Журнал «Вокруг Света» №05 за 1987 год - Вокруг Света

Бараны, словно диковинные птицы, распластавшись, летят через самую широкую и последнюю пропасть. Два молодых барана, стукнувшись о наст коленями, упали на край наддува, но сумели встать, короткими рывками продвинуться вперед и умчаться вместе с ожидавшими их матерями. Только искристое облачко снежной пыли повисло над пропастью.

Все!

Молодой вожак, конечно, понял, как опасна эта сопка, и больше не приведет сюда соплеменников. Ну а если случится такое — выход теперь известен.

Старик бросил назад торжествующий взгляд, прибавил скорость и взвился в воздух...

— Ужас, ужас...— Жена оборвала шепот и затрясла головой: — Какое жуткое и вели... Ой, да нет... Нет таких слов...

— Вот как надо сражаться за своих.

— А разве он сражался? Он перехитрил.— Сын посмотрел прямо мне в глаза.

— А ты думаешь, сражаться — значит рубить саблей и стрелять? Но есть такое понятие — «битва умов». Это сказано о военной хитрости. Все великие сражения выигрывались умом...

Мы снова глянули вверх, но Длиннолапый исчез. Волки исчезают, как и появляются: из ниоткуда в никуда.

С вершины долина открылась далеко вверх и вниз по течению речки Номкэн. К Желтой действительно тесно примыкали две сопочки.

— Вон голова с шеей! — показал сын на левую, что была ближе к реке.— Правда, похожа на Вожака?

— Очень,— сказала жена.

Я вгляделся в обрывы, добавил капельку фантазии и тоже увидел высеченное природой лицо дикого зверя. Оно было чуть вздернуто вверх, а над обрывами уже текли струи поземки, и казалось, Катэпальгын летит над долиной в последнем прыжке.

— Вот и памятник,— сказал я.

Третья сопка, самая низкая, была увенчана огромным валуном, принесенным, наверное, древними ледниками.

Жена включила рацию, и среди треска и писка мы услышали далекий голос радиста центральной усадьбы. Он звал нас и повторял: «...если слышите: ваше сообщение вчера передал районному инспектору...»

— Что и требовалось доказать! — сказал я.

— Теперь этот трактор с дикарями поймают. Правда? — сказал сын.

— Конечно. С вертолета по зимней колее, как по цепи доберутся.

Спрятав рацию, мы пошли вниз.

— Какой кругом дым! — сказала жена.— И слышите, что творится в горах?

С вершин, чуть видных за мутной пеленой, по серым склонам текли вниз широкие белые шлейфы. Они рушились к подножиям гряд, и там образовалась белая непроницаемая стена. Из нее рядами выходили высокие стройные смерчи, шествовали в долину и опадали, но каждый продвигался на несколько шагов дальше.

— К нам шествует Ее Величество Пурга,— сказал я. В горах висел низкий однотонный звук, его часто перекрывали всхлипы, пронзительные визги, стоны.

— Горы стали как живые,— встревоженно сказал сын.

Мы пришли к нартам и стали рыть укрытие под обрывистым берегом. По кустам уже шарил ветер. Жена достала пакет и пошла собрать подмерзшую рыбу.

И тут мы услышали:

— Пи... Пи... Пи...

— Ой! — испугалась жена.

Я оглянулся. Она смотрела вверх. Над нашими головами порхала птица. Несколько частых взмахов, крылышки сложены, полет по кривой вниз, снова взмахи и вверх, снова полет вниз.

— Пи... Пи... Пи...— раздалось в кустах за палаткой, и оттуда серыми комочками порхнули вверх еще две птахи.

— Солнечные птицы! — хрипло прошептал сын.

Птахи своим волнообразным полетом сделали над нами несколько кругов, порхнули через речку и растаяли в быстро густевшей мгле. Но пока они кружились и позже, и когда уже растворились, мы все слышали:

— Пи... Пи... Пи...

Наконец голоса умолкли, почему-то стало жутко в наступившей тишине, и я опустился на снег. Тихо, не говоря ни слова, стояли и смотрели вслед растаявшим крохотным созданиям жена и сын. Мы слушали таинственные рассказы, собирались в путешествие, но в глубине сознания не верили до конца в то, что нам выпадет удел самим найти, увидеть живых Кайпчекальгын. И вот они своим неожиданным появлением убили все сомнения.

Прилетели и словно прокричали с багрового, в желтых пятнах предпурговой сыпи, неба:

— Да, мы живем здесь, в нашей Нутэнут! Да, мы очень любим солнце, а сегодня тепло, и мы вышли повидаться с ним и спели прощальный гимн, потому что скоро оно исчезнет!

Может, языки наши поразил шок открытия? Говорят же в народе — онемел от удивления или от страха. Молча мы поставили палатку, молча привязали ближе и накормили собак, забрались в дом и разожгли примус.

