Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы. - Александр Владимирович Пыжиков

В 1906–1913 годах этот важный придворный пост занимал В.А. Дедюлин. Он окончил Пажеский корпус, сделал военную карьеру и побывал Петербургским градоначальником, но тем не менее не считался в ближнем императорском кругу своим[448]. Его назначение произошло благодаря П.А. Столыпину, подбиравшему с разрешения Николая II кандидата без политических претензий. Однако дворцовый комендант быстро подпал под влияние придворных кругов, которые недолюбливали премьера, оказывая ему «маскированное противодействие»[449]. В этой ситуации Дедюлин превратился в открытого оппонента Столыпина, покровителя различных черносотенных элементов, недовольных курсом правительства. Различные монархические деятели буквально заваливали дворцового коменданта обращениями, просьбами, брошюрами, агитками, которые в немалом количестве присутствуют в фондах Министерства императорского двора[450].

Наибольшую же самостоятельность и значимость приобрёл последний дворцовый комендант — В.Н. Воейков. Плоть от плоти придворной среды, он шесть с лишним лет командовал Гусарским полком Его Величества и, кроме того, был зятем министра двора Фредерикса. Воейков пользовался большими симпатиями царской четы: ему даже хотели доверить воспитание наследника престола цесаревича Алексея[451]. Но смерть Дедюлина переместила его на пост дворцового коменданта. Воейков отличался завидной независимостью по отношению к великим князьям, позволяя себе критику высочайших особ, чем нажил немало врагов[452]. Так, желание ещё одного сына вел. кн. Константина Константиновича (Гавриила) поступить в Александровский лицей вызвало открытые насмешки со стороны Воейкова[453]. Что касается его политических взглядов, если о таковых вообще можно говорить, то их красноречиво характеризует собственное же признание, что Государственная дума «всегда производила впечатление революционного сборища»[454]. Хотя нужно заметить, он сдержанно относился к черносотенным лидерам, коим не горел желанием выделять средства, что вызывало у тех обиды[455]. Гораздо больше дворцового коменданта увлекали коммерческие горизонты, о чём ещё будет сказано. В годы Первой мировой войны Воейков даже пытался давать советы правительству в финансово-экономической области, обещая министрам изложить свои соображения письменно. Оставивший это свидетельство видный представитель бюрократии Н.Н. Покровский иронизировал: «Воображаю, что бы это было такое»[456].

Если в профессиональном отношении в придворных кругах преобладала военная составляющая, то с точки зрения экономики интересы той среды теснейшим образом были связаны с землевладением. Именно при дворе сосредоточились крупнейшие земельные собственники Российской империи, издавна являвшиеся титулованной знатью. Верхушка латифундистов представлена царской фамилией: вел. кн. Михаил Николаевич имел 183 тысяч десятин земли, вел. кн. Николай Николаевич — почти 170 тысяч, вел. кн. Александр Михайлович — 100 тысяч и т. д. Владение этими активами, помимо дотаций из уделов Министерства двора, составляло основу финансового благополучия августейших особ. Текущие доходы, как правило, складывались из процентных бумаг государственных и земельных банков, где и были заложены обширные угодья. Так, у вел. кн. Владимира Александровича капитал в 3 миллиона рублей более чем наполовину состоял из закладных листов Бессарабско-Таврического, Ярославско-Костромского, Донского земельного банков; ещё на сумму свыше 1 миллиона марок имелись ценные бумаги немецких земельных банков и городских займов[457]. Капитал вел. кн. Михаил Николаевича в 1,5 миллиона рублей на 80 % помещался в закладных листах российских земельных банков[458], у вел. кн. Кирилла Владимировича преобладали облигации Госбанка и немецких банков[459]. Это были весьма консервативные вложения средств, где главным критерием считалась надёжность. Неслучайно текущие счета многих великих князей находились в Волжско-Камском банке, имевшем репутацию сугубо депозитно-расчётного учреждения, далёкого от рискованных финансовых операций. Да и счета императорской четы многие годы находились там же[460].

Конечно, получаемых доходов членам царской фамилии постоянно не хватало: большинство вело широкую, расточительную жизнь. Так, по поводу парижских визитов вел. кн. Алексея Александровича в Петербурге говорили, что каждый из вояжей обходится России по крайней мере в один военный корабль[461]. Наиболее сдержанным на этом фоне оказался младший брат императора вел. кн. Михаил Александрович. Благодаря своей непритязательности он превратился в самого богатого члена царской фамилии (до женитьбы на Шереметьевской и последовавшей в 1912 году опалы); его основные активы составляли имения в Орловской, Курской, Петроковской губерниях[462]. Но консервативные инвестиции удовлетворяли не всех. К примеру, вел. кн. Пётр Николаевич в начале 1897 года получил 2/3 акций общества «Сталь» (капитал 10 миллионов рублей) в уплату за своё имение, богатое железными рудами, и начал игру на бирже: в результате привёл в упадок свои дела, и ему потребовалась помощь[463]. Характерная деталь: в великокняжеской среде прохладно относились к помещению капитала в ценные бумаги промышленных компаний. С конца XIX — начала XX века такие инвестиции имелись у всех, но их доля в общем портфеле вложений оставалась незначительной. Исключение составлял, пожалуй, вел. кн. Алексей Александрович, на момент кончины которого в 1909 году практически весь капитал (2,5 миллиона рублей) помещался в акциях Ростово-Владикавказской железной дороги, цементного завода «Ассерин», Варшавского коммерческого банка, Невского механического завода и др.[464] Но даже имея дело с ценными бумагами, великие князья предпочитали не заниматься непосредственно промышленными делами. Любопытно, что инициативу здесь проявила супруга принца А.П. Ольденбургского Евгения Максимилиановна: она учредила кондитерскую фабрику, и когда в продаже появились жестянки с леденцами и надписью «Произведены на фабрике принцессы Ольденбургской», это вызывало немалое неудовольствие при дворе[465]. (Добавим: это начинание не задалось, предприятию грозило банкротство, и лишь денежная поддержка, оказанная по настоянию Николая II, позволила удержать его на плаву[466].)

Вообще предпринимательство пользовалось в придворных кругах устойчиво сомнительной репутацией, едва ли достойной истинного дворянина[467]. Лишь на излёте империи в 1916 году мы сталкиваемся со случаем проявления предпринимательской инициативы, когда приближённый к государю, дворцовый комендант В.Н. Воейков решил учредить общество по разливу и продаже питьевой воды из источника в своём поместье в Пензенской губернии. В отличие от леденцов принцессы Е.М. Ольденбургской, дело здесь пошло и развивалось весьма динамично. Как оказалось, главный охранник оказался не лишён коммерческого дара: партнёрами акционерного общества «Кувака» стали питерские банки первого ряда, которые собрали капитал в 5,5 миллиона рублей[468]. Воейков получил концессию на железнодорожный отвод от Сызранско-Вяземской ветки на 76 вёрст для удобства транспортировки. Исходатайствовал специальный тариф для перевозок по казённым железным дорогам, а также право реализации продукции в военных госпиталях и санаториях. Воду «Кувака» признали лечебной и рекомендовали для широкого потребления. Продажи были поставлены по-европейски с проведением широкой рекламной кампании. В результате за первый год было продано около восьми миллионов бутылок воды вместо запланированных трёх[469].

Но всё-таки это начинание можно квалифицировать как экзотику: