Банк - Дэвид Блидин

Мое вынужденное путешествие стало результатом унизительного приказа Сикофанта смотаться в пригород — всего какой-то час на машине — и из рук в руки передать супруге-инкоммуникадо[28] паспорт их сына (через несколько часов они улетали на Барбадос). Попросив водителя служебной машины подождать, я открыл ворота, прошел по дорожке к дому и позвонил в дверь. Внутри послышалось шарканье домашних шлепанцев, и дверь на цепочке приоткрылась сантиметров на пять. Из глубины святилища до меня долетел слабый запах ароматических цветочных смесей. Ха, значит, Сикофант — фанат лаванды. Или был. Светловолосую голову едва можно было различить в полумраке.

— Да?

— Я… э-э-э… работаю с вашим мужем. Он попросил привезти паспорт вашего сына…

Послышалось слабое металлическое лязганье снимаемой цепочки.

— Да-да, — заторопилась хозяйка, широко открывая дверь. — Он звонил утром. Входите, пожалуйста.

Невероятно, но факт: жена Сикофанта оказалась вовсе не безобразной. По крайней мере гораздо лучше сложившихся в нашем отделе представлений — дескать, копия Сикофанта, только с длинными волосами и подведенными глазами. Пессимист будет безумно разочарован. Стоя у шкафа для обуви, я незаметно дышал ртом, пытаясь притерпеться к густой вони цитрусовых духов, которыми леди буквально облилась, и жадно рассматривал крупные светлые локоны а-ля начало восьмидесятых, широкую улыбку и тонкие длинные руки и ноги, наводившие на мысль, что в юности она была ужасно нескладной. Жена Сикофанта явно перебирала с парфюмом, но в остальном оказалась вполне приятной: от нее исходило ощущение отличного здоровья, слегка загорелая кожа словно бросала жизнерадостный вызов начавшейся зиме, а заметно развитые мышцы предплечий говорили, что она либо много играет в теннис, либо одержима идеей чистоты и постоянно делает уборку.

— Э-э, паспорт у меня здесь.

Я пошарил в кармане пиджака и вручил ей документ. Жена моего врага без малейшего интереса повертела паспорт в руке и положила у вазы с лилиями на столике у стены.

— Может, выпьете чего-нибудь?

— Меня водитель ждет. Наверное, я лучше пойду…

— Проходите, проходите, — не слушая, сказала она, шаркая в комнаты в своих шлепанцах и поманив меня за собой. — Я только что заварила свежий чай. Будем пить со льдом.

Я устроился на удобном диване в гостиной, а жена Сикофанта ушлепала на кухню. Хотя у меня руки чесались осмотреть логово льва и проверить шкафы на предмет разлагающихся трупов или специфической кожаной экипировки с металлическими шипами, я не мог не отметить, что гостиная отделана с успокаивающей прелестью. Длинные воздушные занавески, блестящий пол настоящего дерева, керамическая ваза сухих роз рядом с репродукцией (на холсте) картины знаменитого импрессиониста.

На каминной полке напротив дивана красовались несколько фотографий в рамках: Сикофант в полном лыжном снаряжении наверху подъемника, Сикофант самодовольно поднимает в воздух большую форель, Сикофант и его семья радостно щерятся из джакузи. Либо его жена еще не сдала свои обязанности по дому, либо они рассудили, что имеют шансы спасти отношения. Разглядывая снимки, я почувствовал себя гнусным вуайеристом. Почему-то вспомнилось, как в третьем классе летом мы с мамой зашли в «Баскин-Роббинс» и наткнулись на моего учителя, мистера Джилберта, сидевшего там с двумя детьми. Встреча оставила у меня отвратительное впечатление. Ну, не желал я знать, что любимая добавка к мороженому у мистера Джилберта — ломаный мятный шоколад, сам он носит залоснившиеся баскетбольные трусы и является одним из тех отцов, которые не смущаясь заявляют при детях, будто сила впрыска не влияет на качество отпрыска. Мне захотелось немедленно прогнать его в классную комнату с развешанными по стенам бусами из поп-корна[29], бумажными цепочками и отделениями для бумаг с нашими именами, лишив всех граней личности — только мой учитель. Видимо, в доме Сикофанта я ощутил то же самое.

Жена моего врага появилась из кухни с подносом, уставленным стаканами чая со льдом и блюдом с шоколадным печеньем. Осторожно поставив поднос на стол, она присела на диван — не на другой конец, как можно дальше от меня, а вплотную; нас разделяли буквально пара сантиметров. Мы пили чай со льдом; в доме было тихо, как в мавзолее, молчание нарушалось лишь случайным звяканьем кубиков льда и хрустом пересушенного печенья.

