Моцарт - Андрей Белянин

— Мужчина, покупать будем? — вновь раздался тот же громкий и бесцеремонный голос. — Минеральная вода, пиво, чипсы от вагона-ресторана.

— Нет, спасибо, — обернулся я только для того, чтобы взглянуть ей в глаза.

— Может, чего покрепче?

— Нет.

— Ничего не желаете? А ваши соседи?

— Они спят.

— Я утром ещё приду, — пообещала разносчица и, протиснувшись за моей спиной, ушла в противоположный конец вагона.

Я тоже вернулся к себе, закрыл дверь и внимательно прислушался к сонному дыханию остальных. Спали все, включая, кажется, даже Вика. Я постарался осторожно достать из-под подушки два проверенных ножа, подумал и сунул обратно. Если это действительно ламия, то острая сталь мне ничем не поможет. Оставалось влезть на свою полку и лечь ногами к окну…

«Так, не будем спешить с обвинениями», — мысленно приостановил я сам себя. В конце концов, любой человек может в силу разных причин не иметь ресниц. Многие люди умеют ходить бесшумно, так что это тоже не улика. Но человек не может СОВСЕМ ничем не пахнуть! Это противоестественно. А у неё нет запаха. Никакого. Ни пота, ни духов, ни какого-либо ещё. Вывод напрашивается один: либо это женщина, шагающая бесшумно и потерявшая ресницы, допустим, в результате болезни, к тому же абсолютно стерильная, либо…

Ламия! Древнегреческая, а вернее, ещё и догреческая ведьма, специализирующаяся на жизненной энергии человека. Я был абсолютно уверен, что наши парни истребили последних ещё четыреста лет назад. Их просто нельзя было оставлять в живых, они относятся к древним тварям — «слюна Лилит», как называли таких древние иудеи. Она не пьёт кровь, она высасывает саму жизнь. Нападает только на спящих, сама насылая крепчайший сон, всегда охотится одна, очень избирательна в жертвах, но никогда не убивает в первую же ночь. Это не в её правилах.

Ламия отлично знает, что чем меньше сил осталось у человека, тем крепче он цепляется за жизнь и тем слаще отнимать её постепенно. Ею правит не просто инстинкт хищника, но изощрённое безумие маньяка. Люди пытались защититься от них молитвами и амулетами — серебряная ладонь с глазом посередине. Возможно, кому-то и помогало, документальных фактов об этом не сохранилось, а я не был свидетелем.

Собственно, сейчас все мои размышления сводились лишь к одному — протянуть время до её прихода. А она придёт, ей чем-то понравилось наше купе, и на другую жертву ламия уже не сможет переключиться. Возможно, это её единственная слабость…

Я огляделся. Рита ровно дышала, укрывшись простынёй. Вик слегка похрапывал, даже у вампиров могут быть с этим проблемы. Сильвия разметалась по полке, сбив простыни в ноги, чистая и обворожительная в новой розовой пижамке и с рассыпавшимися по подушке рыжими кудрями. Она что-то невнятно бормотала во сне, но мне не пришлось долго вслушиваться — гордый рефрен «И спляшем на их костях…» герцогиня непроизвольно повторяла даже в объятиях Морфея.

Кого из них древняя тварь выбрала своей сегодняшней жертвой? Я аккуратно прикрыл дверь, оставив узкую щель, в которую не пролез бы даже котёнок. Это было приглашение.

И ждать пришлось недолго…

Крупная женщина без труда протиснулась в купе и одним свободным движением взлетела ко мне на верхнюю полку, всем весом придавив ноги.

— Вот ты где прячешься, красавчик, — сладострастно прошептала она, и я почувствовал, как тяжёлая волна сна от её дыхания буквально накатывает, обволакивая сознание.

Ламия растянула губы в похотливой улыбке, и меж её маленьких острых зубов вытянулся длинный чёрный язык, раздвоенный, словно у змеи. Она упёрлась руками мне в грудь, ничего не боясь и прекрасно осознавая свою силу над спящими людьми. Как вы понимаете, в моём случае она уже ошиблась дважды. Не размыкая глаз, не изменяя дыхания, даже не напрягаясь, я одним движением поймал её за язык, начавший ощупывать мою шею, и в доли секунды затянул его узлом на крючке для одежды. Вот теперь можем и побеседовать…

— Кьясафчик, ты это сё? Ты сё тфорись, а?

Вместо ответа я для пущей надёжности прижал узел рукой. Противно, но чего не сделаешь ради собственной безопасности.

— Пусти бабуську, хуиган, я милисию пософу! — осторожно шевеля губами, поугрожала она. И правильно — язык был натянут, как струна, а зубы у ламий острее бритвенных лезвий, одно экспрессивное предложение, и сама себя немой оставит. Для их породы это смерть, ламии завораживают и убаюкивают разговорами.

— Не хосесь язгофаифать… Ядно… — Теперь ламия попыталась изобразить уже дружелюбную улыбку и подмигнуть. — А мовет, ты с саду пъистоисся? Я тефушка коящая-а…

— Какая?! — не сдержался я.

— Коящая, как оконь! Ф постеи стластная, нисево не стефняюсь, беи меня как хосесь!

О-о. Нет… На такие расклады я нипочём не подписывался. Всевышний не поймёт, не простит и не оценит. Возможно, на земле действительно «некрасивых женщин не бывает», но ламии — это отдельная песня. Старая, толстая, уродливая… Не песня, ламия!

— Не хосись? Стданно… фсе хотели, и фсе тофольны пыли… пока шили…

— Пока жили, — догадался я.

И смех и грех, но древняя ведьма её уровня способна вытянуть все жизненные силы мужчины любым местом. Надеюсь, вы целомудренны и искренне не понимаете, о чём я? Хотя на что я надеюсь? В двадцать первом веке, с вашими-то информационными технологиями, прости их, Господи…

— Ф поседний аз кофою — отпусти! Хузе будет! Я тебе мфтить буду, фсю зызнь испоканю! Отпусти бабуську, маньяк!

Собственно, над этим я сейчас и раздумывал, прикидывая размеры щели меж дверью и косяком и опушенного окна. Вроде у окна даже пошире. Но проверить можно только экспериментальным путём…

— Фот и умниська, фот и послусался, — радостно забормотала ламия, когда я аккуратнейшим образом отвязал её язык от крючка, но крепко сжал в кулаке. После чего соскочил одной ногой на узкий столик, хотел спросить, умеют ли ламии летать, потом передумал и молча выпихнул уродливую старуху из вагона.

— Я ж летать не умею-у… — злобно донеслось из чёрной ночи, но быстро стихло под стук колёс.

Хм… получается, надо всё-таки было спросить. Хотя, с другой стороны, что бы это изменило? Всё равно мерзавку пришлось бы выкинуть…

— Не спится? — заботливо поинтересовался Вик с соседней полки.

— Да вот… как-то… не очень, — невнятно буркнул я, только сейчас почувствовав, что моя босая пятка скользит в чём-то жирном и ароматном.

— Там твоя Сильвия пирожное с заварным кремом на утро оставила. — Наглый вампир любопытствующе свесился с полки и тихо присвистнул. — Да ты его просто растоптал! Суровая борьба за талию подружки?

— Моё пирожное! — мигом вскинулась сонная герцогиня, переходя в сидячее положение с пистолетом в руках. — Кто говорил о пирожном? Где пирожное? Не шутите со мной такими вещами, я из Черногории, стреляю на голос, шорох, тень, силуэт, запах и… и… короче, лишь бы стрельнуть!

— Моцарт, что с вами? У вас вся нога в креме, — в унисон влезла и нежная Рита, нашаривая на том же столике свои очки. — Хорошо ещё вы на них не наступили. А знаете, при этом лунном освещении вы так романтично смотритесь…

— Он затоптал пирожное Сильвии, — сдал меня Вик.

— Ну и что? Зато он такой… такой красивы-ый… Честное слово, будь я в вас влюблена, я бы наверняка слизнула вон ту крошку с икроножной мышцы и…

Развить мысль дальше девушке не удалось. Сильвия обрушила на неё подушку и, грозно рыча: «Это моё пирожное!», кинулась душить подругу. Я кое-как спрыгнул вниз и вытер ногу чьим-то полотенцем. Ламия мгновенно накладывает чары сна, но зато и слетают они столь же быстро.

— Могу сходить за чаем? — предложил я.

— Лучше принеси холодной воды и обольём этих двух озабоченных кошек, — язвительно посоветовал Вик.

Драка внизу мгновенно стихла. Я быстро выскользнул за дверь, а обе красавицы объединёнными усилиями в две подушки ударили по вампиру! Он не остался в долгу, примерно полчаса к нам в купе лучше было не заглядывать лицам, страдающим аллергией на перья и пух…

А ещё через три часа поезд подъезжал к большому вокзалу незнакомого города. В отличие от Волгограда, я не почувствовал здесь ауры неупокоенных душ. Как я уже знал, в самом Саратове не было войны, немцы бомбили этот город, но не вошли в него. А там, где не кипел кошмар уличных боёв, сам воздух пахнет иначе. Но то, что я ощущал на Мамаевом кургане, как и на подходах к нему, когда сама земля до сих пор не верит, что взрывов больше не будет, вряд ли смогу забыть…

В Саратове дышалось легче, солнце ещё только-только вставало, поэтому мы вывалились из вагона сонные, как зимние мухи. Кроме Вика, естественно. Наш вампир, бодренько побегав по привокзальной площади, быстро сторговался насчёт такси, и меньше чем через полчаса мы уже заходили в небольшой уютный отельчик «Богемия» в самом центре, на шумной исторической улице, где даже в такую рань вовсю суетились люди.