На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр) - Юрий Ампилов

Традиционно многие называют студенческие годы самыми счастливыми в своей жизни. Однако для меня три аспирантских года были многократно счастливее студенческих, и вспоминаю я о них с большой теплотой. Дело в том, что в наших студенческих группах преобладали москвичи, у которых сложились свои компании в школьные годы, и университет был для них лишь местом учебы. Да и в силу особой привилегированности москвичей в советское время многие из них были чересчур амбициозны и эгоистичны, в отличие от более открытых провинциалов.

Совершенно иная картина сложилась в нашем аспирантском коллективе, при том, что все мы были представителями различных кафедр и специальностей. Уж не знаю почему, но абсолютное большинство очных аспирантов нашего года оказались немосквичами, и всех нас поселили на первом году обучения в обычных квартирах в новом московском районе Ясенево по два человека в комнате, т. к. общежития главного здания МГУ готовили к Олимпиаде-80. Мы все очень крепко сдружились с первых дней нашей учебы и во многом сохраняем близкие дружеские отношения до сих пор. Мой близкий друг Сережа Бухарин любит вспоминать, что, когда он, приехавший из Риги, робко переступил порог Ясеневской квартиры, спрашивая, туда ли он попал, я встретил его как родного, хотя виделись с ним до этого лишь однажды мимолетом на вступительном экзамене по немецкому языку. На первых порах я жил в одной комнате с Ильгизом Усмановым. Костяк компании насчитывал семь-восемь человек: вышеупомянутые Сергей, Ильгиз и я, еще Сосо Гудушаури, Толя Никишин, Витя Лычаков, Шейшен Усупаев, а также время от времени примыкающие к нашей тесной компании Сергей Тагильцев, Юра Коновалов, Саша Калинин, потом иногда аспиранты других выпусков Саша Афанасенков, Нурдин Яндарбиев и многие другие. Притягательная сила нашей компании была настолько велика, что вокруг нас собиралось и много иностранных аспирантов: вьетнамец Чан Дык Тьинь, афганец Наджиб, мексиканец Космэ и особо колоритная личность – представитель иракского Курдистана Сахиб, женатый на москвичке и постоянно скрывающийся от контактов со своей тещей в нашем коллективе. Словом, вместе с нашими родными советскими грузинами, татарами и киргизами получался настоящий «интернационал». Самое интересное, что всем друг с другом было настолько хорошо и комфортно, что ни национальные, ни религиозные различия ни разу за три года не омрачили нашу дружбу. Никто об этом даже не задумывался.

Однажды в нашу компанию нечаянно попал даже гражданин США Брюс Уайт, что абсолютно неслыханно для того времени. Визиты американцев в СССР были единичными и должны были жестко контролироваться спецслужбами, равно как и их контакты с гражданами СССР. Брюс был, видимо, советологом в каком-то органе в США по вопросам геологии и полезных ископаемых и приехал на стажировку в ведущий вуз нашей страны, чтобы на месте изучить ситуацию. Говорил он по-русски неважно, зато неплохо знал французский и немецкий. А поскольку наша компания подобралась так, что кандидатские экзамены по иностранному языку каждый из нас сдавал на каком-то из этих трех: английском, немецком, французском, – то общаться в нашей компании ему не составляло труда. «Надо же, – воскликнул он, пытаясь однажды понять замысловатый киргизский тост Шейшена с нашей помощью, – Нигде в мире раньше я не использовал все мои языки одновременно».

Брюсу по условиям пребывания в СССР нашими органами запрещено было отлучаться из Москвы. А что было ему делать, если прекрасным жарким июльским днем мы собрались на пикник с ночевками во Владимирскую область, в заповедную Мещеру? Здесь, на базе экспедиции Нечерноземья МГУ, жили с семьями и трудились наши выпускники. По приглашению Сергея Каменева мы и ехали к нему в гости по классическому «литературному» маршруту «Москва – Петушки». Ну, не бросим же мы Брюса в жаркой Москве! Мы решили «прикрыть» его в течение двух с лишним часов езды в переполненной пригородной электричке. Что бы ни говорили сейчас гоняющиеся за дешевой популярностью политики и журналисты, время «диссидентства» было довольно демократичным, особенно в сравнении с нынешними двойными стандартами демократии в мире. Никому из нас и в голову не приходило, что надо бояться всемогущественного КГБ. Все разговоры и современные публикации являются явным преувеличением, по крайней мере, для начала 80-х. Так или иначе, нам удалось без труда «прикрыть Брюса от слежки» и благополучно довезти его до места «возлияния» на берегу замечательного озера, где он точно не мог увидеть секретных оборонных объектов. Напротив, после своего пребывания в России он, напичканный до этого в своей Америке антисоветскими идеологическими штампами, как и мы антизападными, совершенно очевидно изрядно переместился влево в своих политических воззрениях, в чем искренне признавался после нескольких тостов. Нам оставалось этому верить, имея ввиду известную поговорку: «Что у пьяного на языке, то у трезвого в голове». Уезжая, Брюс, растрогавшись, одарил всех подарками на память.

Весь наш тогдашний и нынешний, уже весьма богатый опыт общения с зарубежными гражданами различных национальностей и вероисповеданий доказывает, что простые люди всегда договорятся между собой по самым сложным вопросам, если им не мешают бездарные политики. Главное объяснение этому феномену в том, что таким людям присущи обычные человеческие ценности, а не жажда власти или стяжательства.

С периодом нашего обучения в аспирантуре, с конца 1978 и до конца 1981 года, у меня связаны только самые светлые и приятные воспоминания. Причем их было так много, что перечислять все это бессмысленно. Чего стоит пример дружбы нашего «грузинского князя» Сосо со своим однокашником Колей Мочаловым. Однажды Коля прилетел с Сахалина в позднее время и прибыл в наше аспирантское общежитие навестить Сосо, когда многие из нас уже спали. Тут же все были подняты и собрались в комнате у Сосо. Коля привез очень много вкусной и свежей сахалинской икры двух видов, которую разложили в две огромных кастрюли. Бутылочку-то мы нашли, а вот хлеба найти не удалось: магазины ночью были закрыты, а будить весь этаж с вопросом «нет ли хлеба?» не стали. На всю жизнь запомнилось ощущение, когда маленький глоток водки закусываешь большими столовыми ложками икры. Но больше запомнилось даже не это (похожее ощущение я еще раз в жизни испытал в круизе по Амуру десять лет спустя), Сосо и Коля вспомнили тогда, что после выпускного банкета по окончании МГУ они как-то в суматохе не успели пожелать друг другу хорошей дороги. Сосо улетел к себе в Грузию, приехал в родительский дом, отгулял свое окончание МГУ со всей родней и проспал много часов напролет. Проснулся он, когда солнце было уже высоко, от какого-то ощущения нереальности происходящего. Ему показалось, что он во дворе слышит голос своего друга Коли. Подумалось вначале, что это продолжение сна. Пришлось встать и выглянуть во двор, чтобы воочию убедиться, что это именно Коля беседует с его родителями. Обнявшись, Сосо произнес: