Пушки выдвигают (Преображение России - 5) - Сергей Сергеев-Ценский

- Это у нас так, - поддерживал Полезнова Табунов, - а в других разных странах не один черт? Там небось образованных, понимающих людей побольше нашего, какие в котелках ходят... Там небось и мужик ходит - брюки навыпуск да в котелке, так что его в праздник и от барина не отличишь... Говорится: Ев-ро-па, а что же ты думаешь, в Европе турки, что ли, живут? Небось немец тоже свой расчет имеет: чем ему с большой горячки под пули лезть, он себе лучше хладнокровным манером колбасу с капустой наворачивать будет да пивом запивать, - вот что, а то "война-а!.."

Очень устойчиво все было в обиходе торговли Табунова: в лавке пахло лимоном из Европы, "колониальными" товарами, как перец, гвоздика, корица, отечественной ветчиной и воблой - с давних, молодых лет привычные запахи; в лавке была чистота: приказчики ходили в белых фартуках, пол раза три в день поливался из чайника и подметался; в лавке царила вежливость: Табунов требовал, чтобы к каждому покупателю, кто бы он ни был, раз он вошел, обращались с вопросом: "Чего прикажете-с?" И вдруг, - представить только, прыжок в какую-то неизвестность из таких размеренных границ!

Но однажды зашел мимоходом в лавку один из самых почетных покупателей, которым стремительно подставлялся стул, - старый Невредимов, - и сказал, едва успев поздороваться с Табуновым, голосом очень встревоженным:

- Что такое значит, а? Не выдают золотом в банке!.. "Извольте, говорят, получить бумажками!"

- Неужто не выдают? - так и присел от изумления Табунов. - Никому не выдают?

- Понятно, никому, в том-то и дело! - даже обиделся Невредимов такому вопросу.

Табунов тихонько присвистнул и поглядел на Полезнова.

- Вчерашний день выдавали, - я сам получал, - сказал Полезнов.

- Гм, "вчерашний"! Говорится: "Ищи вчерашнего дня", - закивал головой, явно волнуясь, Невредимов. - Вчера выдавали, а сегодня строгий приказ: никому ни одной монетки!

Это было на восьмой день после того, как появились первые телеграммы легкомысленно-розового цвета. Новость показалась Табунову до того нелепой, что он спросил:

- А вы, Петр Афанасьич, извините, в каком же это банке деньги свои получали? Не во "Взаимном кредите"?

Это был вопрос существенный: банк "Общества взаимного кредита", не так давно тут основанный, сумел уже прославиться разными махинациями одного из своих основателей, итальянца Анжелло, и у Табунова таилась еще надежда, но ее разбил Невредимов сердитым ответом:

- Стану я во "Взаимном" деньги свои держать! В Го-су-дар-ствен-ном!

- В Государственном?.. Ну-ну-у!.. - И полез Табунов в свою бороду пятерней, что делал только тогда, когда был озадачен ловким шашечным ходом Полезнова.

- Этого и в японскую войну не было, чтобы золото в банках не выдавали, - припомнил Полезнов.

- Не было же, - истинно, не было! Никогда с того времени, как ассигнации ввели, этого не было, чтоб Государственный банк стал банкрут! азартно подтвердил Табунов.

- Тут не в банкротстве дело, - заметил Невредимов, хотя посмотрел на него не строго.

- Однако же почему же на бумажки перешел?

- Явное дело, золото из обращения изымают, - вот почему.

- А для чего же изымают?

- Разумеется, на случай, ежели вдруг война.

- Неужто ж и всамделе быть войне? - обратился Табунов к Полезнову.

- В банке разве объяснения дают? Получай бумажки да уходи с богом, неопределенно ответил Полезнов, сам ошарашенный новостью не меньше хозяина.

Невредимов сидел в лавке недолго, он взял два лимона и ушел, а Табунов потом весь день, принимая деньги от покупателей, озабочен был только тем, золотом будут ему платить или бумажками, знают ли уже все, что золото "изымают", или кое-кто еще не успел узнать. Оказалось, что к вечеру об этом знали уж все и золотом не платили. Табунову оставалось сказать по этому поводу:

- Не зря, стало быть, говорится: добрая слава лежит, а худая по дорожке бежит... Теперь, значит, подымется у людей за золотом гонка.

А Полезнов поддерживал:

- Как бы к тому не привело, что за десятку золотую рублей по пятнадцать люди платить будут, - только давай!

- Во-от, истинно, так и быть может! - воодушевлялся Табунов. - У кого сбережены золотые были в своем бабьем банке, - в чулку, - этот, считай, теперь раза в полтора богаче станет!

- А войны никакой и духу и звания не будет! - стоял на своем Полезнов.

- Дураков теперь много не найдешь войну начинать: все на том свете остались, - не оспаривал его Табунов.

Про себя, конечно, каждый из них соображал, сколько у него может найтись в "бабьем банке" золотых монет и нельзя ли вот теперь же, сегодня вечером, пока не все еще знают о приказе правительства, каким-нибудь образом добыть золота в обмен на бумажки.

II

Ни у Табунова, ни у Полезнова в семьях не было никого призывного возраста, так что лично их война, если бы она в самом деле разразилась, не задевала остро: у Табунова совсем не было сыновей, только дочери и от них малолетние внучки, а Полезнов только еще совсем недавно "пошел в семя".

Невредимов же не мог не обеспокоиться: пятеро племянников его уже стали совершеннолетними, и пока шел он к дому, держа фунтик с лимонами в левой руке, он соображал о каждом из них, смогут ли они уцелеть от призыва.

Вопрос этот был, однако, труден: неизвестно было, какая ожидалась война, если действительно допустить, что ожидалась: долгая или короткая? И сколько она могла потребовать людей: больше ли, чем японская, или меньше?

Коля был уже готовый офицер военного времени: он отбыл воинскую повинность и вышел прапорщиком; притом же он жил в Петербурге, и, хотя был инженером, все-таки это не освобождало от призыва. Вася мог быть взят в армию как врач; Петя - как только что окончивший свой институт. Только остальные двое - студенты - могли остаться.

Он подходил уже к своим воротам, когда встретился ему полковой врач расквартированного здесь довольно давно уже пехотного полка Худолей, Иван Васильич, - "святой доктор", как его тут звали, человек, снедаемый талантом жалости к людям.

Эта встреча показалась Невредимову как нельзя более кстати.

- Вот у кого я узнаю, - сказал он, - в чем суть дела! Здравствуйте, Иван Васильич, дорогой! Как у вас в полку насчет войны говорят?

Голова Невредимова, покрытая соломенной шляпой с широкими полями, подрагивала ожидающе, но Худолей, - христоподобный по обличью, очень усталый на вид, - только удивился вопросу:

- О какой войне?.. Кто с кем воевать начал? Я ничего не слыхал и не читал. Значит, все-таки начали?

- Со своими, со своими воевать начали, - объяснил Невредимов, - золото прячут!

- Как прячут? Отбирает полиция, что ли?

Только тут припомнил Невредимов, что доктор Худолей был вообще "не от мира сего", хотя и носил воинственные погоны - серебряные, с черными полосками - на своей тужурке. Поэтому он не стал ему ничего больше говорить насчет золота, спросил только:

- Как думаете, Иван Васильич, моего Васю, - ведь он теперь земский врач, - возьмут в случае войны или могут оставить?

- Значит, войны пока нет, а только догадки, что, может быть, будет, понял, наконец, Худолей. - В случае войны Васю?..

Он знал всех племянников и племянниц Невредимова и даже склонен был думать, что Вася вследствие одного разговора с ним выбрал после гимназии медицинский факультет. Но так как ему не хотелось огорчать старика, то он ответил уверенным тоном:

- Нет, не должны взять, если даже будет война... Вольнопрактикующих врачей могут взять, а земские, - помилуйте, они ведь и так считаются на боевой службе: обслуживают очень большие районы, а жалованье получают незавидное, и практики у них в деревнях никакой. Нет, земские врачи должны быть неприкосновенны: как же без них обойдется деревня? К знахаркам пойдет? Этого не допустят, Петр Афанасьич.

- Я решительно так же точно и сам думаю, - обнадеженно отозвался на это Невредимов. - Не должны Васю, кет, он - человек необходимый, раз он сельский врач... Так же, думаю я, и инженеры на заводах, а? Если инженеров возьмут, то как же тогда заводы?

- Это вы о Коле? - догадался Худолей. - Если завод станет военного значения, то это ведь все равно та же служба... А как же иначе? Нельзя же оставить заводы без инженеров: ведь на них же не хлебы пекут.

- Положительно, да, положительно точно так же и я рассуждаю, Иван Васильич, положительно так же, - просиял Невредимов. - Очень вы меня успокоили, спасибо вам!.. Разумеется, как же заводу быть, если инженеров возьмут?

- Да ведь скорее всего никакой войны и не будет... То есть я не так сказал, - поправился Худолей. - Не то что "скорее всего", а вообще не будет! Кто посмеет войну начать? Культурные народы чтобы воевали в двадцатом веке, - подумайте, ведь это же нелепость, сумасшествие! А парламенты, наконец, на что же? Если отдельные люди могут свихнуться от тех или иных причин, то депутаты пар-ла-ментов - это же мозг... мозг каждой европейской страны, что вы, Петр Афанасьич! Никакой войны не допустят парламенты, - и даже думать об этом вам не советую! Мы ведь не во времена Кира, царя персидского, живем, и не в Азии, а в Европе.