Туман на мосту Тольбиак - Лео Мале

И я выложил им все, что узнал из последних газет.

– Крайне любопытно,– проговорил Борено.– И ты, значит, решил, что это мы?

– А почему бы и нет?

– Действительно, почему? Тем более что личности мы весьма подозрительные. Живем и работаем не очень далеко от моста Тольбиак. Ты всегда так лихо ведешь расследования? Послушай, старина, к этому делу приложил руку, скорее всего, Бешеный Пьеро.

– В то время он был слишком молод.

– Это образное выражение. Не одному же тебе ими пользоваться. Бешеный Пьеро был тогда молод, но ведь гангстеры уже существовали.

– В этом деле гангстеры, воры и прочие уголовники не замешаны. Инспектор Норбер Баллен, который, чтобы его раскрыть, буквально из кожи лез,– это тоже метафора, причем довольно смелая,– так вот инспектор в отставке Норбер Баллен прошлой ночью был зарезан.

– И это тоже наших рук дело?

– А почему нет?

Борено и Делан одновременно и крайне энергично замотали головами.

– Нет, старина,– ответил первый из них,– ты ошибаешься, и очень здорово.

Это я и сам прекрасно знал, потому что ошибался намеренно: мне хотелось посмотреть, как лесоторговец будет протестовать в одном и другом случае – одинаково или нет. Разница была. Причастность к убийству бывшего полицейского он отрицал очень искренне. Для этого у него были основания. А вот в первом случае в его ответе чувствовалась фальшь.

– Допустим,– проговорил я.– Но вернемся к Балле-ну. В газетной статье, посвященной его гибели, я нашел одну фразу…

Делан перебил меня.

– Ах, в газетной статье! – презрительно протянул он.

– Не считай меня глупее, чем я есть! – взорвался я.– Да, в газетной статье! Ты хочешь сказать, что газеты тебя не интересуют? А что это за пачка у тебя в кармане пиджака – вон, даже пальто оттопыривается? Не газеты ли это, в которых напечатано о старом деле на мосту Тольбиак и смерти бывшего легавого? Не из-за них ли ты наложил в штаны и примчался посоветоваться к Борено – человеку, который утверждает, что ни с кем из старых приятелей не видится? Может, и не видится, если не считать Делана и Ленантэ. У него стол тоже завален газетами, а на те, что я держал под мышкой, когда сюда вошел, он уставился довольно пристально.– Впрочем, так же поступил и охранник, так что на самом деле это мало что значило.– Конечно, очень может быть, что он поместил в газете какое-то объявление или рекламу, но все равно получается забавно: мы трое именно сегодня крайне заинтересовались газетными публикациями.

– Ну, хватит,– хладнокровно прервал меня Борено.– Я знаю одного типа, который покупает полтора десятка газет ежедневно. Не будем зря заводиться. Скажи лучше, какую фразу ты там вычитал? Видишь, какие мы славные ребята? Позволяем тебе нести всякую ахинею и даже поощряем тебя.

– Фраза вот какая.– Я развернул «Крепюскюль» и отыскал, что нужно.– «Осведомители, которых он,– имеется в виду инспектор Баллен,– внедрил в преступную среду, ничем не смогли ему помочь». По-моему, это очень показательно. Все антиобщественные поступки, совершаемые гангстерами, связанными с преступным миром, обычно быстро влекут за собою наказание. Надеяться выйти сухими из воды могут лишь одиночки или люди, не принадлежащие к уголовной среде. Тут все дело в удаче, и у анархистов-экспроприаторов, входящих в эту категорию, куда больше шансов на успех, чем у других. После удачного нападения они умеют выждать, не устраивают кутежей и имеют лишь необходимый минимум сообщников, что уменьшает вероятность предательства. Они вообще люди иного склада. Вот я и подумал, что, судя по отсутствию следов, беспомощности осведомителей и еще по одному доводу, о котором я сейчас не буду распространяться, дело на мосту Тольбиак совершено одним или несколькими идейными разбойниками.

– Идейными разбойниками? – возмущенно переспросил Борено.

– Вот именно. Ты что, вдруг стал бояться слов? Впрочем, я употребил это выражение вовсе не в уничижительном смысле. Идейные разбойники! Ты сам не раз произносил его, когда исповедовал взгляды экспроприаторов.

– Исповедовал? Вот еще! Просто мы дискутировали. Тогда все дискутировали.

– Как бы там ни было, дело представляется мне следующим образом. Прервите меня, если я ошибаюсь.

– Прервем, прервем, не волнуйся. Мы только и будем что прерывать – ведь ты сейчас пойдешь сочинять напропалую.

– Значит, так. Ленантэ и вы двое обработали служащего Холодильной компании и разделили на четверых содержимое сумки, которой он приделал ноги. Подробностей я, естественно, не знаю. Мне очень жаль…

– Нам тоже!

– …но я при этом не присутствовал. Служащий, Даниэль, смылся за границу. Во всяком случае, вы его больше не видели. А каждый из вашей троицы стал жить в соответствии с собственным темпераментом. Но тут вдруг снова появляется Даниэль. Вот эта-то мысль и пришла мне в голову, сейчас я ее вам разовью. Даниэль не знает ваших имен, вы ведь их изменили, но по какой-то причине настроен против вас. Он встречает Ленантэ и угощает его ударом ножа. Ленантэ пытается предупредить вас об опасности. Он обращается ко мне, поскольку он не такой недотепа, как вы. Ленантэ внимательно следил за моей карьерой. Он знал, что я человек честный, к тому же без предрассудков и с людьми порядочными буду вести себя порядочно. Но в отношении вас он, я думаю, ошибся. Господи, я не собираюсь с вами враждовать. Мне плевать, что вы там когда-то натворили. Но я поставил перед собой задачу и должен ее решить. Ленантэ позвал меня на помощь. Его убили. И я найду его убийцу, даже если вы не поможете мне.

– Мы не можем тебе помочь,– проговорил Борено.– То, что ты тут наплел,– чушь собачья, тут и обсуждать нечего. Ты ошибся лошадью, Бюрма, она в этих скачках не участвует. Что же до истории, которую ты только что рассказал,– он улыбнулся,– скажи: ты сам-то в нее веришь?

– Не слишком,– признал я.– Но она может послужить основой для дискуссии.

– Я полагаю, что дискуссия окончена. Сам подумай. Мы ведь тут все приятели. Даже если мы и совершили все, о чем ты говоришь, я скажу прямо: существует такая вещь, как срок давности. И кого мне бояться? Кого нам бояться?

– Согласен, срок давности существует,– улыбнулся я.– Пока речь не идет об убийстве… Но даже если забыть о том, что погиб человек, скандал вам ни к чему – ведь тогда откроется, на чем вы сделали свои состояния. Спокойная и удобная жизнь, которую вы себе устроили, пойдет коту под хвост. Это драма…

– Драма, мама, пилорама,– пропел Борено.– Что касается пилорамы, которую ты слышишь, парень, который на ней работает, с сегодняшнего дня получает на шестнадцать франков больше. А теперь мотай отсюда. Ты протрепался здесь целый день. Я этого долго не забуду.

Он встал. В сущности, он выбрасывал меня за дверь. Я тоже поднялся. Больше мне делать здесь было нечего. Чтобы последнее слово осталось за мной, я сказал:

– Надеюсь, что не забудешь. И ты, и Делан.– Я пренебрежительно ткнул в сторону последнего пальцем.– Интересно, чего это он примчался сюда с такой скоростью? Ах да. Он пришел сообщить тебе о своих сложностях с пищеварением. Что он там неудачно съел? Вспомнил, это были устрицы. А может, цыпленок. Шпигованный трюфелями. Всего вам доброго, ребята. В конце концов, вы не обязаны мне доверять. Ленантэ – тот доверял, но ведь он был идеалист. У меня создалось впечатление, что вы давным-давно распрощались с любыми идеями. Привет. И пожелайте, чтобы меня не сбила машина и чтобы кирпич не упал мне на голову. А то я, не дай Бог, подумаю, что это ваших рук дело.

Речуга что надо!

Я позвонил домой из бистро на авеню Гобеленов, куда зашел несколько минут спустя, чтобы пропустить рюмку и перебить вкус шампанского, которым угостил меня этот Иуда. В трубке послышались длинные гудки, никто не отвечал. Должно быть, я неправильно набрал номер. Я позвонил еще раз, внимательно следя за цифрами. Звонок издевательски надрывался в полнейшей пустоте. Я стал считать гудки. Пятнадцать. Господи Боже мой! Ленантэ, мост Тольбиак, эти остепенившиеся анархисты, то ли совершившие преступление, то ли нет,– как это все мне обрыдло! Пошли они все! Трубку никто так и не снял. Я выскочил из бистро и поймал такси, которое-редкий, просто уникальный случай!– не шло в Левалуа. Похоже, добрый знак. Ну еще бы!

– Белита! – позвал я, открыв входную дверь.

Молчание. Я прошел в кабинет, потом в спальню, заглянул на кухню, снова вернулся в спальню. Пусто. Возвратившись на кухню, я приготовил себе стаканчик укрепляющего. Я налил его до краев, но так и оставил нетронутым, словно вдруг впал в маразм и забыл, для чего он нужен. Затем я пошел в спальню. На постели лежал лист бумаги. На постели! Узнав не лишенный изящества почерк, тот же самый, которым был надписан конверт с посланием Ленантэ, я прочел: «Мне лучше уйти. С. показал, на что он способен. Если мы будем вместе, он тебя убьет. Я не хочу, чтобы он тебя убил». Не хочешь, чтобы он меня убил, любовь моя? А что же будет с тобой? Я ухмыльнулся, вспомнив Делана и его воображаемые устрицы. Устриц я сегодня не ел, однако почувствовал комок в желудке, в горле, везде. Я бросился на кухню и на сей раз расправился со стаканом. А немного позже, проходя мимо зеркала, увидел в нем весьма неприятного типа. Вот уж поистине мерзкая рожа.