Круча - Валентин Николаевич Астров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да только мужики пока что больше огрызаются и посмеиваются над пионерами.
Часть молодежи на гулянье, неподалеку от фабрики, в орлянку или в лото на деньги режется. И драки еще не перевелись.
— Бывало, у нас каждую неделю рогачи с мамаями дрались, — это ткачи с отделочниками…
— Что слышно о Ленине? — спросила при прощании Феня. — Лучше ли Владимиру Ильичу?
— Говорят, получше стало. Но все еще не встает, не разговаривает.
Май омрачился: 9-го Англия предъявила ультиматум — отозвать советских послов из Ирана и Афганистана. На следующий день в Лозанне русским белогвардейцем убит был советский полпред на международной конференции Воровский.
Советское правительство отклонило наглый ультиматум, подписанный английским министром иностранных дел Керзоном. В Большой театр, на митинг протеста, народный комиссар иностранных дел Чичерин пришел в военной форме. 12 мая по улицам Москвы снова шли огромные толпы. Демонстранты несли на шестах длинноносые чучела в цилиндрах и клетчатых штанах, с надписями: «Долой Керзона!» Ряженые «куклуксклановцы» в белых саванах под улюлюканье и свист проезжали на грузовиках. Грузовик с веселыми комсомольцами тянула по улицам «тройка» — ксендз, поп, фашист…
Английское посольство в Москве охранялось красноармейцами.
С этих дней среди трудящихся начались добровольные сборы средств на постройку военного воздушного флота. В газетах публиковались целые столбцы фамилий тех, кто вносил по червонцу и более и вызывал на такие же взносы своих знакомых. На улицах со стен смотрел всевидящий плакат — боец указывал на прохожего пальцем и спрашивал, что он сделал для обороны отечества.
Глава вторая
1
В июне райком отпустил Лесникову к детям в Еланск, на две недели. Костя поехать с ней не мог, в институте предстояла проверка (или «чистка») состава слушателей.
Проводив Олю на вокзал, он возвращался домой и от крыльца заметил Афонина. Тот шел с Крымского моста, помахивая снятой с головы кепкой.
— Отколе, умная, бредешь ты, голова? — шутя окликнул его Костя.
— Ходил посмотреть будущую выставку.
С весны на обширном пустыре за Москвой-рекой землекопы и плотники выравнивали площадь и возводили деревянные постройки для первой в истории страны Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.
— Молодец ты, Иван Яковлевич! Все мы с ней рядом живем, а сходить взглянуть на нее ты один догадался. Ну, как на выставке, что увидел?
— Да пока ничего особенного, строят помаленьку на бывшей свалке.
В вестибюле Пересветова встретил комендант и сказал:
— Вот, вас дяденька дожидается.
С массивной дубовой скамьи поднялся сухощавый старик, не по летам крепкий, широкий костью. Брюки навыпуск, из-под которых выглядывали голенища сапог, были ему коротковаты, светло-серый пиджачок на нем сидел неловко. Проседь в волосах, острый взгляд, пегая, местами сохранявшая черноту борода делали его похожим на оперного царя Бориса, но в выражении лица не было ничего царственного.
Костя с удивлением узнал Фомича, лавочника из села Варежки, и с неохотой пожал протянутую ему жилистую руку.
— Давненько не видались, Костинтин Андреич! — певуче проговорил Фомич. — Тому, чай, семой аль осьмой годок пошел? Вас и не признать, так выросли! Бывало, к вашему дедушке зайдешь, к батюшке покойному Костинтин Семенычу, чайку попить, а вы за окном с деревенскими ребятишками в лошадки бегаете…
Они поднимались по лестнице, и Фомич в такт своей речи отдавал Косте полупоклоны.
— Побеспокою вас просьбицей, дельце у меня к вам одно. В Москву ехать нужда пришла, к самому Калинину. Дай, думаю, и к Костинтин Андреичу зайду, по старому знакомству!.. У вашей родной сестрицы, Людмилы Андревны, ваш адресок взял. А вы, спасибо, не гордые, вишь, к себе ведете, не заставили старика внизу стоять… Живете-то высоконько! — добавил он, с опаской заглядывая за перила.
Костина младшая сестра Людмила только что окончила среднюю школу и жила с матерью и теткой в родном селе Варежке, Пензенской губернии, работая учительницей в той самой школе, которую посещала ребенком.
— Какое же у вас ко мне дело? — спросил Пересветов, когда пришли к нему и сели на стулья. — Извините, угостить нечем. Жена уехала в отпуск, а я питаюсь в столовой.
Пересветовым как раз в этот день утром отвели просторную комнату на четвертом этаже. Спеша к поезду, они едва успели перенести в нее вещи и сложить в угол, так что комната выглядела сараем. Фомич искоса ее озирал; по-видимому, он ожидал увидеть что-то другое.
— Наслышаны мы в Варежке, — начал он, — что вы в газетах пишете?
— Это я в Еланске в газете работал, — возразил Костя. — В Москве я учусь.
— Ну да, ну да! На самих профессоров учитесь, как же! А газета «Правда» вашу статью печатала?
— «Правда»? Кто вам сказал?
— Сестрица ваша.
— А! Да, прошлой осенью «Правда» поместила одну мою статью. Но что вас интересует, Фомич… простите, имени вашего не вспомню?
— Егор Фомич. Ведь я второй год как в потребительской кооперации продавцом работаю. Свою торговлю давно закрыл… От уездного союза кооперации похвальную грамоту имею. Вот она!
Егор Фомич вынул из грудного кармана и развернул бумагу. Костя кивнул головой, грамоты из рук Фомича не взял.
— Дельце у нас вот какое. В мае месяце в селе Каменке, что рядом с Варежкой, учреждена артель «Прогресс», по производству солода, и нам очень желательно пропечатать о ней в газетах. На основе бывших нарышкинских солодовен; помните, там солодовни были?
— Припоминаю. Зачем же обязательно в газетах печатать?
— Да как же? — Фомич удивился. — Меня председателем выбрали! А как я, стало быть, с похвальной грамотой союза кооперации и старательный образцовый кооператор во главе этого дела…
— Да ведь артель только что создана?
— В мае месяце.
— Значит, хвалить ее еще рано. Еще неизвестно, как она у вас работать будет.
— П р е с с ы я нужна! — убежденно возразил Егор Фомич.
Он даже руку к груди приложил. Костя невольно усмехнулся.
— Пресса будет, когда вы производство солода разовьете. Тогда к вам корреспондент из Пензы сам прикатит или местный селькор в газету про вас напишет.
— Сейчас, непременно сейчас нужна прессыя! — отмахивался Фомич от возражений. — Нам адвокат так сказал. Как вы наш земляк-односельчанин, уж будьте добры, просим вас не сумлеваться: за награждением мы не постоим! И вас и вашу сестричку в Варежке не обидим. А без поддержки прессыи нашу артель Пенза не утверждает.
— Ах, вон оно что! — Костя засмеялся.
— За тем и к Калинину меня послали!
— Знаете, Егор Фомич, вы не по адресу обратились. Я за награждение не пишу. Да в вашем деле я и писать-то о чем не вижу. Адвокат вас, по-моему, обманул. Для