К счастью, она взяла инициативу на себя.

— Неважное печенье, да? По какой-то идиотской причине мой сын любит совершенно каменное. Я-то предпочитаю нормальное, помягче.

Я улыбнулся, скрывая смущение:

— Нет-нет, прекрасная выпечка. Приятная текстура, удачное соотношение шоколада и масла…

Хозяйка рассмеялась, отмахнувшись от моих потуг на учтивость. Откинувшись на подушки и чем-то напомнив гибкую камышовую кошку, она спросила:

— Вам нравится работать в Банке?

Я дал стандартный, давно отрепетированный ответ.

— И нравится работать с моим мужем?

Ну и вопрос!.. Снова пришлось прибегнуть к домашним заготовкам:

— Да, конечно, он вполне приличный человек.

Нисколько не поверив, она выразительно округлила глаза:

— Мой муж — законченное дерьмо! Ненадежный, непорядочный… Могу представить, как он ведет себя в офисе: стелется перед начальством и всячески гнобит вас, молодых бычков.

Бычков… Странный выбор слова. Я пожал плечами и поднес стакан ко рту. Леди дружески похлопала меня по бедру.

— Я поняла. Вы говорите правильные слова, чтобы обезопасить себя.

Новая смущенная улыбка с моей стороны. Возникла проблема: прошла минута, а ее рука по-прежнему лежала на моей ляжке. Более того, ручка оказалась смелой и начала намекающе поглаживать ногу круговыми движениями.

— Я… э-э-э…

Мне еще никогда не поступало предложений определенного свойства от женщин старше меня, но я несколько раз смотрел «Выпускника» и имел смутное представление о процедуре соблазнения. Приглашение на стакан ледяного чая, рука на моей ляжке, катание по полу спальни на втором этаже и разбивание вдребезги Сикофантовых фотографий в качестве заключительного аккорда. Несмотря на странную мастурбационную процедуру а-ля Энн Бэнкрофт[30], я не мог абстрагироваться от сознания, что передо мной сидит обладательница матки, выносившей потомство Сикофанта, жена моего врага, видевшая его во всех видах, в гротескной голозадости, и выжившая, чтобы поведать об этом миру.

Леди игриво подмигнула, и внезапно реальность происходящего — рука жены Сикофанта гладит мне ляжку, подбираясь к паху! — впечаталась в меня с размаху, как последнее «саёнара» камикадзе. Просто хрен знает что! Однако жену Сикофанта не смутила моя скованность: она придвинулась ближе с самым непринужденным видом, словно соблазнять молодежь входило в ее повседневные домашние обязанности, и тесно прижалась ко мне бедром. Сквозь легкую полупрозрачную блузку я разглядел не только очертания соска — сиська, вскормившая отродье Сикофанта! — но и ареолу; гиперреальность происходящего бесцеремонно вламывалась в сознание.

Так, все, пора прекращать.

Я попытался резко встать с дивана, но шаловливая ручка продолжала двигаться вверх по бедру, бесстрашно посягнула на мой пах и деловито ощупала брюки. Полной эрекции у меня еще не наступило — слишком нервничал, чтобы достичь нужной упругости, но рука, казалось, осталась довольна нащупанной податливостью.

— Мне нравятся твои уши, — промурлыкала жена Сикофанта совсем близко. — Можно потрогать?

Не дожидаясь разрешения, она начала гладить кончиками пальцев мои ушные раковины.

— О-о-о-о, — стонала она. — Какая нежная кожа…

Одна рука щекочет мне ухо, вторая вот-вот начнет усиленно ласкать меня внизу; я чувствовал, что приближаюсь к точке невозврата. Хочу ли я этого? Строго говоря, нет. Слишком много осложнений в обмен на короткое катание по полу. Кроме того, как я объясню это Женщине с Шарфом?

— Водитель ждет меня у дома…

— На хрен твоего водителя, — простонала леди, принимаясь лизать мне шею.

К черту рациональный подход. Слишком много времени прошло с тех пор, как мне доставалось что-нибудь большее, чем робкие поцелуи в «Старбаксе». И если сейчас наше случайное знакомство сведется к сексу, я, черт возьми, имею самые дикие и охрененные права на свою долю удовольствий!

Женщина страстно вздохнула, когда мой язык проник между ее зубов и защекотал небо. Ставшие ловкими и проворными руки успевали всюду: дергали пуговицы ее блузки, возились с застежкой бюстгальтера, тискали грудь, пытались проникнуть за пояс слаксов.

— Господи, — хрипло засмеялась она. — Какой ты взрослый… В расцвете мужской силы… Я уже забыла об удовольствиях юности…

Все, что я смог ответить, было глупейшее: