Я спешу за счастьем - Вильям Козлов

Огни города замелькали неожиданно. Мы поднялись на холм и внизу увидели город. Я здесь был первый раз. Только на поезде случалось проезжать мимо Торопца. Вернее, мимо вокзала. Город находится от станции в трех километрах. Я знал, что Торопец — старинный город. Там сохранилась даже деревянная церквушка, в которой, по преданию, венчался Александр Невский. Говорили, что в Торопце тридцать три церкви.

При въезде в город нам перекрыл дорогу шлагбаум. На обочине возле маленькой переносной будки стоял мотоцикл с коляской. У шлагбаума маячила фигура милиционера. Корней выругался, переключил свет с дальнего на ближний.

— Откуда взялся? — сказал он. — Не было тут поста.

Мы остановились у самого шлагбаума. Милиционер не спеша подошел к машине. На нем был полушубок, перетянутый ремнем. На ремне висел наган.

— Откуда? — простуженным голосом спросил милиционер.

— Из Великих Лук, — ответил Корней. — С грузом.

Милиционер поднялся на подножку, заглянул в кузов:

— Путевка?

Корней локтем толкнул меня.

— У экспедитора, — сказал он.

Я достал бумагу, сунул милиционеру. Он щелкнул карманным фонариком и стал читать. До конца не дочитал, вернул бумагу обратно. Лицо у милиционера было равнодушное.

— Что везете? — спросил он.

— Краденое добро, — сказал я. — И машина чужая.

Краем глаза я видел, как вытянулось лицо у Корнея. Видел, как рука вцепилась в баранку. Я не знаю, почему я так сказал. Еще подъезжая к тоненькому, как прут, шлагбауму, я не знал, что скажу это. Но я сказал и еще не успел пожалеть об этом.

Наступило тягостное молчание. На какой-то миг, а может быть мне это просто показалось, лицо милиционера стало заинтересованным. Я ожидал, что он сейчас потребует техталон, сличит номера, и все раскроется. Он не потребовал техталон. Лицо его снова стало равнодушным. Он посмотрел на меня, на Корнея и сказал жестяным голосом:

— Поезжайте… остряки!

Щелкнул выключатель фонарика. Стало темно. Мне нужно было еще что-нибудь сказать, но я уже упустил подходящий момент. Милиционер спрыгнул с подножки, тягуче заскрипел, поднимаясь, железный шлагбаум. Я схватился за ручку дверцы, но Корней так рванул меня за воротник, что я головой ударился о колонку руля.

— Сюда! — крикнул я, увидев в свете фар неподвижную, как памятник, фигуру милиционера. Но было поздно: полуторка дернулась с места и с ревом проскочила мимо каменного милиционера. Одной рукой шофер зажал мою голову под мышкой, другой — держался за баранку.

— Ах, гнида! — рычал он. — Продал?!

Я молчал. Не мог слова сказать. Потому что задыхался. Машина летела, не разбирая дороги. Корней спешил отъехать подальше от поста. Я крутил головой, стараясь вырваться из железных объятий. Кусал ватник, пропахший бензином, бил по чему попало кулаками.

— Ножа в бок захотел?! — доносился до меня хриплый голос Корнея. — Получишь, подлюга!

Я отодвигался от него. Моя нога уперлась в дверцу, и я изо всей силы двинул каблуком. Дверца распахнулась. Чувствуя, как трещит шея, я с великим трудом выдернул голову из-под руки Корнея и на ходу вывалился из машины. Задний скат прошел совсем рядом. Намертво врезался в память этот миг: мерзлая неглубокая колея, а по краю ее, около моего лица прогрохотал изрезанный извилистыми бороздами тугой резиновый скат.

Я поднялся. И сразу почувствовал боль в плече, которым ударился о землю. Заныла и нога. Пальцы на руках были сбиты в кровь. В ушах все еще звучал хриплый шепот: «Ножа в бок захотел?!» Там, где я упал, обрывался придорожный кустарник и впереди начиналась улица. До первого дома было метров триста. Одно окно светилось. Я слышал гул мотора. Значит, Корней поехал дальше и не остановился. Но не успел я обрадоваться, как увидел на дороге квадратную фигуру шофера. Корней шел на меня. За его спиной виднелась машина. Она стояла с невыключенным мотором. В руке шофера что-то было. Что — я не мог разглядеть. Бежать некуда, пост за холмом. Если я даже буду кричать, меня никто не услышит. А Корней, покачивая широкими плечами, шел на меня. Как я жалел в эти секунды, что парабеллум не со мной! Я спрятал его под большим камнем, на берегу Ловати. Завернул в промасленную тряпку и спрятал. И две обоймы с белоголовыми патронами спрятал.

Расстояние между нами сокращалось. Если бы так не болела нога, я бы убежал. Что же все-таки у этого бандита в руке?

