Уровень - Ирина Булгакова

Виртуоз обернулся, оглядел девушку с ног до головы. Она тяжело дышала. Видно было, сколько усилий она прилагала к тому, чтобы передвигать ноги. Следовало устроить полноценный отдых, но словно какая-то сила гнала спецназовца вперед. Вот перейдут без приключений на другую сторону — и тогда…

Пути назад не было. Просто потому, что путь назад назывался возвращением. Путь вперед более всего напоминал ловушку. С другой стороны весь нижний уровень — одна сплошная ловушка. Однако взялся за гуж, не говори что не дюж. А Виртуоз взялся.

— Переходим по дну, — сказал он. — Бразер идет первым. Коллайдер остаешься здесь, пока мы с ней не перейдем. Вопросы есть?

Молчание, которое установилось в помещении бывшей насосной, было красноречивее слов. Нет под землей легких путей. Существуют проходимые и непроходимые. Имелся еще третий вариант, о котором никто старался не думать — дороги, ведущие в преисподнюю. Специально созданные для того, чтобы избавить тебя от мусора сомнений и подтолкнуть туда, откуда возврата нет.

— Хорошо. Первый пошел.

Бразер, ухватившись за покрытые слизью перила, перегнулся через борт. Не прошло пары секунд, как он уже стоял на дне бассейна, сжимая в руках готовый к бою автомат.

Тишина. Только капли, скользя по бокам сталактитов, падали с потолка. Под этот мерный перестук капели, тонущей в жирной грязи, Бразер двинулся вперед. Мимо насосных агрегатов, своим обликом теперь напоминающих навозные кучи. Правда, запах был слабее: пахло гнилью.

Без происшествий Бразер добрался до противоположного борта.

Виртуоз дождался, пока парень выберется наверх, и только тогда негромко приказал:

— Штучка, за мной.

Спецназовец быстро достиг дна. Развернулся, приготовившись подстраховать Штучку, если та сорвется. Но девушка обошлась без посторонней помощи.

Ноги разъезжались, когда Виртуоз пошел вперед. Штучка следовала за ним, он слышал ее прерывистое дыхание.

Они прошли почти половину бассейна, как вдруг изо всех стен ударили мощные струи воды. Ударили так, словно и не было за плиткой никаких стен и только керамические квадраты, ничем не связанные между собой, удерживали толщу воды, рвущуюся в бассейн.

Виртуоз не успел оглянуться, как вода поднялась выше колен. В лицо, в правый бок била вода. Он обернулся и едва успел подхватить Штучку, сбитую с ног сильным напором. Крепко удерживая ее за предплечье, он смог раскрыть рот, чтобы крикнуть.

— Коллайдер, давай быстрее! — его крик перебил шум воды. Виртуозу еще казалось, что перебираться вплавь — худшая из возможных перспектив.

Сверху, выгибая черную спину, перевернувшись в воздухе так, чтобы выпростать конечности, в воду тяжело упало тело.

Потом еще одно. И еще.

ПРИМА

Тишина. И темнота.

Странно, отчего она решила, что может видеть в темноте? Так темно не было никогда за всю жизнь. За ту жизнь, которую она помнила.

Девушка попыталась пошевелиться и не смогла. Казалось, ее накрыл многокилометровый пласт земли. И там, на далеком верху, уже давно росли деревья, огромные небоскребы пустили бетонные корни свай, стремясь прочнее утвердиться на хрупкой скорлупе фундамента.

Прима хотела вдохнуть и подавилась. Земля, втянувшись в нос, плотно засела в глотке.

Кто сказал, что смерть — это туннели, коридоры… коллекторы? Смерть — это когда ни вздохнуть, ни пошевелиться. И в голову лезут всякие мысли.

Тебе будет казаться, что это сон. А на самом деле это сон, который нельзя прервать. И называется он смерть.

У сна есть оборотная сторона. Он господин и ты находишься всецело в его власти. Он знает все о твоих страхах, даже то, чего не знаешь о них ты. Если ты решишь объявить ему войну — тебя хватит не надолго. Когда ты приползешь к нему на коленях, умоляя о прощении… Тогда, он будет делать с тобой все, что захочет. Казнить. И миловать. И снова казнить. Обезболит долгожданным наркозом, пройдется хрупкими, ласковыми пальцами по телу и в следующее мгновение, вонзив тебе в мозг раскаленные иглы, без сожаления отправит в камеру пыток.

Чьи это слова? Кто сможет ответить на вопрос: это придумала она, или кто-то другой? Что если теперь ее голова — пристанище для чужих мыслей, которые будут забредать туда, как к себе домой?

Но если так, это даже хорошо. Те, кто приходят к смертному одру на старости лет, несут с собой багаж. Целую сумку, туго набитую воспоминаниями. Долгую вечность они проживают каждый день заново, заново оценивают значимые события.

Старикам есть что предложить вечности. А что могла предложить она?

От всех воспоминаний осталась жалкий пшик. Неделя всей жизни. Хочешь, прокручивай ее в прямом порядке, хочешь в обратном. В обратном, пожалуй, занимательней. Прима представила, как взлетает вверх гора земли, под которой она погребена. А сама она поднимается и, неуклюже жестикулируя, как клоун, пародирующий фотомодель, пятится по коллектору, потом ползет на четвереньках, смешно поднимая колени, по тесному тюбингу.

Таких воспоминаний надолго не хватит. Старушке вечности скоро станет с ней скучно — Приме нечего положить в ее копилку. И тогда, ей подарят настоящую смерть. Кто бы знал, что ее тоже надо заслужить!

Ариец. Вот о ком можно думать бесконечно. Интересно, его тоже накрыло, или ему удалось спастись? Скорее всего, ответа не узнать никогда. Самое ужасное, если он лежит рядом, буквально в нескольких метрах.

От последней мысли Приме стало плохо. Она напрягла все силы, пытаясь пошевелиться. Тщетно. На груди, вдавив ребра в легкие, лежал неподъемный груз. Острие разбитого камня укусом насекомого впилось в шею. Теперь целую вечность придется терпеть эту боль!

Отвратительней всего — вкус земли на губах. Жаль, что нельзя закричать. Стоит приоткрыть рот, как земля попадет внутрь. И тогда ее уже ничто не остановит — она полезет дальше, забьет трахею до отказа, наполнит грязью легкие…

Что-то цепкое ухватилось за руку. Как раз в том месте, где едва затянулась рана. Сжало так, словно хотело оторвать руку. Потом с силой рвануло, вздернуло вверх и поставило на ноги.

Нелепо взмахнув руками, как канатоходец, потерявший равновесие, Прима с трудом утвердилась на ногах. Вздохнула и надсадно закашлялась, освобождая лицо от прилипшей грязи.

— Идти можешь? Эй, ты меня слышишь? — Ариец кричал ей в лицо, но Прима его не слушала. Она обрела свет. Однако то, что она увидела, лишило ее дара речи.

С оглушительным треском потолок прорезала трещина. Поползла неровной чертой, петляя между вздувшимися сталактитами. Взорвалась сетью трещин, расчленяя потолок на множество частей. Медленно, и все быстрее, огромные пласты стали разъезжаться, как будто кто-то незримый тянул их в разные стороны, ближе к стенам пещеры.