День Гагарина - Сборник

— Крутились будь здоров! Ваша-то первая сборная здесь. А нам что прикажете? Корабль-то какой? Не для Стрелки с Белкой. Сам понимаешь. Печенкой каждый болтик чувствовали. Но без «бобов» не обошлось. Про антенные дела я тебе по телефону докладывал. Думаешь, нам приятно было?

— Да-а… И Сергей Павлович здесь нервничал. Я пытался ему что-то говорить, да где там. Ты его знаешь.

— Знаю немного. Да вот еще разок «познакомиться» пришлось.

— Это когда же?

— А вот когда ему директор завода о посылке по частям докладывал. Я в это время рядом стоял. Директор только начал говорить, но почти сразу замолчал, покраснел только, молчал, молчал, потом мне трубку передает. А Королев еще не кончил говорить, и конец его фразы мне пришлось выслушать. А она как раз и предназначалась вашему заму, дорогой мой начальник. Ну, не прямо мне, я чуть рановато трубку схватил. Пришлось мне сказать, что я сам все хорошо слышу. Сергей Павлович осекся на секунду, а потом говорит: «Ну и хорошо, что сами слышите. По крайней мере, без искажений». Может, мне пора уже заявление подавать — по собственному желанию, а?

— По собственному? Не спеши. Я раз подал. Его эСПэ взял, в свой сейф запер и сказал, что отдаст когда-нибудь потом, через несколько лет. Так что не советую. Кстати, у нас говорят, что тот, кому он ни разу не обещал уволить, — плохо работает…

На столах в «скафандровой» лежали два приготовленных комплекта космических «доспехов», точь-в-точь таких, в которых предстояло лететь Гагарину или Титову. Чтобы случайно не повредить летных скафандров, все тренировочные работы проводились в запасных.

Первым одевается Гагарин. За всей этой процедурой внимательно наблюдает Федор Анатольевич, изредка вмешивается в процесс одевания. Ведь каждый этап этого весьма непростого процесса тщательно продуман, проверен, оттренирован: только нужные движения, только нужные вещи под рукой, помощь товарищей только тогда, когда она действительно нужна.

Посмотрев на процедуру одевания, я вышел в монтажный корпус проверить, все ли готово к тренировочной посадке в корабль. Это было предусмотрено программой подготовки на технической позиции космодрома, здесь, в монтажно-испытательном корпусе.

«Восток» во всем своем величии стоял на высокой подставке, ярко освещенный мощными «юпитерами» — имуществом кинооператоров, получивших наконец разрешение на съемку. Чтобы космонавту не карабкаться в корабль по какой-нибудь там стремянке, специально был построен особый лифт. Только-только мы успели проверить работу этого сооружения, прокатившись на нем раза три вверх и вниз, как в дверях показались две неуклюжих ярко-оранжевых белоголовых фигуры. За ними целая свита в халатах.

Чуть обогнав остальных, Сергей Павлович догнал Гагарина, взял его под руку и что-то оживленно стал ему говорить. И тот и другой, а затем и шедший рядом с ними Титов громко рассмеялись.

Я подошел к ним.

— Так вот, порядок принимаем следующий, — Королев посмотрел на корабль. — Первым садится Гагарин. Так, Юрий Алексеевич? Вы, Олег Генрихович, и товарищ Востоков ему помогаете. Больше никого. Ясно? Потом, когда космонавт займет свое место, можно будет подняться медику, потом радисту, потом телевизионщику. Больше трех человек чтобы я наверху не видал. Понятно? После Юрия Алексеевича будет садиться Герман Степанович. У вас все готово?

— Готово, Сергей Павлович.

— Ну, добро! Все их замечания и пожелания запишите. Потом разберем. Действуйте!

Пока шел этот разговор, вокруг собралось довольно много зрителей, не занятых сейчас работой испытателей, но близко никто не подходит. Вокруг площадки с «Востоком» на тоненьких прутиках-стойках белая ленточка — граница доступного.

Подошли к лифту, десять секунд подъема — и Гагарин перед открытым люком кабины. В ней пока полумрак. Поддерживая Гагарина, помогаем ему подняться к люку, закинуть ноги и лечь в кресло. Хотя и не очень изящно все это получилось, но получилось. Теперь дело за Юрием. Он должен провести проверку систем скафандра, кресла, поработать с системами корабля. Только я отошел в сторону, как вижу, что на лифте к нам поднимается Володя Суворов, мой давний «враг» — оператор Центрнаучфильма. А «враг» потому, что интересы кино и наши, производственные, по времени почти никогда не совпадали. Иными словами, мы должны были давать возможность киношникам снимать то, что им было нужно, как раз тогда, когда у нас на счету каждая минута. Сколько же у нас было конфликтов по этому поводу! Но должен сказать, это не мешало нам быть друзьями и оставаться ими до сих пор.

Так вот, появляется Володя Суворов. Нарушение явное. Смотрю вниз на Главного. Он прекрасно видит, что нарушается им же введенный порядок, видит и мой недоумевающий взгляд и… отворачивается в сторону. Решай, мол, сам, понимать должен, что кино — это кино и что эти кадры — документ. И документ такой, которого потом не получишь. Володя затрещал своим «Конвасом», злорадно посмотрев в мою сторону: дескать, что, не вышло?

Минут пятнадцать Юрий провел в корабле. Как только он закончил, мы помогли ему выбраться наружу. Должен сказать, что он был намного румянее, чем до посадки в кабину. Жарковато, видимо, работать в скафандре без включенной системы вентиляции.

Посмотрев, как Гагарин, а потом и Титов двигались в скафандре, я решил, что, пожалуй, стоит прочувствовать это на себе. Тогда можно будет и помочь космонавту, если потребуется. Короче говоря, обратился я к Федору Анатольевичу:

— Федя! Знаешь, о чем я очень хотел тебя попросить? — взмолился я, налегая на «очень». — Мне нужно скафандр надеть и представить себя… космонавтом.

Договорились мы быстро. Правда, как на грех, у Федора Анатольевича с собой не было скафандров на росточек побольше, но это планы не нарушило.

Запершись в маленькой комнатке в конце коридора, подальше от случайных глаз, Федор Анатольевич с двумя своими помощниками' облачили меня в космические «доспехи» и «по технологии» провели весь цикл проверок. Правда, с тщательностью, как мне показалось, большей, нежели два дня назад. В ответ на мои просьбы сократить объем моих мучений они лишь ухмылялись: знай, мол, нашу технику, а то только придираться умеешь. Так и чувствовалось, что решили они отыграться на мне за все предыдущее, уж коли попался я в их руки.

Заставили меня и походить, и поприседать, и полностью загерметизироваться, надев перчатки и опустив забрало шлема. А потом подхватили меня под руки и потащили в соседнюю комнату, где стояло технологическое кресло, уложили в него, подключили к магистрали высокого давления. Скафандр стал раздуваться, уши заложило, а потом в них появилась боль… В общем, это были не очень-то приятные минуты. Но зато я прочувствовал, что такое скафандр.

Под руку с Федором Анатольевичем мы прошли в монтажный зал. Минут через десять, мокрый как мышь, я с непередаваемым удовольствием ощутил холодок свежего воздуха, когда меня вынули из этого космического одеяния. Правда, надо учесть, что все «упражнения» мне пришлось проводить без системы вентиляции.

Скафандр… Сейчас было бы несерьезно расписывать достоинства той конструкции. Техника и наука далеко шагнули за эти четверть века. Сейчас в скафандрах, конечно других, космонавты не внутри корабля, а в открытом космическом пространстве по нескольку часов работают, и не только мужчины — женщины. Но ведь то было впервые. Тогда один мой знакомый, достаточно скептически относящийся к сложностям космической техники, и то вынужден был признать: «Да, скафандр — это далеко не комбинезон!»

Понятно, что основным средством, защищающим космонавта от губительного воздействия космического пространства, является сама кабина корабля. Но как быть при повреждении кабины, при ее разгерметизации, или, скажем, при посадке на воду? В этих случаях скафандр способен сохранить жизнь и работоспособность космонавта. Собственно, скафандр — это как бы маленькая индивидуальная кабина, только сделанная из мягкого материала и подогнанная по фигуре.

Кстати, не только в аварийной ситуации он нужен. И в нормальном полете скафандр обеспечивает отличную вентиляцию, приятную для тела температуру, а при спуске, когда происходит катапультирование, — защиту от резкого перепада давления.

Комплексные испытания «Востока» заканчивались. Дальше по порядку подготовки предстояла заправка топливом тормозной двигательной установки и газом — баллонов системы ориентации. Потом в барокамере проверится герметичность всего корабля. После нее — стыковка с последней ступенью носителя. А сама ракета, к этому времени проверенная и испытанная с величайшей тщательностью, покоится на специальных ложементах.

10 апреля в 16 часов было назначено заседание Государственной комиссии. Предстояло обсудить результаты испытаний ракеты, корабля, готовность служб космодрома и, главное, решить: КТО ЖЕ ПЕРВЫЙ?