Божия коровка - Эдуард Шатов

Когда я начинаю вслух завидовать тем, у кого братья и сестры есть, они обвиняют меня в глубокой наивности.

— Ты не представляешь, как это ужасно — много лет нос к носу жить в одной комнате с совершенно чужим человеком. По характеру мы с сестрой совершенно разные, с разными интересами, мы дрались до крови чуть ли не каждый раз, как оставались дома одни.

— Я всю жизнь конкурировал с братом, мне казалось, что его любят больше. Он болел, ему покупали подарки, он считал, что это нормально. Вырос спесивым и жадным — мы не общаемся лет пятнадцать.

Как журналист, я часто сталкиваюсь с тем, как ужасно братья и сестры делят имущество или просто враждуют без всякого повода. Частично это объяснимо тем, что давно известно — именно родственники, если уж начинают войну, то крайне жестокую и до последнего патрона.

Я понятия не имею, почему началась война братьев К., потому что застала ее катастрофическое окончание. Факты же заключались в том, что Сергей решил извести родного брата Захара. Почти ровесники, обоим чуть больше тридцати. Оба имеют успешный бизнес. Сергей, хорошо знавший слабые места в фирме Захара, написал на него очень обстоятельный донос в налоговую инспекцию. Захару грозил немалый тюремный срок и, чтобы откупиться, пришлось продавать квартиру и переезжать в съемную. Захар не знал, кому обязан честью «наезда» на фирму, и в трудную минуту обратился к брату за материальной помощью. Тот дал, но попросил расписку (на всякий случай). Когда Захар расплатился с братом, тот сказал:

— А расписку твою я потерял, но мы же свои люди!

Через несколько месяцев эта бумажка, в которой значились десятки тысяч долларов, оказалась в суде.

У Захара был только один вопрос:

— За что? Ты же мой брат!

На что Сергей только скрипнул зубами:

— Я тебя уничтожу! Отниму у тебя все и еще посажу лет на семь!

Сергею не удалось доказать, что он отдал долг, после суда ему пришлось продать остатки своего имущества. Через месяц размышлений над произошедшим и своей дальнейшей судьбой он умер от инфаркта. Возможно, это даже милосердно.

Я не знаю, доволен ли Сергей, но знаю, что представления о счастье у всех разные. Иногда довольно экзотические.

Ольга: Не кажется ли тебе странным, что мы, единственные дети в семье, взялись рассуждать об отношениях братьев и сестер? Но я так всегда хотела родную кровь, я много об этом говорила, а меня все пытались разубедить: «Да ты что? Ты даже не представляешь, как ненавидят друг друга родные братья и сестры!». Почему?

Эдуард: Скажи, пожалуйста, а почему тебе всегда хотелось родную кровь?

О.: Мне кажется, что это был бы такой близкий человек, который всегда останется со мной, будет меня поддерживать. Что это такая связь, которая не подвержена влиянию времени и обстоятельств.

Э.: То есть абсолютная любовь?

О.: Да.

Э.: Видимо, у тебя и у тех, кто хотел тебя переубедить, разные представления. У тебя некая иллюзия, у них — реальность. Самое интересное, что одна из современных исследовательниц отношений в семье, Жанна Сафер, отмечает, что в братских отношениях агрессия и конфликты более естественны, предшествуют вниманию и любви. То есть хорошие отношения между братьями и сестрами это не то, что дается непременно, но сложный и хлопотливый труд.

О.: Выходит тогда, что именно агрессия и конфликт нормальны?

Э.: Именно. Кажется, такова человеческая природа после грехопадения. Ни один из конфликтов, свойственных людям, в отношениях братьев и сестер не упрощается. Наоборот. Это еще в Библии было замечено.

О.: Авель и Каин?

Э.: Книг на эту тему написаны тонны, но до сих пор остается загадкой, почему же Каин убил Авеля на самом деле? Что значит, что жертвоприношение Авеля было принято, а Каина — нет? Почему он заревновал? Есть догадки, но полностью достоверных объяснений нет.

В Библии много описаний братских конфликтов. Например, отношения Иакова и Исава. Исав — старший и обладающий правом на наследство. Но маме хочется, чтобы все досталось младшенькому. Далее разворачивается великая семейная драма…

О.: Или история Иосифа, которого братья продали в рабство.

Э.: Вот она, великая любовь, которой ты жаждешь.

О.: Ты намекаешь, что это хорошо, что мы одни. Нас никто не убьет и не продаст в рабство. И то, что я считаю счастьем, на самом деле — большая проблема.

