Долина дикарей - Терри Донован
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следом за детьми и принцессой остальные тоже вошли в здание. Кроме Гилвана и косоликого мужчины. Косоликий ухватил Гилвана за плечо и втолкнул в башню, протиснувшись за ним.
– Ты кого это к нам привел, Гилван? – едва ли не прорычал косоликий. – Не иначе хочешь накликать беду. Твой дед уже однажды чуть не накликал беду, чуть не погубил всех нас. А что если бы эта жуткая каменная тварь не ограничилась бы твоим дедом, что если бы она решила сожрать женщин и детей? Ну как бы это тебе понравилось, олух? Зачем ты привел этих тварей из подземного мира?
– Но, Керземек, они ведь люди… – попытался возразить Гилван.
Керземек запрокинул голову и расхохотался жутким, леденящим смехом.
– Наивный мальчик! – сказал он, отсмеявшись. – Значит, ты решил, что они люди только потому что они очень похожи на людей? А они разве не вылезли из-под земли? Из мира, откуда никто из живых не возвращается?
– Вылезли, – согласился Гилван. – Мы им только помогли, а они и без нас, наверное, добрались бы…
– А может, и нет. Может быть, боги не допустили бы этого. А вы сами, своими руками вытянули их, а потом еще и пригласили в гости!
Керземек схватился за голову. Вид он имел почти безумный. Словно оплакивал кого-то на кладбище.
– Все наши боги скорбят вместе со мной о твоей неразумности, твоей и твоих товарищей, но они всегда были неразумны, по сравнению с тобой, Гилван. Так что именно ты несешь всю ответственность за содеянное. Когда я посылал вас за землей, я надеялся только на тебя, Гилван! Только ты был моей единственной надеждой. И что? Ты вернулся, приведя демонов!
– Нет, нет, они не демоны, – все еще пытался возражать Гилван.
– Ты влюбился в эту бледную уродину? В это голое чучело? – вдруг изменившись в лице, спросил Керземек.
Гилван помотал головой, да так старательно, что стало ясно, что на самом деле у него на уме.
– Не крути головой так сильно! Отвалится; дурень! – произнес Керземек с тяжким вздохом. – Влюбился, понятно. Околдовала тебя чертовка! Наслала на тебе адские чары, а ты и не заметил. Пускаешь слюни, как неразумный младенец, как мышь при виде сыра!
Гилван покраснел до ушей.
– Что же теперь делать? Они же наши гости! Как же можно их обидеть? Мы же прогневим богов и оскорбим предков! Ведь гость – это милость бога. И надо щедро накормить и напоить его. Пусть он уйдет с добрыми мыслями!
Керземек с мрачным лицом покачал головой.
– Все, что ты говоришь, Гилван, правильно. Так завещали нам наши предки. Такова воля неба. Но те, кого вы сегодня привели, – не гости. Разве может считаться гостем вор или разбойник? Один хочет украсть, второй хочет изнасиловать и убить. Они – не гости, они – враги. А от врагов нужно обороняться, а не развлекать и кормить их.
– Я не понимаю… Мы же не можем… – Гилван уставился в пол и, казалось, готов был заплакать, что никак не подобает мужчине.
Керземек ободряюще положил ему руку на плечо и сказал:
– Не бойся. Великого греха мы не совершим. Никакого убийства. Убивать подземных демонов нельзя, иначе накличешь беду. За них придут отомстить сородичи. Говорят, такое уже бывало. Земляная долина погибла как раз от этого. Думаю, надо их просто вернуть. Они – жители подземного мира, и лучше им там оставаться. Но нельзя подавать виду, что мы поняли, кто они. Нужно изображать всяческую радость по поводу их якобы возвращения в подлунный мир. Пусть думают, что обманули нас.
21
Сначала было слишком темно. Гизелла видела только большую комнату, в углу которой стояла какая-то темная человекоподобная фигура.
– Вот, вот твое платье! – загалдели дети.
– Да где же оно? Я не вижу! – воскликнула Гизелла.
– А мы сейчас покажем! – закричали дети и, оставив принцессу, бросились к стенам. Послышался скрип, и наверху появились щели, сквозь которые в комнату проник солнечный свет. Как оказалось, дети тянули за веревки, открывающие световые окна под потолком.
Человекоподобная фигура в углу оказалась чучелом, и при свете подобие человеку стало весьма сомнительным. Голова была просто высушенной тыквой-горлянкой, на которой красной краской были нарисованы условные глаза, брови, ноздри и рот. Рот был изогнут в идиотской улыбке. А все остальное скрывало красное парчовое платье, вышитое бисером. Длинное, до пола, с широкими расширяющимся книзу рукавами.
Дети снова засмеялись.
– Вот твое платье, и ты! – загомонили они. – Ты всегда улыбаешься! Почему ты сейчас не улыбаешься? Принцесса должна улыбаться!
Гизелла улыбнулась. Очень криво и кисло. Такой портрет никак не мог обрадовать оригинал. И теперь стало понятно, почему она вызывала веселье местных крестьян.
Гизелла обернулась. Конан выглядел совершенно серьезно, даже удрученно, но она-то знала, что на самом деле у него на душе. Наверняка, северный варвар потешается над ней!
– Наверное, тебе нужно одеться, – сказал он и пожал плечами.
Гизелла едва не задохнулась от возмущения.
Как смеет этот грязный мужлан издеваться над царской дочерью?! В Шадизаре он бы уже не раз поплатился за это! Принцесса сжала кулачки и наклонила голову, собираясь высказать киммерийцу все, что думает о нем и всех его сородичах, однако позабыла придерживать накидку, которую опять стали теребить дети – и едва не поплатилась за это. Накидка соскользнула, обнажив ее грудь. Гизелла с трудом успела поймать накидку у пояса. Намерения шадизарской принцессы мгновенно изменились.
– Я хочу надеть платье! – заявила она. – Но принцессы переодеваются одни. Немедленно отвернитесь! Отвернитесь все!
Она не рассчитывала, что ее слову последуют буквально, но достаточно было уже и того, что крестьяне не станут глазеть откровенно. Так и произошло.
Гизелле пришлось приложить немало усилий, чтобы снять платье с чучела. Сначала она по-прежнему придерживала накидку, но одной рукой снять платье никак не удавалось. Пришлось забыть о приличиях.
Платье оказалось тяжелым, но не пыльным, как опасалась принцесса. А под ним она с удивлением обнаружила нижнее платье, набедренную повязку из черного шелка и даже сафьяновые туфли небесного цвета. Все было настоящим, без обмана. Такую одежду она не постеснялась бы одеть и во дворце!
За чучелом на маленькой изящной подставке стояло идеально отполированное медное зеркало.
Гизелла взяла его в руки и придирчиво осмотрелась.
– Ну, как я выгляжу? – спросила она.
Все обернулись и уставились на нее. Крестьяне не в силах были вымолвить ни слова. Ни мужчины, ни женщины, ни даже дети. Все были поражены удивительным превращением. То, что для них было вечно мертвым, стало вдруг живым, и хотя они знали, что так должно было произойти, и сами способствовали этому, все равно превращение было слишком поразительным.