Пока жена готовила ужин, я лег, слушал шипение примуса, шорохи снега.

— А ты чего испугался? — шепотом спросил сын.

— А ты?

— Не зна-а-аю.

— Вот и я тоже.

Он помолчал, потом задумчиво, уже громче, протянул:

— Наве-е-е-ерно-ое, никто не пове-е-ерит...

Жена услышала и сказала:

— Да-а уж...

И тогда я понял, почему стало жутко: нас потрясла ответственность за увиденное. Время предположений, полумифических рассказов, диспутов на тему «есть или нет» кончилось. Наступило время точного факта: в декабре в одной из долин мы увидели трех птах, о которых годами ходят упорные слухи, что они зимуют, не улетая и даже не откочевывая к югу, и большую часть времени проводят в спячке. Значит, надо сообщить орнитологам, надо привести их сюда. В общем, брать на себя ответственность за судьбу открытия. Ну, наверное, слишком громко — открытия? Тогда так — за судьбу необычного явления, не зарегистрированного в научной литературе, которое мы наблюдали. За право на жизнь крохотного колечка в безмерной цепи живого... Гм... Колечко сие пока только в нашем кармане, если подумать образно. Его еще надо вставить в официальную научную цепь, надеть, так сказать, на пальчик науки. Предстоит, судя по многим читаным описаниям, кропотливое и нервное занятие, попытки доказать, что «она вертится...». Но мы-то птиц видели и посему для собственной моральной поддержки можем твердо воскликнуть: «И все-таки она вертится!»

По крепкому верху палатки ударил ветер, завизжал растираемый в пыль снег.

— А прогноз-то? — вспомнил я.— То-то. Это, братцы, не ворожба. Прогноз — наука точная.

— Но и колдовство у мамики тоже получилось,— весело сказал сын.— Мы испытали ужасные приключения: видели Великую Охоту Могучей Стаи...

— И Великую Жертву,— добавила жена.

— Да. И Водяного Красноглазика, и Зимнего Кречета,— продолжал сын. Но тут он остановился и все же понизил голос, когда произнес: — И Солнечных Птиц...— Он замолчал, а потом мечтательно добавил: — Хорошая страна. Тут, наверное, еще есть всякие тайны.

— Да весь белый свет сделан из сплошных тайн,— кивнула жена.

— Очень хороший этот белый свет,— сказал сын.

Великая австралийская гонка

— Комната Бёрка? — переспросил нас владелец гостиницы.— Пожалуйста, десятый номер.

Вытащив увесистую связку ключей, он открыл дверь с бронзовой десяткой. В номере жил постоялец. Будь это музей, лежавшие вещи вполне можно было принять за пожитки Берка— сапоги, одеяло, саквояж, походный котелок.

— С 1860 года здесь работал мой прадед,— сказал владелец гостиницы Ричард Мейден.— Здесь и ночевал Бёрк со своими людьми.

Для Ричарда это был не исторический эпизод, а событие вчерашнего, ну от силы позавчерашнего дня. Подобная реакция характерна для жителей страны, чья история небогата эпизодами подобного масштаба. Повторив с оператором маршрут Берка от Мельбурна до залива Карпентария, мы убедились, что память об этой эпопее жива в самых удаленных уголках материка. Случайные собеседники выкладывали нам подробности хода экспедиции более чем вековой давности так, словно следили за ней неделю назад по телевизору. Поход Берка, о котором мало кто слышал за пределами Австралии, был исполнен для них особого смысла...

К середине XIX столетия поселенцы освоили лишь побережье континента. Центральная часть Австралии величиной с пол-Европы оставалась неведомой землей, получившей наименование «Зловещее пятно». Смельчаки, отваживавшиеся ходить на разведку, возвращались ни с чем: в центр материка пробиться не удавалось. Лежавшая там красная пустыня обманывала миражами и заводила в ловушки.

Парадоксальным образом именно зной и отсутствие воды породили в воображении колонистов убеждение в том, что в центре континента лежит... «Средиземное море». Напрасно серьезные географы доказывали бесплодность этой гипотезы — легенда о внутреннем море (как и легенда об Эльдорадо) не отпускала умы.

Проверить легенду решил один из самых ярких исследователей Чарлз Стёрт. 10 августа 1844 года его экспедиция в составе 16 человек выступила в путь. Картографом в группе был молодой офицер шотландец Джон Стюарт.

«Центральные области Австралии непредсказуемы. В год здесь может выпасть с равным успехом и семьдесят пять, и семь с половиной сантиметров осадков»,— писал один из географов. Стерт и его спутники не могли знать, что тот год выдастся особенно засушливым. К концу декабря они добрались до вожделенной 29-й параллели и не нашли там моря. Земля на сотни миль вокруг высохла; Стерт оказался прикован к единственному колодцу на полгода.