Эдгар По в России - Шалашов Евгений Васильевич

Наверное, я не смогу написать книгу по истории Русской державы. Слишком много противоречивых фактов, которых не в силах вместить мой дневник. Наверное, следовало все-таки купить несколько тетрадей и составить подробный конспект. Жаль, если дни, потраченные на знакомство с книгами, пропадут зря.

Надеюсь, что полученная мною информация и мои наблюдения помогут мне написать хотя бы художественные очерки о России. В крайнем случае — путевые заметки. Но что в ней обязательно будет, так это карта. Может быть, подробная карта остановит горячие головы от опрометчивых поступков и заставит оценить Россию по достоинству".

Глава восьмая, способная удивить биографов Александра Сергеевича Пушкина

— Пора, мой друг, пора! — почти пропел Пушкин, врываясь в спартанский нумер Эдгара По.

— Который час? — недовольно пробурчал американец, высовывая нос из-под одеяла.

— Уже четверть шестого, — любезно ответствовал Александр, щелкнув крышечкой "Брегета". Подобные часы у Эдгара тоже когда-то были. В университете. Но, как и многое другое, они ушли на уплату долгов.

— Еще рано, — лениво буркнул По, переворачиваясь на другой бок. Он лёг под утро — всю ночь шел дождь, а под стук капель так хорошо писать.

Эдгар уже почти заснул, как до него дошло — Пушкин, сам любивший поспать чуть ли не до обеда, явился к нему в такую рань. Да. Явился. В гостиницу?

— Что-то случилось? — встрепенулся американец, уставившись в своего коллегу.

— Хм… — нерешительно хмыкнул Александр, присаживаясь на единственный в нумере табурет. — Не знаю, как вам и сказать… В общем, мне требуется ваша помощь.

— А что случилось? — обмер от любопытства Эдгар, начиная вытаскивать себя из теплого кокона, в который спрятал озябшее тело. Вспомнив, что не одет, принялся заворачиваться в обратную сторону. В отличие от Пушкина, он стеснялся одеваться прилюдно.

— У меня, знаете ли, дуэль. Посему позарез нужен секундант, — буднично заявил Пушкин. Оценивающе посмотрев на американца, понял его затруднение, отвернулся, пытаясь скрыть улыбку. Ухватив со спинки кровати панталоны, не глядя передал их юному другу: — Вы готовы оказать мне такую услугу? Понимаете, — извиняющимся тоном продолжил поэт, — мой секундант спозаранку прислал записку — вчера вечером сломал ногу. И чего ему взбрело в голову прыгать через канаву? Ну что же теперь… Ехать без секунданта — дурной тон, брать слугу неприлично. А где я найду в такое время надежного человека?

Эдгара еще ни разу в жизни не называли "надежным человеком", поэтому он принялся поспешно — как это позволяло одеяло — облачать себя в одежду. Приняв от русского коллеги рубашку и жилет, он наконец-таки сбросил одеяло — галстук можно завязать и при госте.

— Так, я готов! — вытянулся перед Пушкиным американский поэт Эдгар По, опять ставший сержант-майором Перри. — Скажите, кому я должен отнести вызов? Или вы сами получили вызов, и я должен решить с секундантом вашего противника условия? Нужно ли мне биться с секундантом? Какое оружие? Оу, — наморщил нос По. — Мне же положено обговорить оружие.

— Нет-нет, ничего не надо, — замахал руками слегка опешивший от подобной готовности Александр. — Все уже решено, обговорено, место выбрано. Биться вам ни с кем не придется, а лишь надлежит сопроводить меня до места дуэли, поприсутствовать там, вот и все. Молчаливый свидетель, скажем так.

Эдгар был на седьмом небе от счастья. Надо же, он будет участвовать в настоящей дуэли! В Ричмонде, среди студентов, ссоры и споры разрешались просто — раз-два по морде, а потом драчунов обязательно разнимали друзья. Но тут Александр спустил его с небес на землю.

— Рекомендую, — сказал русский поэт, выставив перед собой короткие сапоги.

Эдгар едва сдержался, чтобы не вспылить и не наговорить дерзостей. Конечно, его собственная обувь оставляет желать лучшего, но почему Пушкин решил его так унизить? Приличествует ли одному поэту указывать на бедность другого? Или Александр стесняется показать нищего секунданта своим противникам?

— Благодарю, — холодно отвечал Эдгар По, обувая штиблеты — потертые, с начинавшей отставать подошвой, но свои!

Пушкин только пожал плечами и забросил сапоги под кровать — мол, потом пришлю слугу.

Внизу, в ожидании, дремали кучер и лошади, чернела карета. Открывая дверцу, Пушкин пропустил американца вперед.

Внутри кареты подремывал пассажир — нестарый еще мужчина, закутанный в теплый шарф. Несмотря на осень, на нем была зимняя шапка с наушниками. Судя по саквояжу на коленях, доктор. Доктора звали господин Чуев. Представляя его, Пушкин с толикой гордости сообщил, что эскулап является ассистентом самого Аренда. Эдгар не знал, кто такой Аренд, но, судя по всему, должен быть знаменитостью.

— Эдгар, вы завтракали? — поинтересовался Пушкин. Американец хотел огрызнуться, что не только не завтракал, но даже не умывался и вообще не желает разговаривать с бестактным человеком, но Александр ответил сам: — Ну что за нелепицу я несу — сам же вытащил вас из постели. Вот, мне тут собрали кое-что…

Русский поэт вытащил из-под сиденья небольшую корзинку, поставил ее на колени. Сняв плетеную крышку, вытащил салфетку и кинул ее американцу.

— Так, что тут у нас? Хлеб и сыр, прекрасно! Моченые яблоки — замечательно! Квас… Хм… Мог бы чего покрепче. Доктор, вы будете есть? — Ассистент знаменитости, завалившийся в угол кареты, только буркнул сквозь сон что-то неразборчивое. — Прекрасно, нам больше достанется. Эдгар, угощайтесь!

Эдгар По поначалу лишь презрительно дернул ноздрей, но уловив вкусные запахи, задумался — не стоит ли простить Александра? Может, тот хотел предложить сапоги из самых лучших побуждений? Кажется, у русских так принято. А тут еще и проснувшийся желудок начал подавать признаки жизни, сообщая, что ужина вчера не было. Но Эдгар вспомнил наставления старых солдат, помнивших осаду Балтимора. Рука, уже тянувшаяся к яствам, застыла на полдороге.

— А стоит ли есть перед боем?

— Стоит, — убежденно ответил бодро чавкающий Александр. — Если я сыт, так и помирать легче.

Доктор, не открывая глаз, что-то пробурчал.

— Говорит — коли пуля в брюхо попадет, так без разницы — набито оно или нет, все равно конец, — перевел Пушкин. Прислушавшись еще к одной фразе, хмыкнул: — А еще говорит, что воевать лучше голым. Мол, пуля вбивает в тело клочья одежды, они гниют и засоряют рану. И давайте же наконец поедим! Зря, что ли, дядька старался?

Скоро американец уминал за обе щеки и сыр с хлебом, моченые яблоки, думая — какой же заботливый у Александра дядюшка, собравший племяннику завтрак.

— А дядюшка не пытался отговорить вас от дуэли? — поинтересовался По, окончательно простивший русского друга.

— Дядюшка? — не враз понял Пушкин, а поняв, расхохотался. Отсмеявшись, объяснил: — Сложности перевода. Я сказал "дядька" — не в значении "родственник", а в значении "тарый слуга". Дядька — воспитатель.

Американец кивнул — он тоже называл старую негритянку-кормилицу "мамми".

Ехать пришлось довольно долго. Сыр и прочее съедено, квас выпит, объедки засунуты в корзинку, а та возвращена под сиденье. Было скучно, разговор не шел, и По, по примеру похрапывающего доктора, задремал, но тут под колесо попал какой-то камень и карету тряхнуло так, что Эдгар приложился затылком. Зашипев от боли, завистливо посмотрев на доктора — вот зачем тому меховая шапка! — решил, что спать более не стоит.

— Не спится? — участливо поинтересовался Пушкин, ерзавший на своем месте. Еще бы! Человек, едущий на дуэль, не должен быть спокойным. Но так считал Эдгар. Те, кто знал Александра Сергеевича лучше, знали о его манере — поэт сидел спокойно только тогда, когда он писал стихи.

— Увы, — хмуро отозвался Эдгар, пощупав затылок. М-да, шишка там изрядная, словно и не о стенку, обитую гобеленом, ударился, а приложился о камень. И тут ему стало стыдно. Он переживает о какой-то шишке, а его хороший знакомый, можно сказать — друг, едет, может быть, умирать. А если Пушкина проткнут шпагой или застрелят?