На тринадцати ветрах. Книги 1-4 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отца убили. Сестрам удалось бежать, но по дороге они попали в засаду и обе пострадали, особенно серьезно была ранена Евлалия. О судьбе ее жениха месье Лебарон не знает ничего.
Не знает и о том, что сестры делали с момента бегства из Бэйе вплоть до весны 1802 года, когда их нотариус написал своему коллеге в Сен-Васт, спрашивая, нет ли у него на примете уединенного домика, который сдается на устраивающих его клиенток условиях.
– Ну а остальное вы знаете, – сказал в заключение Гийом. – Сестры поселились в Морсалине в конце лета и по сей день живут там. Больше вроде и сказать нечего. Ну а любопытным придется ждать до завтра, чтобы узнать историю каторжника, имя которого осталось связанным с этим домом.
Артур, конечно же, горел желанием узнать историю каторжника, но не посмел настаивать, ему на выручку, лукаво улыбнувшись, пришел Франсуа Ньель.
– И ты даже не попытался узнать подробности этой истории, Гийом? Однако жизнь этих женщин похожа на настоящий роман. Почему, например, одна из них никогда не снимает вуаль? Может, по причине данного когда-то обета?
– Она никогда не поднимает вуаль на людях. Говорят, лицо ее сильно обожжено. Видимо, поэтому они и искали уединенное жилье. В доме кроме них живет только слуга, очень похожий на неуклюжего медведя.
– А лично ты хоть раз с сестрами Може встречался?
– Один раз, при подписании контракта. Да и видел только мадемуазель Селестину. Ну хватит вопросов! Дагэ, нельзя ли побыстрее! – крикнул он, высунувшись из окошка. – Мне хотелось бы прибыть раньше гостей. Нельзя ронять честь дома!
Честь Тринадцати Ветров не пострадала. Тремэны вернулись на десять – двенадцать минут раньше, чем карета мадам де Варанвиль подкатила к парадному подъезду. В карете сидели Роза и ее трое детей.
К радостному удивлению Элизабет, старший, Александр, вместе с матерью возвратился из Парижа отпраздновать дома Рождество. К великой, конечно же, радости Розы и обеих его сестер. Поездка к кузине Флоре оказалась неудачной, и приезд Александра несколько заглушил тревогу Розы и досаду.
Флора медленно, неотвратимо, с убийственной настойчивостью погружалась в мрачную, молчаливую, навязчивую скорбь, которая заставляла ее часами стоять возле могилы ушедшего в иной мир сына, и пресекала любую попытку помочь и утешить. Будь Флора королевой, она, как Сумасбродная Жанна, стала бы жить рядом с гробом, который бы ей каждый вечер открывали. Как бы там ни было, замок Суисн стал похож на мавзолей, и впервые в жизни нежная, заботливая Роза почувствовала себя беспомощной перед матерью, задавшейся целью разбередить свою рану, чтобы сделать себе еще больнее. Бугенвиль сам посоветовал Розе вернуться домой и не портить своим домочадцам Рождество ради той, которая отвергала всякое утешение.
– Весной я попытаюсь отвезти Флору в Бекетьер. Море всегда благотворно действовало на ее нервы. Хуже, во всяком случае, не будет. В том числе и для маленького Альфонса. Малыш страдает вдвойне: он потерял брата, а мать совсем забросила его.
– Может, мне взять его с собой на праздники? Ему будут рады и у нас, и в Тринадцати Ветрах...
– Спасибо за предложение, дорогая кузина. Мы все знаем и любим ваше доброе сердце. Но мне кажется, для Флоры лучше, если оба ее сына будут рядом с ней.
Роза вернулась в Варанвиль, несколько конфузясь от собственного счастья: с ней вместе ехал ее красавец Александр.
Гийом помог Розе выйти из кареты и был буквально сражен ее сияющим лицом. Глаза мадам де Варанвиль излучали такой прекрасный свет, что у Тремэна вдруг появилось странное ощущение: маленькая ручка, которую он держит в своей, – самый лучший рождественский подарок.
– Роза! – искренне, без ложного притворства воскликнул Гийом. – Вы очаровательны, как никогда. Боже, а какое платье! Что с вами случилось?!
Она повернулась кругом, как бы давая возможность оценить ее новый туалет, затем рассмеялась:
– Вас послушать, так обычно я одета безвкусно! Да, в столице я позволила себе несколько безрассудных походов по магазинам, но меня толкнули на это Александр и мадам де Бароден.
– И были правы! – одобрил Гийом ее выбор. Сочетание серо-сизого бархата с куньим мехом вновь превратило молодую вдову мадам де Варанвиль в прелестную, кокетливую, очаровательную Розу де Монтандр.
– Я весьма польщена мнением человека с безупречным вкусом, – вновь рассмеялась Роза. – Вы тоже великолепны, Гийом. Представьте мне скорее ваших сыновей!
– Сначала я представлю вам моего друга Франсуа Ньеля. Он единственный, оставшийся в живых, из моего канадского детства. Франсуа приехал ко мне два дня назад.
– Ну вот наконец хоть кто-то расскажет мне, каким маленьким мальчишкой вы были! Замечательно!
Роза звонко чмокнула Тремэна в обе щеки, затем подала ему руку, и они поднялись вверх по ступеням к ожидающим их обитателям Тринадцати Ветров. Роза и представить себе не могла, в какое волнение пришел Гийом от пары ее звонких, по-деревенской моде, поцелуев. От нее исходил свежий и легкий аромат розы и вереска. Гийом решил отложить анализ своих впечатлений на потом, одно он знал твердо: сегодня он впервые чувствует себя счастливым с того самого дня, когда смерть Мари-Дус дохнула на него ледяным зимним ветром. Во время представления Франсуа Розе Тремэну тоже было о чем задуматься: глаза канадца восхищенно заблестели, а щеки слегка покраснели, когда он поклонился гостье, бормоча при этом что-то совершенно нечленораздельное. Франсуа производил впечатление сраженного ударом молнии. Ничего удивительного: эту восхитительную женщину нельзя было не полюбить с первого взгляда.
Уж на что у Артура был норовистый характер, и то мальчик замер при виде гостьи. Его отношение только еще раз подтвердило мысли Гийома. Роза с улыбкой протянула Артуру руки, и тот радостно пожал их, как будто знал ее всю жизнь, так естественна была его реакция.
– Для всех в этом доме я – тетя Роза. Надеюсь, буду ею и для вас, Артур Тремэн, и от всей души в самом скором времени жду вас в гости в Варанвиль.
И тут Роза добавила фразу, услышав которую, Тремэн решил, что потолок сейчас обрушится на их головы:
– Вы совершенно невероятным образом похожи на вашего отца...
О Небо, Артур продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало. Он только ответил с хитрецой:
– Я впервые радуюсь при упоминании этого моего недостатка, благодаря ему я,
