Ты когда-нибудь слышала, чтоб я жаловалась?

Лоис. Никогда.

Этель. Я стараюсь высоко держать голову. Я стараюсь быть хорошей женой Говарду. Я стараюсь быть хорошей матерью моим детям. Иногда я даже немножко горжусь собой.

Лоис. А тебе никогда не приходило на ум, что для Говарда было бы куда лучше, если бы он женился на женщине своего круга?

Этель. Конечно, приходило, и не раз. Вот почему я и считаю необходимым быть терпеливой с ним. Я должна была предвидеть это. Я не должна была поддаваться своим чувствам.

Лоис. Господи, Этель, в тебе столько благородства, что прямо тошно становится.

Этель. Какое там благородство. Просто достаточное количество здравого смысла... Лоис, ты ведь несерьезно говорила, что хочешь бежать с этим человеком?

Лоис. Конечно нет. Просто такая возможность немного будоражит.

Этель. О, я так рада.

Входит Ленард Эрдсли.

Эрдсли. Ну что вы тут поделываете? Наверняка говорите о нарядах.

Этель (целует его). Как ты, папа?

Эрдсли. Болтают, болтают, целые дни напролет болтают. Будто я вас не знаю. Просто поразительно, как вам только не надоест бесконечно обсуждать свои туалеты. А Колли здесь?

Лоис. Он играет в бридж.

Эрдсли. Ну так вот, ступайте обе и пришлите его сюда. Мне надо поговорить с ним.

Лоис. Хорошо.

Эрдсли. Малыши здоровы?

Этель. Да, они всегда здоровы.

Эрдсли. Жить на ферме — что может быть для них полезнее. Деревенская жизнь — великолепная штука.

Этель. Они уже вернулись в школу.

Эрдсли. Как же, как же. Помню. Самое для них лучшее. Счастливейшая пора в их жизни.

Лоис и Этель уходят. Эрдсли видит модный журнал и берет его.

Так я и знал.

Улыбается собственной проницательности. Дверь открывается, и входит Колли. При виде его Эрдсли вновь становится профессионально серьезным.

Здравствуйте, Колли.

Колли. Я заходил в контору, но вас не было.

Эрдсли. Да, да. Меня там дожидается один человек, с которым, по-моему, вам лучше не встречаться. Я решил поговорить с вами, прежде чем увижусь с ним. Поэтому я прошел через другую дверь.

Колли. Вот спасибо. Я ведь не очень частый посетитель адвокатских контор и всегда чувствую себя там не в своей тарелке.

Эрдсли. Боюсь, что вам предстоит услышать от меня весьма неприятные новости.

Колли. О боже!

Эрдсли. Все эти три года, что вы тут живете, вы были у нас частым гостем. Мы очень привязались к вам.

Колли. Для меня было высочайшим счастьем бывать в вашем доме. Если бы не ваша семья, жизнь моя была бы совсем безрадостна.

Эрдсли. Надеюсь, вы отдаете себе отчет, сколь неприятна мне нынешняя моя миссия.

Колли. Наверно, ваши слова следует понимать так, что дело мое проиграно? Сколько напрасных усилий. Значит, надо объявлять о банкротстве?

Эрдсли. В прошлом месяце банк поставил вас в известность, что ваши платежи превысили сумму вклада, и предупредил, что впредь до упорядочения ваших дел они прекращают оплату подписанных вами чеков.

Колли. Совершенно верно.

Эрдсли. И все же вы подписали несколько чеков уже после получения этого уведомления.

Колли. Видите ли, меня прямо-таки замучили кредиторы. Право, у меня не было выхода.

Эрдсли. Но ведь вы же понимали, что неплатежеспособны. На что вы рассчитывали? Как собирались выпутаться из создавшегося положения?

Колли. Думал, все как-нибудь образуется само собой.

Эрдсли. Неужели вы не понимаете, что тут попахивает уголовщиной?

Колли. Какая ерунда. Да на моем месте каждый поступил бы точно так же.

Эрдсли. И тотчас отправился бы в тюрьму.

Колли. Боже милостивый, вы не хотите сказать, что они собираются возбудить уголовное дело?

Эрдсли. А вы полагаете, что потерпевшая сторона безропотно примет понесенный ею ущерб?

Колли. Но это же просто смехотворно. Они знают, что у меня на уме не было ничего плохого.

Эрдсли. Непостижимо, как можно быть настолько неделовым.

Колли. А откуда мне быть деловым?

Эрдсли. Боюсь, что вы поступили крайне неосмотрительно.

Колли. Чего же теперь можно ждать?

Эрдсли. Управляющий банком сейчас у меня в конторе. Вы должны быть готовы к худшему, Колли. Они могут возбудить против вас иск.

Колли. Означает ли это, что меня арестуют?

Эрдсли. Как бы то ни было, если вас и арестуют, то отпустят под залог. Это я беру на себя. Если вы захотите, чтобы ваше дело рассматривал суд присяжных, слушание его отложат до очередной сессии. Сейчас еще рано что-нибудь решать, посмотрим, что посоветует адвокат. Я же считаю, что для вас сейчас наилучший выход — признать себя виновным и отдаться на милость суда.

Колли. Но я невиновен.

Эрдсли. Не валяйте дурака, Колли. Вы виновны ничуть не меньше вора, вытащившего у вас из кармана десять шиллингов.

Колли. Что они со мной сделают?

Эрдсли. Не сомневаюсь, что судья учтет ваше безупречное прошлое и хороший послужной список на флоте и, несомненно, проявит снисходительность. Я буду крайне огорчен, если вы получите больше трех — шести месяцев мягкого тюремного режима.

Колли (обозленный его безразлично-деловым тоном). И вы так легко об этом говорите?

Эрдсли. Голубчик, не думайте, что меня это не трогает. Моя профессия такова, что я оказываюсь подчас в весьма неприятных ситуациях, но мне, пожалуй, еще никогда не было так тяжело, как сейчас.

Колли. К счастью, чужая беда долго не тяготит.

Эрдсли. Вопрос не только в том, что нас с вами связывают теплые дружеские отношения, вы ведь к тому же кавалер ордена «За безупречную службу», командир эскадренного миноносца — от этого ваше положение становится еще более унизительным. Боюсь, от этого оно становится и еще более постыдным.

Колли. Они лишат меня ордена?

Эрдсли. Полагаю, что да.

Колли. А я полагаю, вы никогда не задумывались над тем, каково очутиться за бортом, прослужив родине верой и правдой двадцать лет и осознав, что эти годы ничего не значат для мирной жизни? Думали ли вы когда-нибудь, сколь унизительно и постыдно положение такого человека в этом мире, когда у него нет никаких средств к существованию и от голодной смерти его спасает лишь подачка в тысячу фунтов стерлингов?

Эрдсли. Не мне решать такие вопросы. Хотя этот аргумент можно будет использовать на процессе. Я возьму его на заметку. Конечно, и на это найдется ответ: страна стояла перед большими трудностями, суровая экономия была неизбежна, и, естественно, кто-то должен был пострадать при этом.

Колли. Помню, когда меня вытащили из воды после того, как в нас попала торпеда, я подумал: «Господи, какое счастье!» Знать бы тогда, что это будет за счастье.

Эрдсли. Отдайте мне должное, Колли. Вспомните, что еще шесть месяцев тому назад я упрашивал вас объявить о банкротстве. Вы не последовали моему совету.

Колли. Мне столько лет вдалбливали, что для офицера Британского флота нет безнадежных положений. И пока оставалась хоть какая-то надежда, я не мог примириться с поражением.

Эрдсли. Ну, ну, не впадайте в отчаяние.

Колли. В отчаяние? А как по-вашему, что ожидает бывшего морского офицера, сорока лет от роду, после шестимесячной отсидки в тюрьме?

Эрдсли. Я всегда любил верховую езду с препятствиями. А у наездников есть одно золотое правило: решить, как взять барьер, можно, лишь когда он перед тобой. А теперь мне надо идти. На буфете — виски и содовая. Налейте себе, вам сейчас весьма кстати.

Колли. Благодарю вас.

Эрдсли (протягивая ему руку). До свидания, голубчик. Я буду держать вас в курсе событий.

Колли. До свидания.

Эрдсли уходит. Колли опускается в кресло, закрывает лицо руками; услышав шум открывающейся двери, поднимает голову и с усилием берет себя в руки. Входит Ив.

Ив. О, простите, ради бога. Я хотела посмотреть, не здесь ли оставила свою сумочку. Я не думала, что тут кто-то есть.

Колли. Я уже ухожу.

Ив. Пожалуйста, не уходите. Я не буду докучать вам.