Чернее черного. Пепельный рассвет - Александр Конторович

— Что, так все безнадежно?

— Да здесь полком штурмовать надо! И то не факт, что выйдет. Вы, товарищ майор, небось удивились — отчего здесь охраны так мало?

— Есть такое дело, — соглашаюсь с ним.

— Изначально на объекте нес службу караульный батальон полного штата! Все посты были заняты — в смены по сто двадцать человек заступало! Потом часть помещений и коридоров закрыли и опечатали. Соответственно охранять там стало нечего. Людей и сократили. После этого, лет пятнадцать назад, стали ставить автоматические установки. Подпотолочные и криволинейные — для защиты коридоров.

Я вспоминаю стальные плиты, вмурованные в стены на поворотах. Все просто — пули, выпущенные из такого пулемета, просвистев вдоль коридора, рикошетом от плиты улетают за угол, снося тех, кто привычно спрятался в этом месте. Приходилось о таких вещах слышать…

Делюсь своей догадкой с Макаренко. Он согласно кивает.

— Видели, стало быть, товарищ майор, такие вот фокусы?

— Случалось…

Перед очередной дверью стоит часовой. В отличие от предыдущих своих коллег этот выглядит мрачно и неприветливо. Несмотря на сопровождающего, смотрит на нас холодно и настороженно. Автомат висит на плече — только рукою шевельнуть. По приказу капитана он отступает в сторону, освобождая нам проход.

— Вот он — гость заморский! — распахивает металлическую створку двери начальник охраны. — Любуйтесь!

Здоровенный мужик в «марпате» сидит на койке. Увидев входящих, нехотя встает. Руки у него скованы наручниками.

— А что руки сковали? — спрашиваю я у Васина.

— Так нехилый же лось-то! И приемчикам всяким обучен, при задержании махался — будь здоров!

— И что ж он о себе поведал?

— Рядовой первого класса Чарльз Спенсер! — рявкает пленный. — Личный номер…

И он выпаливает длинный ряд цифр и букв. После этого замолкает, и его лицо принимает безучастное выражение.

Ага… так он и по-русски говорит?

— Спенсер? — спрашиваю я у него. — Ну, что ж… очень приятно. Майор Рыжов, военная контрразведка. Присаживайтесь, рядовой. Поговорим…

Сажусь на койку и похлопываю рукою рядышком. Чарльз не ломается и присаживается.

— Русский язык хорошо знаете?

— Говорю немного, сэр!

— Не так громко, рядовой. Я хорошо вас слышу. Про характер вашего задания спрашивать не стану, он мне, в принципе, ясен. Как я понимаю, кроме своего имени и личного номера, вы ничего не скажете?

— Нет, сэр. Не скажу, — ухмыляется он.

— Да и не особенно нужно, между нами говоря… Война… она как-то сама собою закончилась. Страны, пославшей вас сюда, больше нет. Правда, и нам прилетело серьезно, если это вас утешит. Так что и здесь уцелело не слишком много. Хотя все же и побольше, чем у вас…

Спенсер молчит. Набычившись, уставился взглядом в пол.

— Не верите мне, Чарльз? Ваше право. Вернемся к вам. Вы хорошо рассмотрели тоннель, по которому вас вели?

— Неплохо.

— И как вы считаете, возможно ли было взять подобное сооружение только вашими силами? Предупреждая ваш ответ, хочу сказать, что летевший вам на помощь самолет сбит нашими частями ПВО. Он упал недалеко отсюда, и все, что уцелело на борту, сейчас захвачено нашими частями. Угораздило же это сделать прямо около позиций зенитных ракет! И теперь зенитчики потрошат ваши продуктовые наборы и изучают трофейное оружие. Его уцелело много! Так что помощи не будет! Чем руководствовалось ваше начальство, посылая транспортные самолеты под расстрел зенитных батарей? Здесь стоит танковый батальон, в ближайшем городе — танковый полк. Полным-полно пехотных частей. На что вы рассчитывали, Чарльз?

Спенсер некоторое время молчит. Потом поднимает на меня глаза:

— Меня расстреляют, господин майор?

— Смысл? Зачем бы я тогда к вам приходил? Война закончилась, рядовой! Вашей страны больше нет! Нашей, можно сказать, тоже. Но нас уцелело больше, уже в силу того, что территория значительно обширнее. Союзникам вашим тоже не повезло — на их месте теперь радиоактивная пустыня. Откуда вылетал ваш самолет?

— Из Тампере… — Спохватившись, Спенсер умолкает.

— Ну… думаю, что этот город мог и уцелеть… хотя и не факт. Лично вам от этого ничуть не легче. Туда никто из выживших десантников все равно не дойдет. Продовольствия у вас нет, боезапас на исходе. Пройти две тысячи километров по враждебной стране? Интересный у вас анабазис получится…

Пленный не отвечает.

— Подумайте… — встаю с койки. — Я склонен вас отпустить, рядовой. У нас не так много продовольствия, и переводить его еще и на вашу кормежку? Патронов хватает, да ваше начальство подбросило нам изрядный запас. Но тратить их на то, чтобы расстрелять одного пленного? Веревка и ближайшая береза решат этот вопрос не менее кардинальным образом! Но я не хочу более войны! Сотрудничество — вот что меня привлекает гораздо больше!

Железная дверь лязгает за нашими спинами.

— Могли бы и у нас спросить… — недовольно бурчит капитан, когда мы отошли от двери метров на десять. — Мы это и так уже знали.

— И что же он вам еще рассказал?

— Десант насчитывал девяносто шесть человек. Все — военнослужащие армии США. Подразделение подчинялось командованию специальных операций. Создано три года назад. Основные задачи — штурм укрепленных командных бункеров. Группа была сформирована на базе Рамштайн за неделю перед ракетным ударом по нам. Цель операции — захват документации по «Светлякам», опытных образцов и лиц, имеющих отношение к этому проекту.

— Интересно… Он это сам сказал?

— Не сразу. Пришлось поработать…

— Понятно… И что еще полезного он сообщил?

— Да все, собственно говоря.

— И чем мне могли помочь эти знания, товарищ капитан? Ну, выложил бы я ему эти сведения, так он моментом бы и смекнул — откуда хвост растет.

— А так вы чего добились?

— Вы заметили, как я ему представлялся?

— Ну… контрразведкой… а что?

— Не комендантом, то есть не первым лицом!

— И что это меняет?

— Первое лицо не станет лично допрашивать рядового пленного. А вот контрразведка — может. И может от своего лица сделать тому некоторые предложения…

Оба офицера с недоумением на меня смотрят. Не дошло, стало быть…

— Присядем, — киваю им на нишу в стене.

В этой нише имеется несколько ящиков с неведомым содержимым. Усаживаемся, и я располагаюсь на жесткой деревяшке с максимально возможным удобством.

— Итак — вопрос первый. Вам этот американец за каким рожном сдался? Вы его кормить до бесконечности собираетесь? Персональный лагерь ему устраивать?

— Нет… но… делать-то с ним чего?