Я споткнулся, упал. Когда поднялся, Корней был в десяти шагах. Все так же молча шел на меня. В руке у него не нож. Нож так не держат. Так держат молоток или топор. Корней молчал. И это было страшно. Моя нога наткнулась на что-то твердое. Я быстро нагнулся и схватил булыжник, но не смог оторвать от земли: булыжник вмерз в дорогу. Я изо всем силы ударил ногой по булыжнику и до крови прикусил губу: забыл, что нога больная! Но булыжник все-таки вывернул. Я выпрямился. Корней был совсем рядом. Правую руку он отвел назад, намереваясь в этот удар вложить всю свою медвежью силу. Мелькнула мысль: ударить первому. И тут затрещал мотоцикл, яркий луч осветил Корнея с ног до головы. Шофер согнулся и отпрыгнул и сторону. В тот же миг у самого уха что-то просвистело и гулко ударилось о землю. С холма спустился милиционер на мотоцикле. Остановился возле меня:

— Что тут у вас?

— Убежал, — сказал я. — Туда… — и показал на кусты.

Милиционер выхватил из кобуры наган и, спрыгнув с мотоцикла, побежал к кустам. Он тоже не выключил мотор: мотоцикл негромко урчал, вздрагивая всем корпусом. Я слышал, как трещали кусты. Несколько раз крикнул милиционер: «Стой!» Потом раздались два выстрела. Впереди на дороге блестел предмет, которым запустил в меня Корней. Я подковылял и поднял. Это был увесистый гаечный ключ. Мне повезло. Если бы шофер не промахнулся, вряд ли бы я очнулся когда-нибудь.

Милиционер вернулся скоро. Запихал в кобуру наган, сел на мотоцикл.

— В люльку, — распорядился он.

Я с трудом забрался.

— Это что у тебя в руке? — спросил милиционер.

— Ключ, — сказал я. — Он хотел меня этим ключом…

— Давай сюда, — потребовал милиционер. — Улика. А в другой руке что?

— Камень. Это я его хотел…

— Давай сюда. Тоже улика…

Я отдал. Хотя ценности последней улики не видел.

— А где он? — спросил я, кивнув на кусты. Кусты шевелились и зловеще молчали.

— Найдем, — сказал милиционер, трогая мотоцикл. — От нас далеко не ускачет.

Он довез меня до машины. Забрался в кабину, покопался там. Потом открыл капот и что-то вынул из мотора.

— Поехали, — сказал милиционер.

Остановились мы у второго дома. Судя по вывеске, это была какая-то контора. Я остался сидеть в люльке, а милиционер стал стучать в дверь.

— Где тут у вас телефон? — спросил он у женщины, отворившей дверь. «Звонить в милицию будет», — подумал я.

Через несколько минут постовой вернулся, и мы снова поехали к машине. Мне показалось, что, когда луч фары коснулся полуторки, от заднего борта метнулась в кусты знакомая фигура Корнея. Милиционер обошел машину кругом, заглянул в кузов, присвистнул:

— Чистая работа! Один ящик увел…

Я вылез из коляски, подковылял к машине. Исчез самый маленький ящик с надписью: «Осторожно! Не кантовать!» Скоро подъехала оперативная машина. Круто затормозила возле нас. Из закрытого кузова высыпали несколько милиционеров и капитан. Посовещавшись с постовым, капитан приказал прочесать кусты.

— С ящиком далеко не уйдет, — сказал капитан…

В отделении милиции я все рассказал. И про ящики, и про Петруху, и про шофера в коричневой брезентовой куртке. И даже про пятьсот рублей, которые всучил мне Корней. Ничего не сказал про Мишку Победимова.

Капитан разговаривал со мной сухо, перебивал, пытался запутать. Старшина записывал каждое слово. Неприятно это, когда в рот тебе глядят и записывают. И что надо и что не надо, всё записывают. Так продолжалось два часа. Потом пришел толстый голубоглазый майор, и все началось сначала. Я снова рассказал все по порядку. Майор не перебивал. Смотрел на меня голубыми глазами так, будто хотел душу вынуть. Смотрел, как на рецидивиста с десятилетним стажем. Когда я кончил, майор приказал меня обыскать. Два милиционера вывернули мои карманы, ощупали с ног до головы. И с головы до ног.

— На сегодня хватит, — многообещающе сказал майор.

Неужели и завтра все начнется сначала?

— У меня мать через два часа приезжает, — сказал я. — Можно, я ее встречу.

Поезд, на котором ехала мать, шел через Торопец, и стоял минут двадцать.

— Под охрану! — приказал майор, даже не посмотрев в мою сторону.

Меня отвели в темный чулан. Загремел запор, и я остался один. Так мне сначала показалось. На самом деле в чулане уже был жилец. Какой-то пьяница. Он безмятежно спал, причмокивая, словно младенец на материнской груди. И еще были жильцы. Крысы. Они шебаршили под нарами…