Вехи жизни. Зеев Жаботинский - Иосиф Недава

  В официальном сионистском лагере мнения о «разделе» разделились, но на 20 конгрессе в Цюрихе доктор Вейцман и сторонники плана взяли верх, Их прельщала идея еврейского государства, несмотря на его небольшие, едва ли не чисто символические размеры. Большинством голосов – 300 против 150 – конгресс уполномочил руководство вести переговоры с британским правительством об условиях осуществления плана.

  Но прошло лишь несколько месяцев, и восторг, проявленный первоначально Лондоном по поводу «раздела», стал улетучиваться. Отрицательная реакция Жаботинского тоже внесла свой вклад в сомнения. Была создана комиссия Вудхэда, которой было поручено проверить рекомендации, сделанные предыдущей комиссией. Она пришла к выводу, что план неосуществим, и правительство отказалось от него (9 ноября 1938 года).

  События 1936 года продолжались беспрерывно. Войска и полиция в стране проявили полную беспомощность, и банды погромщиков безнаказанно творили свое дело. Каждый день приносил новые жертвы, и каждое утро еврейское население смотрело со страхом и стыдом на черные рамки в газетах. «Еврейский национальный дом» превратился в западню, а его население – в «евреев под покровительством», отданным на милость разгулявшимся погромщикам. В воздухе висел вопрос: «Доколе?». Терпение молодежи иссякало. В 1937 году появилась «Книга обвинения и веры» поэта Ури Цви Гринберга, который призвал «сломить сдержанность», навязанную населению его официальными органами. Поэт жаловался, что «у нас каждые ворота сорваны с петель, царит беззаконие, кто хочет убивает и кто хочет стреляет, а наша кровь течет», его душа чувствует отвращение к тем, кто «плачет на могилах убитых, но не клянется отомстить».

  14 ноября 1937 года «сдержанность» была сломлена Национальной военной организацией под командованием Давида Разиэля. С тех пор еврейское население освободилось от позора.

  Вначале Жаботинский затруднялся определить свое отношение ко всему происходящему. Как либерал он восставал против резни, в которой могут пострадать и невинные арабы, в частности женщины и дети. Но вскоре политик в нем взял верх. Он пришел к выводу, что нужде закон не писан, Не избежать было в Эрец-Исраэль ответных действий, Ведь в каждой войне есть невинные жертвы. В речи на открытии съезда Новой сионистской организации в Праге (февраль 1938 года) он с гордостью сообщил, что евреями в Эрец-Исраэль наконец преодолено то пассивное отношение к бандам террористов, которое называют «сдержанностью», и от имени собравшихся он жмет руки руководителям движения в Эрец-Исраэль, заключенным в тюрьму в Ако из-за ответных действий. В июле 1938 года, выступая в варшавском театре «Новосци» он использует более резкие выражения, обличая политику «сдержанности». «В Эрец-Исраэль нарушение сдержанности – необходимость. Необходимость! – заявил он. – Есть ситуации, когда решают не писаные законы, а лишь Бог и совесть. И я уверяю вас, что высшая совесть и божественная справедливость ответят на вопрос о нарушении сдержанности – невиновен! И если в этом зале или в любом другом месте есть еврей, который думает и говорит иначе – виновен! – то этот еврей – преступник! Вы можете думать, что хотите, но, когда касаются этого вопроса, все вы, как один человек, обязаны встать и во весь голос крикнуть – невиновен! Иначе вас заклеймят перед еврейской историей как низких предателей».

  Речь в Варшаве Жаботинский произнес через несколько дней после казни члена Бейтара Шломо Бен Иосифа. Это было одно из самых сильных переживаний, выпавших на долю «главы Бейтара» за все годы его бурной политической деятельности. Произошло это в самый разгар арабского террора в стране. 21 апреля 1938 года три члена рабочего отряда Бейтара в Рош-Пина – Авраам Шейн, Шалом Журавин и Шломо Бен Иосиф – несмотря на запрет командира вышли в горы, чтобы отомстить за своего товарища по отряду, члена Бейтара Бена Гаона, убитого террористами. Они обстреляли арабскую машину, но ни в кого не попали. Вскоре их арестовали. 3 июня военный суд приговорил Шейна и Бен Иосифа к смертной казни. Позднее Шейну из-за несовершеннолетия смертная казнь была заменена пожизненным заключением, Приговор Шломо Бен Иосифу остался в силе и был утвержден генералом Хейнингом (с подачи Верховного комиссара Мак-Майкла). «Британская администрация жаждала еврейской крови, она хотела повесить еврея, чтобы продемонстрировать перед арабами свою беспристрастность», – писал позже английский писатель Марло.

  Казнь Бен Иосифа была назначена на 29 июня 1938 года. Накануне Жаботинский предпринял в Лондоне неимоверные усилия, чтобы спасти его. Он добился аудиенции у министра колоний Малколма Макдональда, которого пытался убедить, что казнь Бен Иосифа вызовет в стране восстание, а не ослабит напряженность. В ту же ночь защитник Бен Иосифа позвонил Жаботинскому и попросил его покопаться в сборниках законов Британской империи и попытаться отыскать прецедент, когда бы было обжаловано решение военного суда. Жаботинский тут же выехал в Лондонский центр. Вместе с Веджвудом и членом ирландского парламента Робертом Бриско он буквально перевернул библиотеку палаты представителей, затем попытался еще раз встретиться с Макдональдом, но все было напрасно.

  Шломо Бен Иосиф взошел на виселицу героем. Имя Жаботинского было на его устах. До этого он выразил готовность принести себя в жертву идее. На стенах камеры он вырезал стих из гимна Бейтара («умереть или завоевать вершину»). Свою короткую жизнь он закончил пением «Гатиква», как человек, завершивший свою миссию.

  Жаботинский в смерти Бен Иосифа увидел чудесное знамение. Он назвал его «предводителем неизвестных». Особенно он восторгался величием, проявленным «простым членом Бейтара», которого Бог, не глядя, извлек из рядов.

  В речи на всемирном съезде Бейтара в Варшаве (1938 год) Жаботинский сказал: «Мы не должны копаться в фактах: была ли дисциплина или не была; это не наше дело. Трое вышли ни дорогу… Они хотели покончить с положением, когда можно проливать еврейскую кровь и нельзя – нееврейскую. Невозможно допустить, чтобы такое существовало. И если это нужно, то я, глава Бейтара, даю тебе, Бен Иосиф, и двум твоим товарищам приказ, выйти на дорогу и сделать то, что вы сделали. Браво, Бен Иосиф! Ты поступил правильно. Ты выполнил мой приказ. Я награждаю тебя орденом…»

  В Бен Иосифе Жаботинский видел представителя того нового «племени», о котором мечтал. «Из его виселицы, – писал он, – мы создадим башню. Из его могилы – храм, из его памяти – гражданскую религию».

ЭВАКУАЦИЯ

  Пророческое чутье Жаботинского часто вредило ему, ибо не каждое поколение любит тех, кто предвидит будущее и плывет против течения. В последней своей речи в Польше (в мае 1939 года) Жаботинский сказал: «Я всегда что-то говорил и всегда натыкался на сопротивление. Затем наступал момент, когда сопротивлявшиеся признавали: а ведь я опять был прав. И так каждый раз. Если бы я был моральным банкротом, я бы обязан был сдаться и сказать: вижу, что я ошибся, что был слепым… Но все эти годы за мной гонятся как проклятие слова: он был прав. Он, этот человек, всегда был рабом еврейского народа, у него не было другой жизни; он искал правду и указывал дорогу правды. А еврейский народ продолжал идти своим путем – и обанкротился…»