Человеческий фактор - Юрий Мухин

22-я танковая дивизия, не выполнив моих указаний о заблаговременном выходе из Бреста, понесла огромные потери от артиллерийского огня противника».

Сначала, что означают эти цифры. Две стрелковые дивизии предвоенного штата — 34 тыс. человек, танковая дивизия — 11 тыс., итого 45 тыс. советских солдат. Они 22 июня 1941 г. спали в зданиях казарм, построенных царем и поляками, всего в нескольких километрах от границы. Немцам расположение этих казарм было известно с точностью до сантиметра. И их артиллерия с той стороны Буга послала уже первые свои снаряды точно в гущу спящих тел. Результат вы прочли — три дивизии красной Армии перестали существовать, а немцы не потеряли ни единого человека. Подавляющее число артиллерии, техники и все склады этих дивизий достались немцам в Бресте в качестве трофеев.

Но поразительно другое, ведь Павлов говорит не о подготовке войск к войне, а о плановом их выходе в лагеря в связи с наступлением летнего периода обучения войск. И при царе, и в Красной Армии до войны, никогда и никакие войска летом в казармах не оставались — они обязательно выходили в лагеря и жили либо на обывательских квартирах, либо в палатках. Подчеркиваю, вывод войск из Бреста до 15 июня — это плановое мероприятие.

Если бы эти три дивизии, как и каждый год, переместились к 15 июня в лагеря (подальше от границы), то немецкая артиллерия их бы просто не достала, а авиация вынуждена была бы бомбить рассредоточенные по лесам и полянам части. То есть, войска сохранились бы, если бы Павлов просто сделал то, что делалось каждый год. Но он подставил войска в Бресте под удар немцев и о том, что он давал приказ об их выводе, он врет.

На суде его уличил генерал Коробков.

Коробков. Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел.

Павлов. В июне месяце по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием, к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря.

Коробков. Я об этом не знал.

Как видите, после отпора Коробкова, Павлов уже говорит не о приказе и даже не о распоряжении, а о некоем «задании», как в колхозе. Но о выводе войск из Бреста в таком количестве мог быть только приказ по округу с учетом всех обстоятельств — зачем, куда, что с собой брать, чем на новом месте заниматься. Более того, это мифическое «задание», якобы «дается» Павловым в обход непосредственного подчиненного — Коробкова. В армии так тоже не бывает. Ни это, ни то, что десятки офицеров в штабе округа не заволновались уже 15-го вечером оттого, что войска, вопреки «заданию» Павлова, еще в Бресте, и не завалили Павлова и Климовских докладами о невыполнении «задания», не подтверждает, что Павлов хотел вывести войска из Бреста. Срывал плановую учебу, но не выводил!

И это не все. Начальник связи округа генерал Григорьев показал, что Павлов и Климовских прямо не исполнили приказ Генштаба о приведении войск в боевую готовность, данный за четыре дня до начала войны — 18 июня 1941 г. Григорьев сказал:

«Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 штук патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка… И после телеграммы начальника генерального штаба от 18 июня войска не были приведены в боевую готовность».

Из этого показания генерал-майора Григорьева, сделанного в присутствии Павлова и Климовских, Зенькович что-то выбросил, но и оставшегося больше, чем достаточно. Это показание прямо опровергает хрущевско-жуковскую брехню о том, что Сталин якобы не поднял войска по тревоге, и это подтверждает, что Павлов отдал немцам на избиение 3 дивизии в Бресте осмысленно, вопреки прямому приказу Москвы.

Правда Григорьев не смеет так сказать и называет поведение Павлова и Климовских «благодушием»:

«Только этим благодушием можно объяснить тот факт, что авиация была немецким налетом застигнута на земле. Штабы армий находились на зимних квартирах и были разгромлены и, наконец, часть войск (Брестский гарнизон) подверглась бомбардировке на своих зимних квартирах».

Это не благодушие, это измена. Но суд измену Павлова и Климовских доказать не смог, а может и не счел нужным — суд спешил, а расстрел полагался и за измену, и за преступную халатность.

А измену суд не смог доказать потому, что Павлов перехитрил следствие. Как только следователь, после ареста Павлова, начал говорить об измене, Павлов тут же начал в ней признаваться. Признался в заговоре, назвал имена заговорщиков (Мерецкова, Уборевича, Штерна, Шаумяна, Халепского и т. д.). Обрадованный признанием следователь не потрудился собрать и другие доказательства, считая, что признания Павлова хватит. Однако Павлов был не так прост — на суде он категорически отказался от всех, сделанных в ходе следствия, признаний и у суда не осталось доказательств. Причем Павлов вел себя довольно нагло, прочтите, скажем, такой эпизод:

«Ульрих. Несколько часов тому назад (суд шел ночью — Ю.М.) вы говорили совершенно другое и в частности о своей вражеской деятельности.

Павлов. Антисоветской деятельностью я никогда не занимался. Показания об антисоветском военном заговоре я дал, будучи в невменяемом состоянии». (Днем был невменяемый, ночью стал вменяемый?)

И от всех остальных предъявленных ему на суде собственных показаний в измене Павлов также нагло отбрехался:

Павлов... Я хотел скорее предстать перед судом и ему доложить о действительных поражениях армии. (Каков нахал! Это что — суду докладывают?) Потому я писал по злобе и называл себя тем, кем я никогда не был.

Ульрих. Свои показания от 11 июля 1941 г. вы подтверждаете?

Павлов.[9] Нет, это тоже вынужденные показания».

Суду ничего делать не оставалось, как оправдать Павлова в измене по 58 ст. и осудить только по оставшимся статьям 193-17 и 193-20 за преступную халатность и сдачу вверенных сил.[10]

Но Павлов знал, что где-то в это время дает показания арестованный Мерецков. Поэтому отказываться от того, что Мерецков мог подтвердить, он боялся, боялся отказываться и от того, что можно было подтвердить документами — все же у него была надежда на помилование Верховным Советом. И подтвержденные им в суде показания интересны:

Ульрих. На листе дела 86 тех же показаний от 21 июля 1941 года вы говорите: «Поддерживая все время с Мерецковым постоянную связь, последний в неоднократных беседах со мной систематически высказывал свои пораженческие настроения, указывая неизбежность поражения Красной Армии в предстоящей войне с немцами. С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет». Такой разговор у вас с Мерецковым был?

Павлов. Да, такой разговор происходил у меня с ним в январе месяце 1940 г. в Райволе.

Ульрих. Кому это «нам хуже не будет»?

Павлов. Я понял его, что мне и ему.

Ульрих. Вы соглашались с ним?

Павлов. Я не возражал ему, так как этот разговор происходил во время выпивки. В этом я виноват.

Ульрих. Об этом вы докладывали кому-либо?

Павлов. Нет, и в этом я также виноват.

Ульрих. Мерецков вам говорил о том, что Штерн являлся участником заговора?

Павлов. Нет, не говорил. На предварительном следствии я назвал Штерна участником заговора только лишь потому, что он во время гвадалахарского сражения отдал преступное приказание об отходе частей из Гвадалахары. На основании этого я сделал вывод, что он участник заговора.

Ульрих. На предварительном следствии (лд 88, том 1) вы дали такие показания: «Для того чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10. Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактические мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже… Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей». Эти показания вы подтверждаете?

Павлов. В основном да. Такой план был. В нем была написана такая чушь. На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства.