Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

Они уже давно ушли, а герцог по-прежнему находился в оцепенении.

— Тяжелый удар! — проговорил Ришелье. — Ты больше не пэр Франции — это унизительно.

Герцог повернулся к дяде с таким видом, словно только сейчас к нему вернулась жизнь вместе со способностью мыслить.

— Ты этого не ожидал? — удивился Ришелье.

— А вы, дядюшка? — спросил д’Эгильон.

— Как я мог предвидеть, что парламент нанесет такой страшный удар любимцу короля и фаворитки?.. Эти господа рискуют головой.

Герцог сел, прижав руку к пылавшей щеке.

— Только вот если парламент лишает тебя звания пэра в ответ на назначение командующим шеволежерами, — продолжал старый маршал, вонзая кинжал в открытую рану, — то он приговорит тебя к заключению и сожжению на костре в тот день, когда ты будешь назначен министром. Эти господа тебя ненавидят, д’Эгильон, остерегайся их.

Герцог героически перенес эту отвратительную насмешку: несчастье его возвышало, оно очищало душу.

Ришелье принял его стойкость за бесчувственность, даже за тупость; он подумал, что его уколы слишком слабы.

— Не будучи пэром, — продолжал он, — ты перестанешь быть бельмом на глазу у этих судейских крючков… Уйди на несколько лет в неизвестность. Кстати, видишь ли, неизвестность — это твое спасение, оно придет к тебе так, что ты и не заметишь этого. Будучи лишен звания пэра, ты почувствуешь, что тебе труднее стать министром, это выбьет тебя из седла. Впрочем, если ты хочешь бороться, друг мой, что ж, у тебя в распоряжении графиня Дюбарри; она питает к тебе нежные чувства, а это надежная опора.

Господин д’Эгильон встал. Он даже не удостоил маршала злобного взгляда в ответ на те страдания, которые старик только что заставил его вынести.

— Вы правы, дядюшка, — спокойно отвечал он, — и в последнем вашем совете чувствуется мудрость. Графиня Дюбарри, которой вы любезно меня представили, к кому советуете мне обратиться и которой вы сказали обо мне столько хорошего и так горячо, что любой в Люсьенне может это подтвердить, графиня Дюбарри меня защитит. Слава Богу, она меня любит, она смелая, имеет влияние на его величество. Благодарю вас, дядюшка, за совет, я укроюсь там, как в спасительном порту во время бури. Лошадей! Бургиньон, в Люсьенн!

На губах маршала застыла улыбка.

Господин д’Эгильон почтительно поклонился дядюшке и вышел из гостиной, оставив маршала сильно озадаченным, больше того — в смущении от того, с каким озлоблением он вцепился в благородную и живую плоть.

Старый маршал почувствовал некоторое утешение, видя безумную радость парижан, когда вечером они читали на улице десять тысяч экземпляров постановления, вырывая его друг у друга из рук. Однако он не мог сдержать вздоха, когда Рафте спросил у него отчет о вечере.

Маршал рассказал ему все, ничего не утаив.

— Значит, удар отражен? — спросил секретарь.

— И да и нет, Рафте; рана оказалась несмертельной; но у нас есть в Трианоне кое-что получше, и я сожалею, что не посвятил себя этому целиком. Мы гнались за двумя зайцами, Рафте… Это безумие…

— Почему же, если поймать лучшего? — возразил Рафте.

— Ах, дорогой мой, вспомни, что лучший всегда тот, который убежал, а ради того, чего у нас нет, мы готовы пожертвовать другим, то есть тем, что держишь в руках.

Рафте пожал плечами, хотя герцог был недалек от истины.

— Вы полагаете, — спросил он, — что господин д’Эгильон выйдет из этого положения?

— А ты полагаешь, что король из него выйдет, болван?

— О! Король всюду отыщет лазейку, но речь идет не о короле, насколько я понимаю.

— Где пройдет король, там пройдет и графиня Дюбарри, ведь она держится поблизости от короля… А где пройдет Дюбарри, там пройдет и д’Эгильон… Да ты ничего не смыслишь в политике, Рафте!

— А вот метр Флажо другого мнения, монсеньер.

— Ну, хорошо! И что же говорит метр Флажо? Да и что он сам за птица?

— Он прокурор, ваша светлость.

— Что же дальше?

— А то, что господин Флажо утверждает, будто король не выпутается.

— Ого! Что может помешать льву?

— По-моему, крыса, монсеньер!..

— А крыса — это метр Флажо?

— Он так говорит.

— И ты ему веришь?

— Я всегда готов поверить прокурору, который обещает напакостить.

— Посмотрим, что может сделать метр Флажо.

— Посмотрим, ваша светлость.

— Иди ужинать, а я пойду лягу… Я совершенно потрясен тем, что мой племянник больше не пэр Франции и не станет министром. Дядя я ему или нет, Рафте?

Герцог де Ришелье повздыхал, а потом рассмеялся.

— У вас есть все, чтобы стать министром, — заметил Рафте.

XCVIII

ГЕРЦОГ Д’ЭГИЛЬОН ОТЫГРЫВАЕТСЯ

На следующий день после того, как Париж и Версаль были потрясены новостью о грозном решении парламента, когда все только и ждали, что же последует за постановлением, герцог де Ришелье отправился в Версаль и продолжал там вести привычный образ жизни. Рафте вошел к нему с письмом в руке. Секретарь обнюхивал и взвешивал на руке конверт с беспокойством, которое немедленно передалось хозяину.

— Что там еще, Рафте? — спросил маршал.

— Что-то малоприятное, как мне представляется, ваша светлость, и заключено оно вот здесь, внутри.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что это письмо от герцога д’Эгильона.

— Ага! От моего племянника? — спросил герцог.

— Да, господин маршал. Выйдя из кабинета короля, где заседал совет, лакей подошел ко мне и передал это письмо. И вот я так и этак верчу его уже минут десять и никак не могу отделаться от мысли, что в нем какая-то дурная новость.

Герцог протянул руку.

— Дай сюда! — приказал он. — Я храбрый!

— Должен вас предупредить, — остановил его Рафте, — что, передавая эту бумагу, лакей хохотал до упаду.

— Дьявольщина! Вот это действительно настораживает… Все равно давай! — сказал маршал.

— Он еще прибавил: «Господин герцог д’Эгильон советует господину маршалу прочесть это послание незамедлительно».

— Боль, ты не заставишь меня сказать, что ты зло! — вскричал старый маршал, твердой рукой сломав печать.

Он прочел письмо.

— Эге!.. Вы изменились в лице, — проговорил Рафте, заложив руки за спину и наблюдая за герцогом.

— Неужели это возможно? — пробормотал Ришелье, продолжая читать.

— Кажется, это серьезно?

— А ты доволен?

— Разумеется, я вижу, что не ошибся.

Маршал перечитал письмо.

— Король добр, — заметил он через мгновение.

— Он назначил господина д’Эгильона министром?