Трудно быть богом обитаемого острова - Владимир Контровский

— Подхожу для чего? — подозрительно осведомился он, приподнимая голову.

— Для исполнения древнего пророчества, Мак Сим.

Пророчества, мелькнуло в сознании Мака, уж не того ли самого пророчества жрицы Итаны, о котором сообщал преподобный Туку в своих «Хрониках»?

— Ты станешь отцом моего сына, — Итана зажмурилась и закинула руки за голову. — У меня будет сын — мы умеем регулировать пол ребёнка, — он вырастет, у него будет много жён, которые родят ему много сыновей, моих внуков, и через несколько поколений новая раса людей овладеет всем нашим миром. Древнее пророчество исполнится, посланник.

Оригинальный способ прогрессорства, подумал Максим, надо будет предложить его КОМКОНу. И что самое интересное, в нём есть рациональное зерно: фукамизированные земляне, люди с расторможенным гипоталамусом, отличаются от аборигенов Арканара или Саулы, и от своих предков-землян они тоже отличаются. Вот тебе и ведьма пандейская…

— Так ты одарила меня своей любовью только потому, что… — спросил он, ощущая себя элитным быком-производителем.

— Не только, — Итана обняла землянина и с неожиданной для Максима нежностью поцеловала его в щёку. — Ты понравился мне — сразу. Женщины редко ложатся в постель к мужчине только по необходимости, и никогда это не доставляет им большого удовольствия. У меня будет сын, Мак Сим, и он будет расти в мире — между нашими державами не будет больше войн.

— Так ты решила покончить с враждой Пандеи и бывшей Империи только по этой причине?

— Не только, — повторила Итана. — Ты мудр, ты нашёл простые и понятные слова — удивляюсь, как я сама до этого не додумалась, — и доказал мне бессмысленность дальнейших распрей между нашим странами. И после этого я окончательно решила, что ты обязательно станешь отцом моего ребёнка.

Благодарность, выраженная в очень своеобразной форме, подумал Максим.

— Спасибо и на этом, — он усмехнулся, надеясь, что в темноте Итана не заметит его усмешки.

— Только спасибо? Мне этого мало… — пандейка перевернулась и накрыла Максима своим горячим жадным телом. — Наша ночь ещё не кончилась, посланник…

…Ночь завершилась утром, самым обычным утром, и бешеная тигрица Итана снова стала великой кёнигин Пандейской, холодной властительницей. Никто не единым словом не позволил себе даже намекнуть, что догадывается о том, что произошло этой ночью, хотя в ледяных глазах есаула Аанни Мак увидел какой-то странный огонёк. Он насторожился, но вскоре заметил блуждающую шалую улыбку на лице одного из контрразведчиков и пятно у него на шее, очень похожее на след страстного поцелуя, и понял, что есаулу нет никакого дела до того, как (и с кем) провела ночь её госпожа — этой ночью пандейская головорезка занималась своими собственными любовными шашнями.

…Пышных проводов не было — было деловое совещание, в ходе которого высокие договаривающие стороны приняли совместный меморандум, определяющий дальнейшие отношения между Пандеей и Республикой. Условия меморандума устраивали всех (Максим не сомневался, что кёниг Торир Энгу подчинится своей энергичной супруге и сделает так, как она захочет), и после ратификации его правительствами обеих стран договор о дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве должен был вступить в силу.

Дипломатическая миссия Мака завершилась успехом. Дело было сделано, и вскоре пограничная река разделила его и Итану (как подозревал Максим, навсегда — минувшая ночь уже принадлежала прошлому). На полевом аэродроме Мак расстался со старым ротмистром, пожав ему на прощание руку и подарив бутылку коньяка из представительских запасов (пограничник держался молодцом, но Мак видел, что ему несладко: старый вояка накануне явно переусердствовал, сражаясь с алкогольными напитками потенциального противника), и пересел на летающую платформу, ожидавшую высокоуполномоченного Временного Совета.

Взвыли винты. Секретарь-переводчик, хмурый, как осенний день в дождливую погоду (вероятно, любовь с его пандейской коллегой у него не состоялась), возился в углу салона, сосредоточенно сортируя документы, офицеры охраны дремали, и Максим, вытянувшись в кресле, получил возможность поразмыслить.

Это что же получается, думал он, глядя на проплывавшие внизу серые равнины бывшей страны Неизвестных Отцов, я целовал Итану сугубо в дипломатических целях? Нет, брат, ты целовал бы её не менее жадно, даже если бы на следующий день между Пандеей и бывшей Империей началась бы атомная война. Ты целовал её не ради мира во всём мире, а ради себя, потому что тебе этого хотелось. А как же Рада? Я ведь её люблю, наверное. Мне с ней тепло, и ей, кажется, тепло со мной. И несмотря на то, что у меня от ласк Итаны всё ещё сладко ноет всё тело, моя женщина — Рада, а не пандейская ведьма-кошка, которая гуляет сама по себе. Да, по отношению к Раде я поступил не очень хорошо, но я не хочу искать для себя никаких оправданий — человек слишком сложное и многоуровневое создание, чтобы втиснуться в любые рамки, пусть даже очень просторные и подвижные.

…Сикорски, получивший от Максима кодированное сообщение, состоявшее всего из одного слова — «успех», — встретил его сразу по приземлении, несмотря на позднее время. Он сам вёл машину, и по пути в Департамент Максим рассказал ему всё, от и до.

— Кольцо ненависти разорвано, — сказал Рудольф, выслушав его рассказ. — В одном месте, но разорвано. Я был прав, Максим, — ты прекрасно справился со своей задачей.

Ненависть побеждена любовью, подумал Максим. Или любовь, или ненависть, или-или, третьего не дано. Хотя нет, есть ещё равнодушие. А Странник — он у нас кто: ненависть, любовь, равнодушие?

— Послушайте, Рудольф, а вы с самого начала отводили мне роль сладкой конфетки для кёнигин Энгу, поэтому меня и послали?

— Я не исключал такой возможности, — спокойно ответил Сикорски, — хотя и не знал, что пандейское посольство будет возглавлять именно она. Не надо делать из меня чудовище — я не подкладывал тебя в постель к великой кёнигин Пандейской, ты сам туда залез, и, насколько я понял, с большим удовольствием. Ты сумел убедить кёнигин, и это главное, а ваши с ней амурные дела — это другой вопрос. Хотя, не скрою, я доволен таким поворотом событий — и как советник по особым делам, и как прогрессор. Но политика политикой, а отношения между мужчиной и женщиной — материя тонкая; жаль, что этому тебя не учили в школе. Ты ведь в объятиях прекрасной пандейки наверняка не думал о союзном договоре, не так ли?

— Не думал, — признался Максим. — Я тогда вообще ни о чём не думал, даже о Раде.

— Рада, — Сикорски бросил на него быстрый взгляд, — Рада у тебя умница, и она тебя любит. Надеюсь, она тебя поймёт — если, конечно, ты сумеешь найти нужные слова. Но тут я тебе не советчик, Максим, — это твоё личное дело.