Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

знала, когда вдруг впадет в недельную спячку, а проснется совершенно иным человеком по имени Кэт-три. Иногда перерождение шло на пользу. Порой бывало смертельным. А иногда приводило к неудобным, а то и вовсе стыдным последствиям. Чаще всего сдвиг происходил, как ни печально, когда мойринец или мойринка влюблялись. Но так решила Ева Мойра и такой дар она оставила в наследство своей дочери Кантабриджии. Как считали, она исходила из того, что такая степень гибкости каким-то образом позволит противостоять Аиде.

Джулия, не входившая ни в одну из группировок, стремилась извлечь максимум выгоды из безнадежного расклада, наделив свое потомство качествами, которые сделают их полезными и значимыми даже несмотря на малую численность. Во время Совета Семи ев она высказала мысль, что самое важное — это умение просчитать возможные варианты развития событий. Джулия полагала, что человек с таким умением сможет стать лидером или, на худой конец, советником. С другой стороны, не имея выхода, эта способность вела к депрессии, паранойе и другим душевным заболеваниям. Главная задача, таким образом, заключалась в том, чтобы совместить это качество с психическим равновесием. Джулия посвятила немало времени изучению биографий всех мудрецов, провидцев, шаманов, художников, декадентов и параноиков в истории человечества, поиску оснований внутри генома, в которых локализованы нужные качества, а также роли воспитания и аккультурации в их развитии.

История последующих веков была описана учеными много позднее. Был разработан специальный понятийный аппарат. Время первых беременностей назвали «зачатием». Если не считать многочисленные выкидыши, на семь ев приходилось тридцать девять детей. Период зачатия завершился, когда у Камилы, последней из всех, наступила менопауза. Из этих тридцати девяти жизнеспособными оказались тридцать пять девочек. Тридцать две из них затем тоже начали рожать. К тому времени Ева Мойра разобралась, как синтезировать Y-хромосомы, так что во втором поколении уже были мужчины. Таким образом, все нынешнее человечество восходит к тридцати двум так называемым «линиям». Каждая из семи рас была носительницей нескольких линий, которые, хоть и имели явные отличительные черты, все равно позволяли отнести их обладателя к той или иной расе. Точно так же, к примеру, жители Восточной Африки отличались от западноафриканцев, но для европейцев были все на одно лицо.

После первых зачатий наступил период, который назвали «исправлением». Ева Мойра исправляла ошибки, приведшие к рождению нежизнеспособных младенцев. В каком-то смысле исправление шло параллельно с зачатием и постепенно закончилось, когда дочери ев начали рожать второе поколение. Так произошел плавный переход к следующему этапу: «стабилизации». Она длилась примерно десять поколений, пока проводилась доработка Y-хромосомы, устранялись скрытые генетические просчеты, а носители разных линий смешивались между собой, так что происходила гибридизация внутри расовых групп. Тогда же вспомнили, как сохранялась популяция черноногих хорьков, и по этому образцу стали применять различные методы увеличения гетерозиготности.

На самом деле, в распоряжении нового человечества был обширный цифровой архив секвенированных цепочек ДНК. Достаточно было переждать несколько поколений в Колыбели, воспитать талантливую молодежь, обучить ее генной инженерии, и, теоретически, можно было заново воссоздать землян. Что-то подобное совершила Ева Мойра, когда синтезировала первую искусственную Y-хромосому. Но люди сделали иной выбор, и продиктован он был в большей степени культурой, нежели научными доводами. Основополагающие решения были приняты на Совете Семи ев. К моменту, когда новые расы окончательно оформились, прошло несколько поколений. У каждой складывалась своя особая культура. Отменить все прежние решения и вернуться к «исходной» человеческой расе казалось чуть ли не самогеноцидом, а ввиду расовой конкуренции было просто немыслимо. Таким образом, генетический архив коренных землян пригодился не для того, чтобы вернуться к истокам, а чтобы привнести в новые расы здоровую гетерозиготность.

Итак, стабилизация продолжалась примерно до двенадцатого поколения, и к тому времени даже джулиане расплодились настолько, что дальше могли размножаться естественным образом, без лабораторного вмешательства.

Следующий период историки именуют «размножением». Название говорит само за себя: потомки Семи ев продолжали совокупляться и плодиться. Это длилось почти до середины первого тысячелетия и привело к такому перенаселению, что возникла необходимость в колониях за пределами Колыбели. К счастью, были еще места, которые, хоть и ценились меньше Расщелины, все же подходили для строительства новых обитаемых модулей. Примерно в это же время появилась возможность строить новые космические аппараты. Время пришло. Так, по крайней мере, настаивали потомки четверки. Условия в перенаселенных блоках Колыбели становились невыносимыми. Камила не лукавила, говоря, что хочет, чтобы новое человечество было приспособлено к жизни в замкнутом пространстве. И она этого добилась. Поскольку первые модули Колыбели очень скоро оказались переполнены, ее подход представлялся выигрышным. В конце концов, то ли под влиянием какой-то расовой мифологии, то ли из чисто биологических соображений, дети четверки покинули Колыбель и начали обустраивать новые жилые зоны: сначала в других уголках Расщелины, затем на соседних осколках Персиковой Косточки. Потомки Аиды последовали за ними. Иногда они жили вместе с детьми четверки, но чаще — сами по себе.

Не то чтобы поступки и слова Аиды нельзя было простить, но ее Проклятие все же сбывалось. Аидянин второго тысячелетия воспитывался в смешанной культуре, которая насчитывала уже более тысячи лет. Он — или она — рос среди представителей всех рас. С кем-то у него были хорошие отношения, с кем-то — не очень; лучше всего он ладил, пожалуй, с отдельными феклитами или мойринцами, но при этом мог враждовать с другими аидянами. Личный опыт подсказывал ему, что держаться в кругу соплеменников бессмысленно. Однако к тому времени у каждой расы сложилась своя культура с долгой историей и плотно укоренившейся мифологией. Аидяне верили, что их ева породила не одну расу, а «расу рас», мозаику, поскольку ее дети могли делать то же, что и дети других ев, только лучше. И именно эта вера гнала потомков Аиды, кто явно демонстрировал отличительные генетические маркеры, в колонии, которые целиком или почти целиком населяли только аидяне.

Поскольку аидяне сами по себе были малочисленнее потомства четверки, их колонии во втором тысячелетии были меньше и более аскетичными. Ввиду этого у них сложился своеобразный симбиоз с камилитами, которые чувствовали себя в такой среде как рыба в воде. Так повелось, что аидяне строили, а камилиты поддерживали.

Возникновение во втором тысячелетии новых колоний и жилых модулей положило начало периоду под названием «изоляция», который характеризовался появлением «чистых» сообществ. За изоляцией неизбежно последовала «карикатуризация»: выведение путем отбора — иногда сознательного, иногда нет. Из-за этого по прошествии поколений отличительные расовые черты стали выражены еще ярче. Самый расхожий пример — постепенное изменение цвета глаз у мойринцев. Глаза у Евы