Суда-ловушки против подводных лодок - секретный проект Америки - Кеннет Бийр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После первых же залпов резкая смена темноты и вспышек света и белого дыма буквально ослепили наводчиков. Находясь на расстоянии трех-четырех сотен ярдов, Хикс установил взрыватели глубинных бомб на 30 футов, снял защитные крышки, приказал отойти людям от бомбометов и метнул три бомбы по триста фунтов в сторону лодки. Лодка резко легла право на борт и, все еще на поверхности, рванулась прочь курсом, перпендикулярным курсу «Этика». Деккелмэн приказал прекратить огонь и сообщил Хиксу, что лодка исчезла из поля видимости. Хикс приказал слабеющим, но решительным голосом продолжать стрельбу в то место, где находилась лодка, и в то место, где она могла бы теперь находиться. Хикс резонно решил, что командир подлодки, если только не пострадал серьезно, вернется для простого и завершающего удара по уже медленно тонущему судну. Он поручил мичману Леонарду передать еще одно сообщение с «Кэролин» с просьбой о помощи, хотя и знал, что никто, кроме «Эстериона», на помощь придти не сможет. Эдвин Леонард подтвердил получение приказа и, увидев, что командир теряет сознание, послал за санитарами.[90]
Старшина-санитар Ричард Ротс поднял на руки находящегося в бессознательном состоянии. Пульс у командира был настолько слаб, что Ротс не был уверен, что чувствует его, но командир еще дышал. Брюки его были пропитаны кровью, она стекала ему в ботинки. Санитар второго класса Форрест Бэйли держал фонарь, в то время, как Ротс искал кровоточащую рану: она оказалась на животе, и только благодаря туго накаченному надувному спасательному поясу, который был надет Хиксом, он еще пока был жив. Теперь прекратилось дыхание, остановилось сердце — крови, которую оно могло бы перекачивать, не осталось. Командир отдал свой последний приказ. Ротс поискал старшего помощника Даффи — ему сказали, что он смыт за борт. Ротс снял телефон с шеи Хикса и передал его старшине Космидеру. Старшина сообщил лейтенанту Деккелмэну, что командир и первый помощник мертвы.
Лейтенант Деккелмэн произвел еще восемь или девять выстрелов в то место, где могла находиться лодка, и после этого приказал прекратить огонь. Глубинные бомбы взорвались, но вряд ли достаточно близко к лодке, чтобы повредить ей. Деккелмэн вызвал мостик, но не получил ответа — и теперь он понял, почему. Он стал подниматься на мостик, чтобы принять командование. А Ротс и Бэйли унесли тело Хикса в его каюту, которая оказалась разрушенной в результате взрыва торпеды. Они поместили тело на матрас на палубе, потому что передняя и задняя переборки каюты были снесены прочь вместе с левым крылом ходового мостика, расположенного выше. Каюта, таким образом, уже не существовала. Положив тело, санитары закрыли дверь и отправились помогать раненым. Мертвых можно было похоронить позднее.
Лейтенант Дэниэл Деккелмэн оказался в новой и важной роли. Он, поднявшись на мостик, тут же приказал найти второго лейтенанта Эда Джойса, который на нижней палубе в центре живучести инструктировал личный состав, как ему вести себя, когда поступит команда покинуть судно. Он взял телефон у Космидера и вызвал в машинном отделении лейтенанта Беккета. Деккелмэн сообщил ему о гибели Хикса и Даффи, и что он принял командование на себя. Беккет доложил, что в машинном отделении серьезные проблемы: был поврежден один котел, и главная машина нуждается в остановке для охлаждения греющегося подшипника. Не менее серьезным был прорыв переборки между котельным отделением и трюмом 3. Если воду не остановить, то она затопит все отделение. «Френчи» Куелетт и группа борьбы за живучесть пытались загородить брешь, чтобы уменьшить протечку. Беккет сказал, что хотел бы остановить главную машину минут на пятнадцать-двадцать.
Деккелмэн согласился. Медленное движение вперед дало бы некоторый выигрыш времени, но ускорило бы затопление судна. Гидроакустическое оборудование судна было разрушено, определить местоположение погрузившейся лодки было невозможно. «Этик» кренился на левый борт, и носовая часть корпуса постепенно погружалась в воду, которая уже достигла настила палубы. Было над чем поразмыслить. На мостик поднялся второй лейтенант Эд Джойс, которого, казалось, не удивил масштаб разрушений. Деккелмэн кратко информировал его о состоянии дел. Если подлодка серьезно не повреждена, она может вернуться, или же немцы могут решить, что игра выиграна и можно покинуть сцену. Знать наверняка, вернется ли лодка, Деккелмэн не мог, но предполагал, что возможна еще одна атака, даже торпедная. Деккелмэн приказал Джойсу подсчитать потери личного состава и как можно полнее определить степень повреждений. Он приказал также группе в спасательных шлюпках находиться поблизости корабля, чтобы примерно через час поднять людей на борт. Джойс отправился по делам. А Деккелмэн мысленно объявил себе, что «время вышло». Требовалось подумать — о мерах и контрмерах, об инициативах и защите.
Приманка стала новым и неожиданным опытом для капитан-летенанта Хардегена и команды U-123. Хитроумный командир подводной лодки попался в смертельно опасную ловушку. Его самого и его команду от верной гибели спасли его тонкий расчет, терпение и большое везение. Он запланировал свою атаку с использованием преимущества, которое давала темнота, и должен был набраться терпения ждать несколько часов, чтобы выиграть игру. Темнота была его союзником. Хотя он шел за «Этиком» три с половиной часа, для своего следующего хода он дождался наступления ночи. Хардеген так описал подробности атаки и контратаки в своем вахтенном журнале:
Луна скрылась за плотным слоем облаков. В 02:37 среднеевропейского времени (20:37 местного) я выпустил торпеду из аппарата 2 с расстояния 650 метров. Она попала в районе переднего края ходового мостика. Я предположил, что судно должно затонуть вскоре из-за того, что оно само имело скорость 10 узлов. Оно начало крениться на левый борт и тонуть с дифферентом на нос. По радио оно сообщило свое название — «Кэролин» — и координаты местоположения. Дул северный ветер, небо было затянуто тучами. Волнение моря — 2–3 балла (от слабого до умеренного), качка незначительная.
После торпедного удара я повернул направо, обходя судно вокруг кормы. На воду спускали спасательную шлюпку, вторая готовилась на своих шлюп-балках. Все пока выглядело нормально и не вызывало подозрений. Теперь я решил, что судно начало подруливать, потому что расстояние стало вдруг сокращаться. Я принял еще правее, но судно продолжало поворот тоже. Курсовой угол его составил 90°. Я взял вправо на борт, и в этот момент вдруг все крышки и брезенты отвалились, и с судна начался огонь по крайней мере из одного артиллерийского орудия и двух пулеметов. К счастью, орудие дало сначала недолет, затем перелет и затем в стороны. А двухсантиметровые пули ударили по мостику из пулеметов и неприятно засвистели возле наших голов.
Я вовремя ушел полным ходом. Дым от двигателей частично скрывал нас. Я видал, как большие куски летели в воздух. Вскоре сильные взрывы сотрясли лодку. Я заподозрил торпедный удар. Немедленно задраили все переборки. Затем я увидел высокий столб воды и понял, что это глубинные бомбы.
Я попался! Обдурили, как зеленого новичка! Я попался в ловушку сильно вооруженному судну! Первой же пулеметной очередью был ранен мичман Хёлцер. Втащить его через люк рубки было трудно. Из-за этого, а также многих попаданий в обшивку рубки и близких взрывов глубинных бомб я не мог пойти на срочное погружение. Мне надо было убедиться в отсутствии течи. Тем временем мы вышли из зоны поражения и судно прекратило обстрел. Проверка низким давлением воздуха показала герметичность лодки.
Хёлцер оказался единственным из пострадавших. Нам удивительно, просто неслыханно повезло. На следующий день я насчитал только в мостике восемь пробоин.
После выхода из зоны поражения артиллерийским огнем я спустился на нижнюю палубу. Я увидел, что состояние мичмана Хёлцера безнадежно. Очевидно, двухсантиметровая разрывная пуля попала в правую голень и оторвала почти весь мускул. Я не мог определить, насколько раздроблена кость. Нога держалась только на кусочках кожи. Мы, как могли, наложили жгут и обернули рану полотенцем. Но наших мер первой помощи было явно недостаточно. Я понимал, что если бы у меня на борту был доктор, при такой ране он и в нормальных условиях не смог бы помочь.
Поскольку мы находились за много миль до ближайшего нейтрального порта, я решил по возможности облегчить состояние раненого инъекцией большой дозы морфия. Сам Хёльцер вел себя мужественно. Через час после ранения он был еще в сознании. Он не жаловался и сказал мне, что испытывает сильную боль только после моего вопроса об этом. Он потерял сознание около полуночи.
Командир отвел лодку на перископной глубине на безопасное расстояние от израненной «Кэролин», приказав фон Шрётеру следить за целью. Он не знал, сбежит ли приманка или останется продолжить бой. Затем он задумался над тем, что если у нее есть гидролокатор, она может пуститься в погоню за ним, но ее скорости недостаточно, чтобы догнать лодку. Еще одного шанса ей оставить нельзя. И он приказал фон Шрётеру, своему первому вахтенному офицеру, подготовить к подводной стрельбе аппарат 1, продолжая наблюдать за целью, пока он не вернется в рубку. Были у него дела и внизу.