Э.: Нет, я хочу сказать другое. Каждая позиция таит в себе как достоинства, так и недостатки. И не нужно строить иллюзий. Родители постоянно должны поддерживать баланс в семье, и нормальным он становится, когда детей не меньше четырех…

О.: Откуда эта цифра? Почему не три и не пять?

Э.: Четыре обеспечивают разный возрастной баланс, отношения строятся легче.

О.: Почвы для конфликтов нет?

Э.: Почва для конфликтов есть всегда, но база для их разрешения шире. Кроме того, легче приобрести опыт для дальнейшей жизни.

О.: Но ты же понимаешь, что большинство европейцев или американцев вырастет в семье, где максимум двое детей. Да и… У нас с тобой одинаковый опыт в этом смысле — мы единственные. И чем мы хуже тех, которые выросли в многодетной семье?

Э.: Мы не хуже и не лучше, мы просто другие. Я не буду оценивать нас с тобой, но один ребенок часто замкнут на самом себе. И окружающие возлагают на него слишком большие надежды. Может он или не может, хочет или не хочет, но он обязан реализовать родительские амбиции. Единственный ребенок несет на себе слишком тяжелый груз. И если родители решили, что он будет профессором математики, а он оказался не способен, для семьи это зачастую конец света и крах идеалов.

О.: Эдуард, а вот что делать, если у родителей два или три ребенка, а они ощутимо больше любят одного? Я такие ситуации наблюдала. На одного возлагают надежды, ему стараются помочь в первую очередь, его хвалят. Ты представляешь, как это влияет на нелюбимых?

Э.: Видишь ли, это — ответственность родителей. Если это у них происходит невольно — пусть садятся перед зеркалом и репетируют. Любить можете больше одного, но никто, в том числе и «самый любимый», не должен об этом знать.

О.: Эдуард, как все непросто. Но это не объясняет ту жестокость, с которой порой воюют ближайшие родственники.

Э.: Но ты же уверена, что братья и сестры априори должны любить друг друга? Вот и все остальные обычно уверены, поэтому если в семье возникает конфликт, он гораздо чаще не замечается и пускается на самотек, чем вне семьи. Вне семьи мы живем в мире, где есть принципы поведения и законы. Бабушка Клава поостережется назвать свою соседку Ольгу Бакушинскую дурой, потому что понимает — реакция не только возможна, но и весьма вероятна. А сестра может не только дурой, но и похуже обозвать — что такого, свои люди. Конфликт растет и приобретает непропорциональный размер, если родители не начнут гасить его с самого начала.

О.: Я знаю двух сестер, которые в подростковом возрасте провели посреди комнаты черту мелом, обозначив границу территории.

Э.: Оля, это не признак конфликта, а признак извечной российской жилищной проблемы. Каждый человек должен иметь личное пространство и свою комнату. Но увы…

О.: Знаешь, я все детство и юность провела в комнате не с сестрой, а с дедушкой и бабушкой.

Э.: Это многое в тебе объясняет.

О.: Например что?

Э.: Функция дедушки и бабушки, в отличие от родителей, не воспитывать, а баловать. И у ребенка складывается впечатление, что именно так его должны любить. Но общество не состоит из твоих бабушек и дедушек… Поэтому… У тебя ведь часто есть ощущение, что тебя все оставили, покинули и счастье невозможно?

О.: Хи-хи-хи.

Э.: Что «хи-хи-хи»? Ты ведь даже мужа первого выбрала скорее годящегося тебе не в отцы, а уже в дедушки.

О.: Эдуард, ты говоришь банальности.

Э.: Правда обычно банальна.

О.: И что, у меня нарциссизм грандиозно выражен?

Э.: Не грандиозно, но явно выражен. Ты гораздо более болезненно, чем обычно, воспринимаешь разочарования. Ты сформировалась в присутствии воодушевленных тобой глаз, и тебе хочется, чтобы так на тебя смотрели двадцать четыре часа в сутки. Но никто больше никогда не будет для тебя бабушкой.

О.: Обидно, но придется смириться.

19. Чужие или свои?

Это случилось давно, еще в начале восьмидесятых. Ирина и Слава очень хотели ребенка, бегали по врачам, исследовали что могли и использовали самые новые методы. Результаты были неутешительны — бесплодие. Причем проблемы наблюдались у обоих, а репродуктивные технологии робко делали первые шаги. Когда им было под сорок, они решили взять в семью приемного ребенка — сына и наследника.

Оформили документы, привезли домой кудрявого блондина Сережу трех лет от роду. Интеллигентная семья — книжки, развивающие кружки, французская спецшкола. Положительные примеры и нравственные нормы. Было очевидно — науки даются мальчику с трудом, но вел он себя до поры неплохо.