Колдун на завтрак - Андрей Белянин

— Матушка, батюшка, там у ворот колдун стоит! Страшны-ы-ый! — уже через полчаса взвился под потолок тонкий девчоночий крик, перекрикивая пьяное хоровое «горько!»…

— Кто посмел, а? — грозно окая, нахмурился староста калачинцев, под столом пихая меня костистым коленом. — Нам их колдовство не ко столу, у нас-от, поди, свой заступник есть, православный, Илюшенька свет Иловайский! Так пойди, скажи-тко колдуну, чтоб восвояси шёл. Нам он ужо не надобен!

Ага, как же, уйдёт он. Вот специально из табора сюда притащился за пять вёрст, чтоб постоять у дверей, получить отказ, вежливо пожать плечиками, отпардониться и отвалить, да?

Девонька с жидкой жёлтой косой и возрастной прыщеватостью метнулась на выход, махнув серым подолом сарафана, но не успели все хором проорать очередное «от теперь сладко-о!», как вмялась обратно, визжа от переполняющего её энтузиазма:

— А он сказал, что не уйдёт, и всё тут! Да справа и слева от колдуна волки огромаднейшие, страшные, как из самой преисподней! Глаза синие, зубы белые, а по загривку чёрному алое пламя так и бегает…

— Чого хочет-то? — опережая меня, вопросил староста.

— Говорит, ежели невеста к нему с поклонами не выйдет да жених подарками не откупится, — он здесь всю хату подпалит!

— Господь милостив! — Не растерялся калачинский староста и повернулся уже ко мне: — Что делать-то будем, ась?

— Пожарных звать, — буркнул я, вставая из-за стола. Хорошо хоть посидел недолго, ненавижу драться на сытый желудок, тяжело и особого желания побеждать нет, так… лишь бы отвязаться.

— Ой, лышеньки, — ахнула мать невесты, дородная как пышка, с добрейшим лицом и мягкими формами. — От нешто хлопец один супротив злодия пойде? Ой, та шо ж ему никто не поможе…

— Нельзя-а, — успокоил её муж, щуплый до нереальности, высунув хорьковую мордашку из-за миски с квашеной капустой. — Дура ты, баба, то ж сам Иловайски-ий! К нему с помощью лезть, тока под ногами путаться. Да и обидится ещё, чего недоброго-о…

— Есть идея, — встал кто-то из гостей, широкоплечий и рослый, как Голиаф. — За Иловайского надо выпить!

— Дай ему Бог всего и всяческого, — единодушно согласился народ, вздымая глиняные стопки.

Я вышел наружу не оборачиваясь и ни на кого не надеясь. Всё правильно, меня ж не на свадьбе сидеть приглашали, а охранять их мероприятие от всяческих проблем и невзгод. Вот этим мне прямо сейчас и придётся заниматься. Где там наша милая бабушка с домашними щенками?

Выйдя из хаты, я поправил папаху, вдохнул всей грудью свежий ветерок с тихого Дона. Звёзды над головой светили всё так же ярко, а вот луна заметно порозовела, словно бы по-упырьи напившись чьей-то тёплой крови. Прямо в воротах, скрестив руки на груди, без личины, то есть со своим собственным видом, стоял худощавый мужчина в чёрном одеянии, с белым шарфом на шее. Он сконцентрировал на мне полный высокомерия взгляд и небрежно бросил:

— Уходи отсюда, хорунжий.

Я широко расставил ноги, демонстративно зевнул, почесал поясницу и вопросительно кивнул, дескать, что-то ещё?

— Значит, выбраться сумел, не проткнул тебя пикой твой денщик, а жаль… — вновь начал колдун, переходя от мирных предложений к неприкрытым угрозам. — Да только зря думаешь, что на вас, характерников, никакой управы нет. Ты ведь сквозь личины видеть обучен?

Я сплюнул через левое плечо, запрокинул назад голову, полюбовался на созвездия и ободряюще подмигнул собеседнику — в смысле дальше продолжай, чего ещё скажешь?

— Обучен, вижу, — уже нервно скрипнул зубами злодей. — Да только, знаешь ли, Фифи заметила, что вот никакими иными талантами тебя не наградили. Силы могучей ты не имеешь, казачок… А одного умения сквозь личины смотреть мало. Чем оно тебе поможет, когда звери мои твои глазоньки клыками острыми выгрызут, а?

Из-за спины Птицерухова бесшумно вышли два матёрых зверя. Шестилетки, здоровущие, рослые, шерсть как бурка осетинская, в которой пули вязнут, клыки как ножи полированные, а в глазах неутолимая жажда крови плещется…

— Боишься? Правильно, — торжествующе заломил бровь Птицерухов. — Да только поздно. Возьми его, Серый!

Ну не совсем серый, скорее в подпалинах, левым глазом косит, и переднего зуба нет. Я сразу его узнал, тот самый, что у нас лошадей воровал. Стоит себе на четвереньках, как дурак, пасть на меня оскалил, думает, весь из себя страшный-престрашный волк. Нашли себе на растерзание Красную Шапочку, клоуны ярмарочные, за три копейки оптом…

— Ой, боюсь, боюсь. — Я сделал испуганное лицо, отводя правую ногу назад для прямого удара.

«Волк» бросился на меня с леденящим душу воем! Как ему казалось, очень быстро, но как по мне, так возрастной цыган на четвереньках уж точно не орловский рысак и повышенной резвостью не отличается. Я крутанулся на левой пятке, уходя с линии атаки, и носком правой с размаху вдарил ему под ребро! Конокрад аж перевернулся в воздухе, откатился на три шага в сторону, скорчился и затих, по-собачьи дёргая «лапами». Не, жить будет, но встанет минут через десять, не раньше, а минимум три ребра дураку придётся серьёзно лечить…

— От ить он каков, наш-от Иловайский! — покровительственно прогудел староста, появившись в дверях с двумя мужиками и выпрыгивающей из-за их плеч любопытной девчонкой.

Птицерухов поднял кулаки к небу и испустил такой ужасающий рёв, что крестьяне тут же дали задний ход, чем попало баррикадируя дверь. Разумный ход, потому что ситуация стала накручивать обороты…

— Волка-то ты одолел, но вот как с медведем справишься. — Тощий колдун явно работал на публику, зная, что его слышат и видят. — А тебе самому быть по воле моей… да хоть зайчиком! А-ха-ха!

К его чести должен признать, что демонический смех мужичок отрабатывал не по одному разу, а на публику оно, конечно, действовало отпадно. Второй волк, чуть прихрамывающий, с золотой серьгой в ухе, встал на задние лапы, встряхнулся, покрылся буграми мышц и с рыком, качаясь из стороны в сторону, обернулся здоровенным медведем-шатуном, словно бы специально поднятым с зимней спячки. Народ в хате прилип носопырками к стеклу, о свадьбе и думать давно забыли, тут куда более интересные зрелища разворачиваются. Война колдунов — это же для всего Калача на Дону эпохальное событие, на сто лет вперёд внукам пересказывать…

— Гля, гля, деда, а казачок-то и впрямь зайчиком обернулся! — раздалось за моей спиной.

— Чую, прогадали мы с ним-от, — философски признал староста. — Но ништо, и второго колдуна напоим, дак он-от умилостивится. Осталась самогонка-то, поди?

Второй цыган был куда умнее или же опытнее первого. В образе медведя он, разумеется, смотрелся внушительнее, но и сам по себе был покрепче предыдущего. К тому же в его левой руке хищно сверкнул короткий цыганский нож, острый как бритва. Это погано, даже очень. Один раз даже вскользь такой «мистикой» кровь отворит, и не всякую рану зашить успеешь. Надо было саблю дедову брать, а так…

— Кончай его, Семён, — сквозь зубы приказал Птицерухов.

Я сунул руки в карманы и ждал.

— Дедушка, а зайчик-то храбры-ый…

— Ну дык на то он и зайчик. Сперва храбрый, а как мядведь пасть-то раззявит, дак и мокрого пятнушка от него не будет…

Цыган тоже решил зазря не рисковать и бить один раз, но чтоб наверняка. Он кружил вокруг меня скользящими шагами, и на его лысине блестели под лунным светом капельки пота, словно стеклянные бусинки. Я вытащил руки, зажав в правом кулаке пригоршню соли. Теперь всё зависело от реакции и точности броска. У «медведя» были очень неплохие шансы, но колдун всё испортил сам…

— Чего тянешь, насади ему штырь под дыхало! Убей его, убе-э-эй!

Цыган отвлёкся на полный ненависти вопль и ударил впопыхах. Лезвие ножа, видимое всем как «медвежий коготь», чудом не задело мой бок, но и я не дремал — соль полетела противнику прямо в выпученные глаза, и…

— Мамочки! Мама-а-а, царица небесная, — взвыл «медведь», бросаясь наземь и закрывая морду лапами. — Ослеп я! Совсем ослеп! Погубил меня хорунжий, ай-яй как погубил! Зрения лишил напрочь… Воды, воды мне-э!

— Дебилы, угораздило же связаться, — тихо простонал Птицерухов, когда несчастный всё же вскочил на ноги и ринулся на поиски колодца, но, ничего не видя, влетел лбом в забор. Забор оказал вроде бы пассивное сопротивление, но вполне действенное. Мишка опрокинулся на спину и уже не встал, на его лбу зрела могучая, не еловая, не сосновая, не кедровая, но шишка!

— Ой, дедушка, а зайчик-то медведя одолел…

— От-то ж, девонька, даром мы, чё ли, зайцу деньгу-то платим? — удовлетворённо резюмировал староста.

Добрейшие люди, слов благодарности на них не хватает, умеют согреть душу…

— Ну что, один на один? — Я исподлобья посмотрел на колдуна.

— Не спеши, казачок, не спеши. — Птицерухов ещё раз взмахнул руками, и народ в хате испуганно ахнул: