(Брак)ованные (СИ) - Энни Дайвер

***

Евсеев звонит сообщить, что приедет через пятнадцать минут. Я уже стою в коридоре и слушаю хихиканья сонного брата. Стучу пальцами по тумбочке и гипнотизирую дверь, думая, что пятнадцать минут будут невозможно долгими. Решимость тает с каждой секундой. Инициатива наказуема, и какая кара будет ждать меня — не угадать. И так не самое приятное семейство получу в подарок, еще и сотня подводных камней. Голова раскалывается — закрываю глаза и глубоко дышу. Отставить сомнения. Решение принято, значит, нужно действовать.

— Может, еще успеешь испечь кексы для развода? — Тема выглядывает из ванной со щеткой в руках. — Есть же рецепты для микроволновок.

— Может, мне тебя все же выселить? — шутливо угрожаю в ответ, но по стремительно меняющемуся лицу брата понимаю, что перегнула. Так себе из меня старшая сестра. — Расслабься, бро, не выгоню кровинушку из дома.

— Бро? — тут же возвращается к привычному состоянию засранца. — Ты из какого века вылезла?

— О, я вообще из прошлого тысячелетия, — ржем на пару, и напряжение уходит. Все же мне очень нужно было отвлечься. И перепалка идеально для этого подходит. — Ладно, не скучай, я подожду на улице Мирослава, — надеваю пальто, застегиваю на все пуговицы нарочно медленно, но время будто специально тормозит, вынуждая меня за десять минут отморозить зад. — И кексы не забудь.

— Забудешь тут, как ты мою команду решила превратить в тюленей на льду, — фыркает обиженно и губы в зубной пасте дует. Все как в детстве, только теперь Тема выше меня на целую голову и эти трюки выглядят неубедительно.

— Ой, вам, лосям, ничего с кекса не будет. На льду все сбросите, а потом углеводное окно как раз, вот и залетят на ура. Все, удачи, — отправляю воздушный поцелуй и позорно сбегаю из квартиры, не давая себе шанса передумать.

Холод отрезвляет и выгоняет теплолюбивые сомнения, которым только и дай благостную почву для разрастания. Переступаю с ноги на ногу, прячу руки в карманы и смотрю на причудливые облака пара, вьющиеся вокруг. Прокручиваю еще раз речь: перед Евсеевым пасовать нельзя. Он если увидит сомнение — тут же настоит на своем решении. А я ведь женщина: мы всегда сомневаемся, как такое спрячешь?

«Я не хочу с вами разводиться, Мирослав Станиславович», — смешно от формулировки. Губы тянутся в улыбке. Как же нелепо выйдет: выкаю и брак сохранить хочу.

«Мирослав, мы не должны разводиться», — так прибьет за панибратство. Зыркнет — и все мои «должны — не должны» сгорят синим пламенем, встретившись с простым мужским «Я так решил».

«Я думаю, нам не стоит разводиться», — вот, без имен, еще и с собственной оценкой. Придраться не к чему. Я подумала, а ты решай. Нет, нельзя, снова бразды правления ему отдаю. А он и так галопом по семейной жизни несется.

«Еще два месяца, Мирослав Станиславович, может, повременим?» — просто, но совершенно неубедительно. Нужно действовать радикально: сразу все карты на стол.

«Мы не будем разводиться, а будем спасать вашу компанию, Мирослав Станиславович!» — для убедительности даже топаю ногой, будто все это не в моих мыслях происходит.

Машина плавно тормозит у шлагбаума, иду навстречу — Евсеев в это время выходит и открывает дверь. Поражаюсь галантности этого мужчины: даже с подчиненной не забывает о приличиях. Начинаю завидовать его избраннице: таких мужиков точно больше не найдешь. Цокаю и отнекиваюсь от мыслей — слишком часто думаю о боссе вне работы. Обещала же себе больше этого не делать и продержалась… ни черта не продержалась.

— Доброе утро, Мирослав Станиславович, — улыбаюсь приветливо, но Евсеев не разделяет моей радости, он серьезен и собран, как всегда, хоть на щеках красуется отросшая щетина, а во взгляде бесконечная тоска. Но от решения не отступает: намерен освободить меня от уз брака и лишить себя всего, к чему долго и упорно шел.

— Доброе, Ксения, — кивает и, дождавшись, пока я пристегнусь, трогается в направлении суда.

Молчание давит, даже радио, похрипев для приличия, затихает под мрачным настроением Евсеева, и мы едем в суровой тишине, в которой даже дышать страшно. Рассматриваю приборную панель, подсвеченные кнопки и переключатели, лишь бы отвлечься и не думать о том, что собираюсь сделать. В тишине едем недолго: боссу кто-то трезвонит, он раздает указания, и я расслабленно прикрываю глаза, радуясь, что гнев обрушивается не на меня. Как мало, оказывается, в жизни надо: чтобы начальник не зудел над ухом и не указывал, что и как делать.

Едва не засыпаю под бубнеж Евсеева и дергаюсь, когда машина паркуется у нужного здания. В душу закрадывается тоска: нужно было раньше сказать, а не тянуть до последнего.

— Мирослав… — поворачиваюсь, но в ответ лишь хлопает дверца машины. Евсеев уже идет по сугробам ко мне. Подает руку, помогая выбраться и не застрять в куче, на которую уже налипла дорожная грязь. — Может…

— Давайте потом, ладно? Сейчас есть более важный вопрос, — улыбается сдержанно, но я слишком хорошо его знаю: складка между бровей и отстраненный взгляд выдают задумчивость. Наверняка он придумал уже тысячу и один способ уговорить меня отказаться от развода, но из благородства и уважения не предлагает, потому что не сможет отступить, станет давить, и я все равно соглашусь. Уже согласилась, только решение не озвучила.

В здании пусто, будто никому не нужно работать, Мирослав уходит вперед, лишая меня шанса спасти его от самой главной ошибки в жизни.

— Мирослав Станиславович! — кричу в спину, пока эта самая спина от меня стремительно отдаляется. Ну вот, дождалась, как сказала бы мама, дотянула до последнего, теперь жопа в мыле. А она не в мыле, она летит в еще большую задницу, потому что я добровольно пускаюсь