Улитка в тарелке - Юлия Лавряшина

— В общем, без денег никуда не сунешься, — безрадостно заключил он тоном умудренного человека. — Если у вас там их не было, так на что бы вам операцию сделали? Да еще если вас там целая толпа была!

По лицу Бемби он догадался, что она хочет сказать что-то еще, но только ему одному. Глядя на брата очень внимательно, она спросила:

— Ребята, вы же, наверное, оголодали совсем? Мы тоже еще не завтракали… Пойду картошки пожарю. Сол, помоги мне!

— Без меня она ее в угольки превратит! — весело предупредил он и выскочил за сестрой следом.

Закрывать дверь Бемби не стала, чтобы никто не подумал, будто они что-то скрывают, хотя так и было. Включив стоявший на холодильнике магнитофон, она выждала немного, держа палец возле губ, потом шепнула:

— Все равно не сходится. Операция обошлась бы не дороже, чем держать их там всю жизнь. Не из-за денег их не оперировали… Их морщины — это следствие, понимаешь?

— Ага, — на всякий случай кивнул Сол, рассчитывая, что понятней станет дальше.

— А в чем причина? Почему они такие? Может, это какая-то врожденная болезнь?

Сол весь напрягся:

— Не заразная? Меня как-то не тянет вдруг стать таким сморчком!

— Меня тянет! — фыркнула Бемби. — Надеюсь, не заразная… Это, наверное, знаешь… что-то генетическое.

— Какое?

— Наследственное.

— У всех сразу? Их там человек сто, ты же слышала. У них же не могут быть одни родители!

Бемби сдалась:

— Ну, я не знаю… Здесь тайна какая-то.

— Это уж точно.

В мыслях Сола стремглав пронеслась догадка, где узнать, в чем эта тайна заключается, но сестра цепко схватила его за плечо, будто он прямо сейчас готов был туда отправиться.

— Только попробуй! Я тебя к шкафу привяжу.

— Да я и не собираюсь, — сходу отрекся Сол от своей идеи. Но следом спросил: — А ты что предлагаешь делать? Они сами ничего не знают, это ж ясно! А если и мы не узнаем, как же мы им поможем?

Пронзительно взвизгнув крышкой неработавшей духовки, которая использовалась вместо шкафчика, Бемби достала сковороду и включила конфорку. Вроде бы и не обращаясь к брату, она сказала вслух:

— А помочь надо.

— Еще бы не надо!

— Достань картошку… Ой, да ладно тебе кривиться! Я сама почищу. Лентяй несчастный…

Сол проворчал:

— Я просто грязь не люблю. От нее вечно весь перемажешься… Хватит?

— Еще парочку, они же голодные, как звери.

И наклонившись, шепнула в самое ухо:

— Жалко их, правда?

Сол стрельнул глазами в сторону комнаты: не услышат? И только тогда прошептал в ответ:

— Жалко. Ужас — таким быть! А они и не знали, что чем-то от нас отличаются. Вообще о нас не знали…

— Вырасти поскорее хотели!

У нее плаксиво сорвался голос, и Сол испуганно оглянулся:

— Тише ты!

Бемби рывком открутила кран, и вода холодно ударилась о дно раковины. Брызги попали на картофелины, по белому сразу растеклись серые ручейки. Отстранив брата, она взяла овощечистку с красной ручкой — чтоб заметна была среди кожуры. Одну такую, с черной ручкой, их мама уже как-то раз выкинула вместе с очистками.

— Наши приехали бы, — тоскливо произнес Сол, и над сердцем как-то потянуло. — Они придумали бы, как все разузнать.

Не спуская глаз с картошки, Бемби отрывисто бросила:

— Сами придумаем. Маленькие, что ли?

— Да поменьше, чем родители!

— Все равно придумаем. Хватит уже за мамину юбку держаться.

Сол сразу обиделся:

— А кто это держится? За меня, между прочим, даже ранец никогда не таскали, как за нашими пацанами!

У Бемби насмешливо съехал набок рот:

— Ой, подумаешь, достижение! Зато ты пол еще ни разу в жизни не вымыл.

— А пол тут причем?

— При том. Какой ты взрослый, если за тебя мама все делает?

Забыв, что их могут услышать, Сол сердито выкрикнул:

— А я и не говорил, что я — взрослый! Это ты все твердишь, что без родителей обойдешься. Но вот за юбку мамину я не держусь!

И тут услышал за спиной хрипловатый голос Эви:

— А это как — держаться за мамину юбку?

Глава третья,

Вечером Эви сказал, разглядывая цветы на подоконнике:

— Этот кактус совсем не звучит. Он, наверное, болеет.

— Что значит — не звучит? — не поняла Бемби.

Он посмотрел на нее удивленно, но сразу вспомнил:

— Ты же не знаешь… Наши все знали. Я слышу, как цветы поют. Нет, не поют! Даже не знаю… Вот как от них пахнет, ты же чувствуешь?

— Ну, конечно. Только аромат же не ото всех исходит. От кактуса, например, ничем не пахнет.

Эви настаивал:

— А вот звуки ото всех!

— Даже от кактуса?

У него огорченно опустились уголки губ:

— Ты меня совсем не слушала. Я же сказал, что кактус болеет и не звучит сейчас.

— А там у вас были кактусы?

Словно увидев, он улыбнулся:

— У Неды стоял на окне. И еще «живое дерево». Оно, правда, так называлось!

— Я знаю, — вспомнила Бемби. — Каланхоэ.

Эви улыбнулся так лукаво, что сразу стал похож на обычного мальчишку:

— Только на самом деле оно было чуть живое!

Отразив его улыбку, Бемби сказала:

— Странные у вас там имена… Так ни в одной стране не называют: Неда, Эви. Может, они придуманные?

— А у тебя?

— Ну, у меня! Это, знаешь… Прозвище. Не обидное, мне даже нравится. Настоящее имя у меня нормальное. Слишком нормальное, я его не люблю. Родители могли бы и пофантазировать… Какие у вас еще есть имена?

Он стал перечислять медленно, словно каплю роняя каждое слово:

— Прат. Айза. Лисия. Дрим…

— Дрим? — подхватила Бемби и повторила, чуть склонив голову: — Дрим. Это звучит как английское слово «мечта».

Сильно мигнув, Эви облизал серые губы:

— Так и есть. Только не для меня, само собой.

Бемби догадалась:

— Для Миры?

— Только не спрашивай ее, — с опаской предупредил Эви. — А то она распсихуется сразу. Еще драться полезет.

— На меня?

Он оглядел ее с сомнением: Бемби была на голову выше любого из них.

— На тебя вряд ли… А мне точно перепадет. Скажет: разболтал!

«А ты и вправду разболтал!» — весело подумала Бемби.

Ей все больше нравился этот мальчишка, который не был таким вредным, как Сол, и еще ни разу не назвал ее дурой только за то, что она включает магнитофон погромче и мешает ему читать. При родителях Бемби обычно надевала наушники, а сейчас могла дать себе волю, но мешал младший брат. До него никак не доходило, что она не просто слушает музыку, а заодно как будто смотрит фильм, который никто, кроме нее, не видит.

Люди, которые сами по себе что-то делали и разговаривали, возникали только в ее воображении, но для Бемби они были настолько живыми, что ей даже не верилось, что их нет на самом деле. Она спрашивала себя: может, я каким-то образом подглядываю за кем-то сквозь расстояние, а возможно, и время? Что, если это действительно происходит, только за сотни километров от нее? И даже не сегодня, а было еще вчера… Или случится только завтра?

Проснувшись среди ночи, она подумала, что эти странные, похожие на стариков ребята, скорее всего, только привиделись ей… И на самом деле нет мальчика, который слышит музыку цветов… И той избитой их миром девочки, скрывающей свою мечту, совсем не женского рода…

«А если они не зря надеются? — внезапно пришло ей в голову. — Вдруг их и не обманули вовсе? И они, правда, станут, как… как все мы, когда вырастут? Кто знает, как у них там все происходит… Тогда ее Дрим станет реальностью…»

Бемби вдруг стало как-то сиротливо оттого, что у нее нет такой мечты, никогда не было, значит, получалось, что выросла она зря. Это не значило для нее так много, как для Миры… В чем-то Бемби даже потеряла оттого, что выросла, ведь теперь приходилось скрывать, что ей все еще хочется побегать вместе с братом по скользким крышам гаражей. И спрыгнуть оттуда в сугроб Бемби тоже еще тянуло…

Сол полагал, что с возрастом она просто стала занудой, для него такие слова, как «здравый смысл», абсолютно ничего не значили. В двенадцать лет она тоже и слышать их не желала, а когда учителя пытались убедить ее, что девочке не пристало лазить по пожарной лестнице на крышу школы, чтобы оттуда бросить в одноклассников полиэтиленовый пакетик с водой, Бемби просто отказывалась их понимать.

«Если хочется, значит, это пристало ко мне, и уже не отвяжется, пока не сделаешь!» — доказывала она. Но учителя в такие минуты глохли на оба уха, а Бемби это раздражало до того, что со временем она вообще перестала с ними разговаривать.

Мама грозно предупреждала: «Тебя выкинут из школы, если ты будешь изображать соляной столб!» Ей самой приходилось несладко: чтобы дочь оставили в покое, она целый этаж в школе завесила своими работами. Перед папой она оправдывалась: «Все равно их никто не покупает!» Но Бемби уже понимала, что если б не ее выходки, мама продолжала бы хранить свои картины до лучших времен.