Кольцо Атлантиды - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, разве здесь не лучше, чем сидеть взаперти и слушать, как голосит твоя дива? — вздохнул Адальбер.
— Забудь о ней, умоляю! Раз захотела сидеть у себя в каюте, так пусть там и сидит или катится к черту!
Не успел он закончить фразу, как возле них словно материализовался приближенный Ринальди.
— Прошу меня простить, господа, но который из вас князь Морозини? — робко начал он.
Адальбер расхохотался:
— А я-то считал, что это заметно невооруженным глазом! Однако я польщен, что кому-то приходит в голову задать подобный вопрос! Вот этот господин имеет честь являться данной персоной!
— Что вы хотели мне сказать? — поинтересовался Альдо.
— Не я, а синьора Ринальди. Она желает видеть вас.
— После оскорбления, нанесенного пассажирам этого парохода, я вовсе не уверен, что хочу встречаться с ней. Что ей от меня нужно?
— Я... я не знаю, — пролепетал молодой человек. Он был как на иголках. — Она послала меня за вами, а я не обсуждаю приказы госпожи...
— Сходил бы ты, — посоветовал Адальбер. — Хотя бы ради этого бедного парня. Она ж ему уши откусит, если бедняга вернется без тебя!
— Ты прав, пойду, — согласился Альдо, выбросив сигару за борт.
Певица ждала его, сидя перед туалетным столиком. Когда дверь отворилась, она обернулась с радостной улыбкой.
— Входите! Входите скорее! О, милый князь, примите мои извинения! Но как я могла предполагать, что вы находились среди этих вульгарных особ! — вскричала она, протягивая ему руку, сплошь унизанную кольцами. Над этой рукой, где колец не было разве что только на большом пальце, он вынужденно и склонился.
— Неужели, мадам, вам настолько важно положение, которое занимают в обществе ваши слушатели? Как в таком случае, должно быть, непросто исполнять арии в «Ла Скала» или в «Ковент-Гарден», в неапольской «Сан Карло» или в «Опера де Пари»?
— Ну, это же совсем другое дело! В театре они просто публика, человеческая масса, вздыхающая в унисон, и я не различаю лиц, но когда путешествую, то вижу людей и хочу общаться только с самыми достойными.
— О достоинстве вы судите по имени? Что с того, что я князь? Запросто мог бы оказаться последним кретином.
— Возможно, но вы не только князь. Вы еще и... Она уже было вознамерилась пропеть надоевший куплет, но тут Альдо ее оборвал.
— Мадам, — сухо заметил он, — я здесь на отдыхе и категорически отказываюсь говорить о делах. Вот вы, например, только что прибыли и даже не знаете, чем занимаются те, кто плывет на пароходе вместе с вами. Я тоже этого не знаю и не стремлюсь узнать ничего о своих попутчиках. Меня интересуют лишь дела моего друга, который путешествует вместе со мной. Кстати сказать, он мог представлять для вас больший интерес, чем я, — это известный французский археолог!
Ринальди надулась, как ребенок, которого отругали ни за что. Эта капризная гримаса совершенно не соотносилась с грузным обликом дамы бальзаковского возраста.
— О, вы рассердились!
— Есть из-за чего, мадам. Я, как и прочие, почувствовал себя оскорбленным.
— Но я же не знала...
— Вот именно, не знали. К тому же не вижу причин извиняться исключительно передо мной, другие пассажиры также заслуживают вашего покаяния.
— Ну, как же, как же! Давайте вернемся к нам: мы могли бы уже подружиться! Принцесса Шакияр специально пригласила меня к себе на ужин, потому что хотела познакомить нас. И ведь мы с вами соотечественники!
— Довольно дальние. Вы из Неаполя, а я венецианец. В некотором роде север и юг. Выходит, вы знаете принцессу?
— Мы с ней... мы с ней давние подруги, и она так огорчилась...
— Из-за неудавшегося приема? Сожалею, но ее приглашение несколько запоздало. Я уже извинился перед ней: как раз в тот момент, когда пришло письмо, я должен был уехать.
— Вы даже себе не представляете, до какой степени она была расстроена из-за вашего отсутствия! Она так в вас нуждалась... я хочу сказать, нуждалась в ваших знаниях...
— В моих знаниях? А мне казалось, что эта тема была исчерпана нами еще накануне.
— Тогда еще ничего не случилось. А когда я приехала к ней, она была просто в ужасном состоянии.
— Из-за чего же?
— Так из-за кражи! Она же вам писала...
— Писала, да, но чтобы пригласить на ужин. В письме и речи не было о краже.
Неизвестно почему, у Альдо вдруг появилось какое-то неприятное предчувствие.
— Так что же у нее украли?
Задавая этот вопрос, он уже знал, что именно ему ответят, и почти не удивился, когда услышал:
— Жемчуга, красивейшие и ценнейшие жемчуга! Ее главное сокровище!
— Скорее сокровище Египта, а не ее! Жемчуга Саладина, вот как их следует называть! Так, значит, ее ограбили?
— Той же ночью. Не правда ли, невероятно?
— Невероятно другое: почему она ни словом не обмолвилась об этом в своем письме? Она прислала мне вполне светское приглашение, каких я получаю десятками, не более того!
— Поймите же, что она стремилась как можно дольше сохранить это дело в тайне.
— Она не вызвала полицию?
— Конечно, нет, ведь король тут же узнал бы об этом, да и журналисты тоже. Поднялся бы шум, ведь речь шла о драгоценностях короны, которые Его Величество преподнес некогда своей возлюбленной! Вы даже представить себе не можете, как я счастлива, что нас с вами свел случай! Как только мы прибудем в Асуан...
Альдо не очень хорошо понимал, куда она клонит, но ему было совершенно ясно, что от этой истории плохо пахнет и что две «давние подруги» (а от него не ускользнуло, как примадонна неожиданно запнулась, говоря о дружбе с принцессой) не вызывали у него ни малейшего доверия.
— Когда мы прибудем в Асуан, — сказал он, поднимаясь, — вам будет чем заняться.
— Я должна петь на празднике, который устраивает губернатор, но...
— Что касается меня, я напишу принцессе, что сочувствую ее горю. Я надеюсь, что после этого мы поставим точку в наших отношениях.
Дива взглянула на него с грустью и недоверием:
— И вы не захотите помочь ей отыскать драгоценности?
— Мадам, я не сыщик и не полицейский. Если бы мне приходилось нестись по первому зову каждого, у кого похитили исторические ценности, то пришлось бы совсем закрыть свой магазин!
— Но не хотите же вы мне сказать, что не желаете уделить ей хоть немножечко своего времени! Что вы собираетесь делать в Асуане?
Вопрос прозвучал нескромно, а Альдо ненавидел бесцеремонность. Пусть у этой женщины и ангельский голосок, но это еще не дает ей права так нахально себя вести.
— Если бы я был плохо воспитан, мадам, то ответил бы вам, что это вас не касается.